суда Божьего не боятся». Он кается, что злословил, говоря о соседе, то и дело избивавшем жену; однажды не пересчитал сразу денег, вырученных за товар, а оказалось, их больше, чем нужно; не сумев найти их владельца, он употребил излишек на богоугодные дела.
Еще два несущественных греха Шапелето использует как предлог прочесть наставление святому отцу, а затем принимается плакать и сообщает, что однажды обругал мать. Видя его искреннее раскаяние, монах верит ему, отпускает все грехи и признает его за святого, предлагая похоронить в своем монастыре.
Слушая из-за стены исповедь Шапелето, братья давятся смехом, заключая, что «ничто не в состоянии исправить порочный его нрав: злодеем прожил всю свою жизнь, злодеем и умирает».
Гроб с телом покойного переносят в монастырскую церковь, где духовник расписывает прихожанам его святость, а когда его хоронят в склепе, туда со всех сторон спешат паломники. Называют его святой Шапелето и «утверждают, что Господь через него явил уже много чудес и продолжает ежедневно являть их всем, кто с верою прибегает к нему».
Анахарсис закончил пересказ. В огромном зале установилась гробовая тишина. Боккаччо подвел черту над «святостью», и сказать было более нечего — вывод напрашивался сам. Осталось провести голосование, и Анахарсис призвал всех подойти к Львиной пасти. Руководить голосованием поручили Торквемаде как особо отличившемуся аскетическим наклонностями, бывшему члену доминиканского ордена, приора монастыря Санта-Крус ла Реал, одного из основных монастырей в Сеговии. Он был духовником кастильской инфанты Изабеллы, способствовал ее возведению на трон и заключению брака с Фердинандом Арагонским, на которого также оказывал огромное влияние. Благодаря суровому и непреклонному характеру, религиозному энтузиазму и богословской начитанности, подчинил своему влиянию даже папу. В 1478 году, по прошению Фердинанда и
Изабеллы, Сикст IV основал в Испании Трибунал священной канцелярии инквизиции, а в 1483 году назначил Торквемаду великим инквизитором. До сих пор спорят, сколько тысяч человек он приговорил к смерти, очищая от грехов, но говорят, что в конце своей жизни он завел охрану в 250 человек и плохо спал по ночам, жертвы ему грезились. И это показательно, ибо тот, кто легко отправляет людей на смерть, сам умирать страшно боится! Вот такая одиозная фигура занялась организацией голосования.
Неудивительно, что все трепетали перед таким грозным судьей и чинно сплошной вереницей двинулись к знаменитой Львиной пасти. Торквемада пытливо всматривается в лица, скрытые в глубоких капюшонах, будто пытаясь угадать намерения каждого. Кто знает, может, он мечтал увидеть свое имя на листочках голосования? Великий инквизитор был слишком честолюбив, ему не давало покоя, что слава о нем начала тускнеть, а в памяти потомков он чаще вставал как часть «черной легенды» Испании, имя его стало нарицательным для обозначения жестокого религиозного фанатика. При жизни он вершил судьбами Испании, сделав ее родоначальницей культурной матрицы Нового света. Но мертвый, уже не мог сжигать, уничтожать, истреблять ни во имя Испании, ни во имя веры, поэтому голосующие поглубже втягивая голову в шею, старались не задерживаться возле зловещей пасти.
Итог голосования поверг всех в ступор. Оказалось, каждый вписал свое имя, нарушив тем самым основную заповедь христианства — люби ближнего, как самого себя... Или придав ей новое звучание? Делать нечего, не запирать же их на ключ как на настоящем конклаве?
Анахарсис и не ожидал другого результата. Посоветовавшись с Торквемадой, он передал Атире пергамент, на котором значились имена победителей и красовалась три подписи: его, Атиры и Торквемады.
На передний план выступила Атира и после небольшой паузы объявила:
— Выход из тупиковой ситуации мог быть лишь один — наше с Анахарсисом волевое решение, которое подтверждено Торквемадой. Не ищите в нем логику и справедливость. Их нет и быть не может, как не может быть «самого-самого» априори. Тем не менее, «самым-самым» из мужчин объявляется отец Сергий, доказательством его святости служит отрубленный им палец, ибо других аргументов нет. «Самой-самой» из женщин объявляется Клара Ассизская, которая любовью «открывает все двери», достучалась и в нашу. Она же первая показала пример неподчинения родителям во имя любви к Богу.
— Постойте, постойте! — выступил на передний план Святой Антоний Великий. — А как же я? Я ведь в заглавии главы, я так надеялся!
Анахарсис наклонился и на ухо Антонию прошептал: «На бога надейся, а сам не плошай».
Желаешь самоутвердиться на неверии?
А что оно тебе дает?
Я могу сказать, что мне дала моя вера.
А что дало тебе твое неверие?
Эта тема опасная, потому что Бога никто не видел.
А представь, что Бог есть? Что тогда будешь делать?
Отрицание Бога и увлечение своими, не исключено, ложными идеями других -
хуже жернова оселского...