Семен Семенович! – тараторила она, увлекая меня на кухню. – Окажите любезность, попробуйте булочек, я только сегодня испекла!
Аромат в коммуналке и впрямь стоял великолепный. Но – странное дело – не видно было никого из соседей и даже детворы. И это вечером, когда все обычно собираются на кухне... Я машинально взял несколько булочек, но уйти не успел. Макаровна вцепилась как утопающий за спасательный круг.
- А давайте я вам уборку в комнате сделаю? Вы же один живете, всегда на работе, знамо дело, некогда. А постирать ничего не нужно? Может, за продуктами сходить?
- Простите, - ошалело пробормотал я, - но я как-нибудь сам справлюсь...
До меня стало доходить, почему все попрятались. Они не знали, что случилось с Макаровной, а я знал. Еле отбившись от навязчивой старушки, я заперся в комнате и стал ждать, когда она угомонится. Наконец, в квартире стало тихо. Я осторожно открыл дверь и прокрался к комнате Петра Петровича. Он открыл, едва я постучал.
- Входите, мой друг, - печально проговорил изобретатель. Глядя на его расстроенное лицо, мне расхотелось произносить обличительную речь, и я коротко спросил:
- Ну, что: видели эффект?
- Видел.
- И?
- УДИРУН явно нуждается в доработке, - кивнул Петр Петрович. – Похоже, блок доброты рассинхронизировался...
- Петр Петрович, - проникновенно сказал я, - я понимаю, что вами движут самые благородные помыслы, но то, что вы сделали с этими людьми... недопустимо. Они стали добрее, но только для вас.
- Для всех! – попытался возразить изобретатель. – Они стали лучше и добрее для всех!
- То-то весь народ у нас по комнатам попрятался! – усмехнулся я. – А Шкварникова теперь любая мелюзга обижает, он за сигаретами для них бегает.
- Простите, не ожидал столь сильного эффекта, - озадаченно произнес Петр Петрович. – Попробую откорректировать блок доброты...
- Нет уж, верните все, как было! – отрезал я.
- Вы предлагаете сделать из УДИРУНА излучатель зла? Этого не будет никогда!
- Тогда я отправляюсь в милицию!
- Я в вас ошибся, - проговорил Петр Петрович. Он взял в руки пульт с длинным черным проводом и что-то в нем нажал. – Вы не очень добрый человек...
Машина загудела. И я понял, что медлить нельзя... Мы сцепились и упали на пол. Почувствовав, что силы оставляют меня, и вселенская доброта вплывает в мой недостойный мозг, я изо всех сил двинул ногой по ножке стола, на котором стоял УДИРУН. Конструкция накренилась и с грохотом рухнула на нас...
- Что вы наделали! - выбираясь из-под обломков, удрученно сказал Петр Петрович. – УДИРУН был делом всей моей жизни!
- Ваша жизнь еще не прожита, - поднимаясь и отряхивая брюки, ответил я. – И вы обязательно придумаете что-нибудь получше. Поймите: добро должно идти изнутри, а не насаждаться насильно. Вот только что теперь делать с Макаровной и Шкварниковым?
- Ничего не делать. Само пройдет, - глядя куда-то в сторону, уныло ответил Петр Петрович.
- Как пройдет? – вновь удивился я.
- Со временем. УДИРУН не меняет человека навсегда, он лишь пробуждает скрытые центры добра, снимает внутренние барьеры, понимаете? Временно. Дня на три примерно.
- Что ж вы раньше не сказали?
- Не хотелось признавать, что аппарат недоработан...
- Дорогой Петр Петрович, - я схватил его за руку и затряс. – Это же счастье, что ваш УДИРУН недоработан! И не надо. Оставьте все, как есть.
Я поглядел на груду металла, проводов и стекла под нашими ногами:
- Я помогу его восстановить. Знаете, я убежден, что все мы добрые - а если забыли или стесняемся доброты, то УДИРУН-2 еще себя проявит. Я уже знаю, где мы его установим...
