Глава 48
СОН ЛЕНЫ И
МИСТЕРИИ АТИРЫ
Тебе, прекрасная, что ныне
Мне в сердце излучает свет,
Бессмертной навсегда святыне
Я шлю бессмертный свой привет.
Шарль Бодлер
Когда Леночка сообщила Ольгерду о том, что он станет отцом, тот почувствовал себя счастливейшим из смертных. Ольгерд и раньше был удивительно нежным супругом, чем вызывал ревность со стороны женской половины компании, теперь же к предмету обожания прибавилось новое чувство — он стал подчеркнуто учтивым и заботливым. Неугомонный Олег, шутки ради, попросил одолжить часть нежности для других дам, за что присутствовавшая здесь же Уцрик отвесила ему дружескую оплеуху, а непредсказуемая Беатрис — дружеский поцелуй. Многие относили такое трепетное отношение к супруге разностью в возрасте, но это было не так. Ольгерд действительно искренне любил Лену. А Леночка, когда все обозначилось, старалась не отставать от друзей и брала на себя любые обязанности, скрывая до поры до времени свое интересное положение. Ольгерд же, как мог, сдерживал ее напористость. Но когда разгорелся скандал, связанный с утверждением мормонов, что Кетцалькоатль и Иешуа — одно и то же лицо, Лена, на удивление всем, предложила Уицрик свои услуги, чтобы разобраться в этом вопросе. На все уговоры Ольгерда не ввязываться в сомнительную тему, Лена категорически настояла на своем:
— Вы все заняты, — говорила неугомонная Леночка Ольгерду, — а я все равно не могу сидеть сложа руки, — и, не долго думая, принялась за изИучение материала.
Скандальное заявлении мормонов о том, что Кетцалькоатль — это тот же Иисус Христос, который имел связь с тамошней богиней матери земли Атирой Грам из племени Пауни и тоже «изгонял» из нее бесов, как когда-то Исса в Вифлееме из Марии Магдалины, вызвало настоящую сенсацию в христианском мире. «Сенсация, она и есть сенсация — подумала Лена, — но, как говорят, дыма без огня не бывает, надо все взвесить и проверить».
Лена углубилась в изучение истории происхождения богини и выяснила, что Атира Грам — «летящая».
— Летящая, летящая, — стала повторять Лена, и перед глазами сама собой проплыла булгаковская Маргарита. Она летела над Москвой и, будто оглянувшись Лене вслед, улетела в никуда... Лена так и ахнула: Атира Грам — это Маргарита наоборот! Леночку подбросило в кресле. Первая мысль, которая пришла в голову, — немедленно рассказать обо всем Анахарсису, она даже сорвалась бежать, но, поразмыслив, решила не пороть горячку. «Ну нет, — подумала она, — надо самой сначала разобраться, а то Анахарсис засмеет меня, чего доброго. — И она тут же представила себе громогласный смех скифа. — И Ольгерду тоже пока не стоит говорить, воздержусь. Но Булгаков каков! Ну и хитрец, так мастерски спрятать Богиню Земли из племени Пауни в свой роман! Я всегда говорила, что Маргарита не может быть обыкновенной женщиной, в ней есть тайна. Интересно, что скрыто за этой тайной?»
Леночке сделалось даже как-то не по себе, а ночью приснился сон, который ее взбудоражил и который она постеснялась сразу рассказать Ольгерду. Но сновидения стали навязчиво повторяться, и уже на третий день, когда они с Ольгердом сидели у пылающего камина, Леночка не выдержала. Укутавшись пледом, немного смущаясь, она попросила выслушать ее, заранее прося прощения за ахинею, которая ей снится вот уже несколько ночей подряд, будто ей кто-то хочет что-то рассказать, разъяснить.
Ольгерд встревожился, но тут же приписал это ее интересному положению и стал успокаивать: «Дорогая, тебе не стоит тревожиться, это всего лишь сон. Я же просил тебя не ввязываться в эту историю, ты очень впечатлительна, к тому же в твоем положении лишние волнения ни к чему».
— Родной, ты как всегда прав. Но эта история меня зацепила, я не могу оставить ее, пока не выясню все до конца.
— Ты имеешь в виду Кетцалькоатля и Иешуа?
— Да, и не только.
— И все упирается в сон? — попытался превратить все в шутку Ольгерд, обнимая Леночку. — Может, тебе такое снится после наших романтических вечеров?
Леночка собралась с духом и выпалила:
— Вот именно, это мне и снится, только я во сне Атира, а ты Кетцалькоатль.
— Как, мы с тобой занимаемся любовью как боги? Ну и ну! — присвистнул Ольгерд. — Теперь я от тебя не отстану, пока не услышу все. Хотя, золотце мое, ты для меня всегда была, есть и будешь богиней, самой любимой и самой прекрасной. Надеюсь, я тоже оказался на божественной высоте?
— Да, если бы ты видел себя со стороны, боги бы позавидовали, — поддержала шутливый тон Лена, но потом добавила уже серьезным тоном: — А волнения будут, это я тебе обещаю, но позже. И скорее у тебя, чем у меня, вот слушай. Я, как наяву, видела Уицрик на ступенях римского дворца в тунике императора Аврелия с короной на голове, она предлагала Анахарсису отправить Маргариту из Юкатана в Вифлеем.
— В Вифлеем? — улыбнулся Ольгерд и, взволнованный близостью Леночки, принялся целовать ее все более страстно, но Лена увернулась и решительно отстранилась:
— Подожди, выслушай же меня, это все очень серьезно.
— Слушаю, — промолвил Ольгерд, продолжая, — что за Маргарита?
— Булгаковская! Прочитай Маргарита справа налево...
— Атираграм...
— Это и есть Богиня матери-земли из племени Пауни, подруга Анахарсиса — Атира!
Ольгерда эти слова настолько ошарашили, что он мгновенно забыл о поцелуях.
— Невероятно, я потрясен. Леночка, это же открытие! Ты уже говорила об этом Анахарсису?
— Нет, не говорила. Во сне я поняла, что ее собираются послать в Вифлеем для того, чтобы она на месте выяснила, что может связывать Кетцалькоатля с Иешуа и кем на самом деле была Мария-Магдалина. А кроме того, как корреспондируются эти персонажи между собой, коль Библия представляет их в виде святых.
— Постой, но Кетцалькоатль не фигурирует в Библии, хотя у мормонов, кажется, да!
— Вот в том-то и дело, что не фигурирует! А может, Мария Магдалина — не Магдалина вовсе, а Маргарита! Или, еще чего доброго, Атира Грам, которую Михаил Булгаков спрятал в своем бессмертном романе! Споры о том, кто такая Мария Магдалина, не прекращаются и по сей день. В Средневековье, например, ее вообще представляли Марией Египетской. Согласно другой легенде, у Марии и Иисуса была интимная связь и даже общий ребенок. Сомневаться не приходится лишь в одном: что так называемый «Сын божий» и Мария Магдалина, она же Маргарита, она же Атира Грам, которая и была женой Кетцалькоатля, были близки по духу.
Но бытуют и другие мнения: одни считают, что Мария из Магдалы святая, другие — что это блудница с массой болезней, которые она приобрела, как женщина древней профессии.
Леночка приостановилась, сделала паузу, а затем еще с большим азартом стала рассказывать, но вдруг она почувствовала головокружение и приступ головной боли.
— Может, дорогая, не стоит вдаваться в подробности, чтобы не волноваться лишний раз?
— Нет, что ты, все в норме... Но только вот в ушах у меня...
— У тебя?
— Да-да, у меня. Атира была во мне... Еще не выветрилась из ушей музыка, которую я слушала, как стала подниматься по мраморной лестнице, и мне казалось, что меня кто-то несет. Я не ощущала прикосновений, но обволакивающая легкость исходила как-бы изнутри и передавалась по всему телу вплоть до кончиков волос. Все, что происходило потом, не укладывалось в рамки обыденного, а только необъяснимо напоминало прошлое, прошлое которое не забывается...
— Да, золотце, прошлое не забывается, только я не понял, ты рассказываешь сон или...
— Я не знаю, все так смешалось, не могу понять, где кончается сон и начинается явь. Я ощущала, что меня поддерживает Кетцалькоатль.
Ольгерд не на шутку встревожился, он смотрел на Лену, и ему казалось, что та начала грезить. Лена тем временем продолжала:
— Мраморная лестница, по которой я поднималась и которая привела меня в восторг, вдруг оборвалась, да так внезапно, что я чуть было не шагнула в никуда: передо мной открылись необозримые дали. Я сильно испугалась, а когда пришла в себя, стала различать пейзажи, цветы, вулканы и даже скачущую в серой дымке пару лошадей, которая мчалась во весь опор, радуясь простору. Прошлое плансцинировалось мне на лестнице, контурно проявился Кетцалькоатль, а он просто так не мог появиться. На то были, видимо, веские причины. Последний раз мы виделись с ним в Теночтитлане, когда Кортес хитростью завоевал и разграбил город, а затем и лишил жизни Монтесуму...
Ольгерд слушал и все больше убеждался, что Лена на самом деле принимает себя за Атиру. Он стал убеждать ее, что это всего лишь сон, но Лена смотрела куда-то невидящим взором и отрешенно продолжала:
— Да, я знаю, это сон... Не мешай... Мое внимание привлекла бабочка, которая сидела у зеркала и любовалась собой... Я стала рассматривать себя в зазеркалье... Он, судя по всему, не знает, какая я на самом деле... Но как мне дорого его мнение!..
— Чье? — удивился Ольгерд.
Но Лена уже не слышала его, она продолжала грезить:
— ...И вдруг передо мной открылись просторы: необозримое озеро, и я лебедем поплыла навстречу неизвестному, которое, я знала, останется по общему нашему согласию между нами... Я все поняла... Это уже не слегка... Это серьезно... И все необычно призрачно стало покрываться туманом. Зазеркалье обнулилось, мы оказались с тобой на берегу возле пальмы, ты меня ласкал, был во мне, и тут я проснулась.
Ольгерд прижал ее и стал снова целовать. Лена будто очнулась и спросила растеряно:
— Ольгерд? Боже мой, что со мной было, голова кружится...
— Ничего, солнышко, просто, ты слишком эмоционально восприняла сон, который тебе пригрезился, давай прекращать, меня тревожит твое состояние. Я запрещаю тебе заниматься этой чепухой. Тем более, нет ничего проще, чем спросить обо всем саму Атиру. К чему эти тайны? Необходимо обязательно рассказать все Уицрик.
Уже утром, за легким завтраком и чашкой кофе, Лена стала опять вспоминать сон, который ее не отпускал. Ей хотелось плансцинировать грезы от действительности, но перед глазами все время всплывало озеро, где ее ждал лебедь и булгаковская Маргарита — Атира Грам. И все заканчивалось, когда она достигала края лестниц, у разверзшейся пустоты сон обрывался. Лена измучилась этим неведением, ей хотелось, наконец, заглянуть за пустоту: что она скрывала от нее, зачем сон повторялся и обрывался на этом месте? «Так можно сойти с ума», — подумала она. На вопрос Ольгерда, как прошла ночь, она попыталась что-то ответить, но обрывки того же сна вертелись в голове, а вслух произнести то, о чем она подумала, Лена, испугавшись, не решилась. Когда он спросил ее, все ли в порядке, она кивнула, что да, и даже изобразила улыбку. Ольгерд успокоился и, поцеловав, оставил ее одну. Леночка же решила пойти к Уицрик.
Когда Леночка зашла в кабинет, там уже собралась вся компания. Ей сразу бросилось в глаза, что Ольгерд рассказывал о ее сне и все наперебой стараются определиться, что бы это значило. Ей даже показалось, что Ольгерд преподносит ее сон в полушутливом тоне, в то время как все остальные, наоборот, предлагают прибегнуть к конкретным мерам для отправки кого-то в прошлое. И когда речь зашла об Атире, вмешался Анахарсис и голосом, не терпящим возражения, заявил: «Я беру эту миссию на себя».
И в этот момент все услышали голос Лены, которую до этого никто не
48. Поняли ли собственно знаменитую историю, которая помещена в начале Библии, — историю об адском страхе Бога перед наукой?.. Ее не поняли. Эта жреческая книга par excellence начинается, как и следовало ожидать, великим внутренним затруднением жреца: он имеет только одну великую опасность, следовательно, Бог имеет только одну великую опасность. —
Ветхий Бог, «дух» всецело, настоящий верховный жрец, истинное совершенство, прогуливается в своем саду: беда только, что он скучает. Против скуки даже и боги борются тщетно. Что же он делает? Он изобретает человека: человек занимателен... Но что это? и человек также скучает. Безгранично милосердие Божье к тому единственному бедствию, от которого не свободен ни один рай: Бог тотчас же создал еще и других животных. Первый промах Бога: человек не нашел животных занимательными, — он возгосподствовал над ними, он не пожелал быть «животным». — Вследствие этого Бог создал женщину. И действительно, со скукой было покончено, — но с другим еще нет! Женщина была вторым промахом Бога. — «Женщина по своему существу змея, Heva», — это знает всякий жрец; «от женщины происходит в мире всякое несчастье», — это также знает всякий жрец. «Следовательно, от нее идет и наука»... Только через женщину человек научился вкушать от древа познания. — Что же случилось? Ветхого Бога охватил адский страх. Сам человек сделался величайшим промахом Бога, он создал в нем себе соперника: наука делает равным Богу, — приходит конец жрецам и богам, когда человек начинает познавать науку! — Мораль: наука есть нечто запрещенное само по себе, она одна запрещена. Наука — это первый грех, зерно всех грехов, первородный грех. Только это одно и есть мораль. — «Ты не должен познавать»; остальное все вытекает из этого. — Адский страх не препятствует Богу быть благоразумным. Как защищаться от науки? — это сделалось надолго его главной проблемой. Ответ: прочь человека из рая! Счастье, праздность наводит на мысли — все мысли суть скверные мысли... Человек не должен думать. — И «жрец в себе» изобретает нужду, смерть, беременность с ее опасностью для жизни, всякого рода бедствия, старость, тяготу жизни, а прежде всего болезнь — все верные средства в борьбе с наукой! Нужда не позволяет человеку думать... И все-таки! ужасно! Дело познания воздвигается, возвышаясь до небес, затемняя богов, — что делать? — Ветхий Бог изобретает войну, он разъединяет народы, он делает так, что люди взаимно истребляют друг друга (— жрецам всегда была необходима война...). Война наряду с другим — великая помеха науке! — Невероятно! Познание, эмансипация от жреца даже возрастает, несмотря на войну. — И вот последнее решение приходит ветхому Богу: «человек познал науку, — ничто не помогает, нужно его утопить!»...
Фридрих Ницше. «Антихристианин. Проклятие христианству»