Когда-то, давно-давно Дух был молод, красив, силен, и не просто силен — могуществен! По всему огромному континенту люди возводили величественные храмы в его честь, несли богатые дары и заваливали ими подножия алтарных камней; Духом восхищались, ему истово поклонялись, его боялись и, со временем, стали задабривать, предлагая жертвы: обильные, частые, кровавые.
А какой же бог не хочет крови?
Пусть некоторые из сонма небожителей и лицемерят, что своих почитателей они и так любят, что им вполне достаточно подношений из еды и всяких мелких драгоценных предметов — но все это неправда. Кровавых жертвоприношений жаждут ВСЕ боги — только их свежей и чистой энергией можно омыть свое дряхлеющее тело и из немощного старика снова превратиться в прекрасного молодого юношу. Чем больше крови — тем сильнее становилось божество, которому предназначалась жертва.
В те времена, такие давние, что и не вспомнить, когда Дух был молод, силен и могуч, он с радостью принимал любые жертвы, но кровавые выделял особо — за них он благодарил.
Люди радовались богатому урожаю, рождению долгожданного наследника, неожиданному выздоровлению от неизлечимой болезни и поистине щедры были их дары молодому и сильному богу — алтарные камни не просыхали от лившейся нескончаемым потоком жертвенной крови. Юношей, не познавших греха любви, самых красивых девственниц и младенцев, родившихся в первый день молодого месяца, свозили к храмам со всех концов континента, а Дух — тогда еще молодой бог — с нетерпением омывался в их крови, неиспорченной плотскими желаниями, наполнял свою Небесную Сферу чистыми, нетронутыми душами и заряжался их энергией.
Он становился еще сильнее, еще могущественнее, еще моложе и прекрасней, а люди могли рассчитывать на его благосклонные милости.
В те времена, такие давние, что и не вспомнить, Дух был одним из самых почитаемых богов и справедливо считал, что бессмертен — ведь боги живы, пока их помнят — молодой прекрасный юноша-небожитель купался во внимании людей, слушал их молитвы, как нежную музыку, награждал за преданность, карал за непочтительность и непослушание. Гневался он редко, но в гневе своем был страшен, как и любой другой бог, поэтому его опасались рассердить, заранее задабривая обильной кровавой жатвой на священных храмовых камнях.
Проходили тысячелетия, бог старел, и потребность в ничем не замутненной детской крови становилась все сильнее и сильнее, жрецы в святилищах едва успевали высушивать лезвия жертвенных ножей; крепкие, закаленные в горниле многих страшных обрядов, они сходили с ума от бесконечных кровавых ритуалов. Специальные отряды храмовых служителей сбивались с ног, разыскивая подходящие жертвы — закосневшие в своем эгоизме люди начали преступно прятать от них детей, и вскоре на алтарном камне уже бились в агонии старики и не раз рожавшие женщины, чья кровь никак не годилась для омолаживающих омовений.
Дух, тогда еще бог, становился слабее и искренне недоумевал: разве не нужен им могущественный покровитель? Разве не понимают они великого назначения очередной жертвы? Разве не боятся они его гнева, не нуждаются больше в его милостях?.. Разве может кто-нибудь из сонма обитателей всех Небесных сфер сравниться с ним по значению и власти?
Размышляя над этими риторическими вопросами, Дух, тогда еще бог, пропустил момент, когда появился этот выскочка — Бог-Защитник.
Никто не понял, откуда он взялся среди старых, заслуженных небожителей со своей глупой, патологической любовью к людям. Он откликался на каждую молитву и постепенно, не напрягаясь, остался один в пространстве Небесных сфер, добившись практически полного крушения власти старых богов.
Кровавые жертвы прекратились и Дух познал старость и забвение. Ему пришлось унизиться перед Защитником, причем буквально — теперь местом его постоянного обитания стала Земля. Дух тихо снизошел в мир людей, подыскал себе удобное место, где можно было отдохнуть от суеты, подумать, где можно было терпеливо переждать тяжелые времена и спокойно подготовить план мести.
Глушь непроходимого леса прекрасно подошла для его пристанища, а искусно вызванное маленькое землетрясение слегка изменило ландшафт местности, превратив ее в ловушку. Склоны впадины окутались плотным туманом, иногда сюда попадали неосторожные люди или животные, а то и целые караваны. Скатываясь по невидимому склону одни из них гибли сразу, другие калечились и в конце концов тоже умирали, а Дух забавлялся, наблюдая, как тщетно пытаются и те, и другие найти выход из тумана, который, с его помощью, никогда не рассеивался — на это не нужно было много энергии.
Рука их бога-Защитника здесь, в его владениях, была бессильна и Дух с удовольствием принимал жертвы, принесенные самому себе.
* * *
Под лучами солнца, туман напоминал сладкую вату, которую продают на ярмарках возле балаганов лицедеев: точно так же искрился мелкими капельками карамельной влаги, словно по всей долине чья-то огромная рука щедро рассыпала бисер. Ватные струи лениво клубились возле стоящих людей, огибали с двух сторон и бесцеремонно просачивались между ними, некоторые, особенно озорные кисельно-молочные течения кружили неторопливым водоворотом вокруг путников, слегка подталкивая их в глубину сверкающего моря бисерных брызг, и две пары ног незаметно для самих себя переступали по влажной невидимой почве.
— Учитель говорил мне, предупреждал!.. Надо было обойти с севера — так дольше, но безопасней!.. Здесь караваны гибнут, пропадают бесследно!.. — проводник размазывал по щекам слезы.
Все-таки, расплакался.
Маг вдруг поймал себя на том, что с интересом рассматривает лицо мальчишки, которое тот до сих пор скрывал под низко надвинутым капюшоном. Семнадцать лет? Ерунда! А где хоть, какая-нибудь растительность на морде? Никаких намеков ни на усы, ни на бороду — скорее всего парню ни разу не приходилось бриться, а значит, лет ему не больше четырнадцати. Как же он сразу не заметил этот нежный овал лица?
Жестокая реальность встала перед магом со всей неумолимой беспощадностью: ему подсунули в проводники неопытного мальчишку из какой-нибудь храмовой школы, небось, выбрали самого способного, чтобы заказчик ничего не заподозрил, не пожалели ребенка, потому что на свою беду он оказался Пожирателем, да и кому нужна жизнь сироты — вот откуда оплата экзаменов Коллегии. Наобещали с три короба, мальчишка и повелся, с радостью ухватившись за такую возможность в четырнадцать лет стать Имперским лоцманом. Что там у него за учитель? Может, наставник-то и подтолкнул его к такому решению?
Они с трудом пережили первый день пути, и теперь вот новое препятствие. Озеро Лесного Духа — суеверие темного безграмотного народа, одна из легенд, а вот, поди ж ты, оказалось правдой. Никто здесь не найдет даже их костей — идеально подстроенное убийство!
Маг постарался взять себя в руки, не хватало еще и ему разрыдаться, как Валенту. Паренек стоял нахохлившись, словно замерзший воробей, до самого подбородка укутанный в пышное белое покрывало. Волосы торчали вихрами на макушке, с ресниц срывались прозрачные капельки и исчезали среди бесчисленного количества своих собратьев, чтобы засверкать под солнцем нивым светом. Время от времени туман взрывался клочьями, закрывая мальчишку прозрачной завесой, и затем медленно оседал, как пена в пивной кружке.
— Сколько тебе лет, Валент? — не выдержал любопытный маг. — Тебе хотя бы четырнадцать исполнилось? Только не ври, что семнадцать.
Мальчишка хлопнул мокрыми ресницами и, по своему обыкновению, угрюмо сдвинув брови, отвел глаза в сторону. Магу стало жаль его: еще бы жить и жить, а уже вычеркнут из всех списков, списан со всех счетов, заранее приговорен к смерти. Расчетливо и хладнокровно. А все из-за того, что сам он не сумел сохранить свое абсолютное инкогнито во вражеском клане.
Паршиво!
Умирать совсем не хочется, но, когда по твоей милости в мясорубку войны попадает ребенок — это совсем нехорошо. Дети не должны воевать — этому мальчику нужно учиться, постигать науки или какое-нибудь ремесло, да демоны сожри этот чертов мир, он только поцеловался вчера в первый раз!
В душе мага бушевало негодование на того, кто подставил Валента и послал на смерть, то есть на себя самого.
— Так что там сказал тебе твой учитель? — маг постарался, чтобы голос звучал уверенно. В конце концов, из них взрослый он один и должен, если не успокоить, то расшевелить пацана, пусть уж лучше злится, может, отвлечется от своих мыслей.
— Мне надо было свериться не по лоции, а по звездам — лоция проходит через озеро, а с севера можно его обойти, — проводник вытер глаза рукавом.
— Ну так чего сопли распустил?! — прикрикнул маг. — Ищи, в какой стороне север!
— Там, — мальчишка махнул рукой в плотную массу белых облаков, непонятным образом спустившихся на землю. Взглянул виновато — как же, подвел своего нанимателя, заблудился.
— Идем!
Маг решительно зашагал в нужную сторону, проводник тут же забежал вперед и перед глазами парня замаячила лохматая макушка. На всякий случай маг придержал мальчишку, ухватив рукой за капюшон куртки, чтобы не потерялся в этой молочной реке, тот вздрогнул, но смолчал — теперь они шли рядом.
Время от времени проводник замедлял шаг и начинал крутить башкой, словно был не уверен в том, что они идут в нужном направлении. Парень-маг ждал, когда тот определится и не выпускал из руки капюшон его куртки, с тревогой наблюдая, как напряженно пацан таращит глаза в белый кисель, словно жеребенок раздувает ноздри, принюхиваясь к запахам, затем он сворачивал с дороги, уводя мага по тропинке, одному ему видимой.
Тропинка змеилась по склону большого оврага, но каким-то необъяснимым образом, пройдя несколько шагов вверх, они снова и снова спускались во влажную глубину тумана. Мальчишка сопел и снова забирал в сторону и вверх, шестым, седьмым или
В комментарии к прошлой главе я писала, когда он еще принимал ее за проводника(мальчика), что он еще и влюбится. Вот он уже
не тронул ее пока она отдыхала, а теперь когда разглядел поближе наверняка изменит свое отношение.Наверное?