возбуждает аппетит. Действительно, стоит ему чуть-чуть разогнаться, многие, очень многие пассажиры начинают – несколько даже суетливо – доставать свёртки и пакеты с холодными котлетами, крутыми яйцами, варёными или жареными курами, помидорами-огурцами по сезону, сырниками… Чаю от проводника не дожидаются – в запасе есть что-нибудь вроде “Пепси”, нарзана или совсем уж простодушного лимонада. Кое у кого возникает и пиво. (Кое у кого – именно только для начала, “для рывка”) Легкомысленные одиночки без запасов добредают, преодолев гремящие переходы, до вагона-ресторана, где выясняется обычно, что запускать туда начнут, ввиду сложных технологических причин, никак не раньше, чем через час-другой. Впрочем, почти всегда их приглашают на трапезу более предусмотрительные соседи. Но и ресторан, конечно, ещё ждёт впереди…
Всё это я коротко изложил попутчику, доставая свой увесистый целлофановый пакет.
- Условный рефлекс. Собака Павлова это хорошо объяснила, - согласился он и тоже начал рыться в пакете, пожалуй, даже поувесистей моего. – Вы как к пиву относитесь?
Меня, что называется, озарило. Я понял нужную манеру ответа и вообще дальнейшей беседы. Щеголять “общим языком” в данном случае оказывалось ненужным и даже вредным… Потом объясню соображения подробней. Только – по-честному предупреждаю! – не раньше третьей части. Так, стало быть, надо в интересах повествования…
- А у меня, между прочим, лещ имеется! - заявил я по-простому. И действительно достал великолепного, истекающего жиром леща. У соседа в пакете оказалась двух-с-половиной-литровая баклажка недурного пива. Возник и копчёный куриный окорочок, вечная краса привокзальных буфетов. Мы приступили к пиву, пощипывая пока леща и поглядывая в завораживающее окно.
- Живёте там? – я назвал город, куда ехал попутчик.
- Да нет, по делу…
Он посмотрел на меня, как бы прикидывая, стоит ли передо мной изливаться. Ведом, ведом мне был этот взгляд!.. Я помалкивал, ожидая.
- Знакомились когда-нибудь по объявлению? – наконец заговорил он, всё-таки еще тушуясь. – Кстати, давайте уж на “ты”, хоть и с пивом. А то как-то неудобно…
- Рояль в кустах! - я вынул из своего пакета бутылку честной, не очень дорогой, но проверенной водки. – Может, по двадцать грамм, за знакомство?
- Очень вовремя! – сосед достал пластмассовые стаканчики. Я разлил – ну, не по двадцать, но не более чем по пятьдесят. Мы представились друг другу, выпили, пожевали окорочок…
Он на глазах оживился и посмелел.
- Давай уж ещё, вдогонку! – предложил я. Говорю же, водка была проверенная. А меня лично после качественного напитка всю жизнь тянуло поболтать. Вот если уж насупливался и мрачнел, значит, точно – какая-нибудь гадость! Кажется, похоже реагировал и сосед…
- Хорошо! – совсем повеселел он. – Ты про эффект “вагонного попутчика” слыхал?
- Ну, как сказать… - промямлил я. Тут он мне всё подробно и разъяснил. И даже с примерами из жизни и из истории. Конечно, ему нужен был разгон…
- Только я издалека, ладно? – всё-таки еще робея, спросил он. Я кивнул.
- В первый раз я женился через четыре месяца после армии, - кинулся он, как в омут, и уж до конца почти не прерывался. – Не успел паспорт получить, как заявление подали. Тут вот какое дело. Она была влюблена в меня ещё раньше, со школы. А я к ней совершенно ровно дышал. Ну, до фонаря она мне была, как говорится. Но вот ведь!.. На проводы пришла, письма начала писать чуть не каждый день. Приехала навестить, когда я ещё в “карантине” был, до присяги. На КПП тогда дали вместе посидеть… Потом я в Москву в отпуск приехал. Ничего, кстати, тогда не вышло, как ни старался. Она была вполне неопытна. А мне тоже книжного опыта не хватило, чтобы толково инициативу проявить. У меня ведь до этого только один раз случилось – за несколько дней перед армией. По пьянке, с какой-то тоже пьяненькой. Старше меня, конечно, лет на пятнадцать. И инициативы у неё было в достатке. Я потом три дня ходил, к себе прислушивался – всё триппера боялся…
Ну, наконец она ко мне в армию приехала. Я уже на втором году был, выпросил увольнение на двадцать четыре часа. Тут кое-что вроде бы получилось… Но главное – письма, письма! До сих пор ведь храню, не знаю уж, как она. И так, в общем, стало выходить, что мне именно она и нужна. А она ещё что сделала: месяца за два перед моим дембилем* от родителей ушла, комнату сняла… Я сначала к ней в комнату и приехал из аэропорта – на первые сутки, а потом уж домой… Но на самом-то деле не нужна она мне была, Господи! Ну, напрочь не нужна. Уж на что был невинен, только книжки разные читывал, а и то понимал: не хочу я её совсем, не подходит мне ничего: ни кожа её, ни запах, ничего! Вот друзьями бы я с ней остался с удовольствием. Она “человечек хороший” была – это мне так потом её бывшая училка говорила, они дружили...
А получалось так. Я от неё ухожу вечером – она рыдает. Родители заявляют: “У нас тебе не гостиница! Чтоб в одиннадцать был дома!..” О чём они думали, до сих пор не понимаю. Всё-таки парню двадцать лет, из армии только что пришёл… Нет, я знаю, что они категорически против этого брака возражали. Как и её родители тоже, только те послабее характером вышли, смирились скоро. Дело в том, что она еврейкой оказалась. Мне-то было как раз на это наплевать, а вот мои предки – прямо на стенку лезли, доказывали, что меня просто ловят во всяких гнусных сионистских целях. Помню, я заявлял отцу: “Мол, как же ты, член партии, можешь быть антисемитом?” Он на меня такими дикими глазами смотрел… Мне вот сейчас, через столько лет, его задним числом даже жалко. Он, наверное, чувствовал, что мы не пара, только по-другому объяснить не умел… А тогда я, конечно, выпендривался. Но сам-то жениться не хотел – до ужаса. Если бы можно было как-нибудь так, потрахаться с ней недолго, пока знакомствами не обзаведусь, потом всё это в дружбу перевести… А так вот и не выходило! Я даже вроде однажды решился – на Новый Год всё ей выскажу, и делу конец. И матери об этом заранее сообщил, чтоб не приставала больше. Она тут же побежала в магазин к знакомой продавщице и купила (достала!) мне – как сейчас помню! – джинсовый материал на модный костюм… Смешная деталь, правда?
Я молча налил, мы выпили (пиво-то мы прихлёбывали постоянно), и он продолжил:
- Да, а на Новый Год (у её замужней двоюродной сестры праздновали, в большой студенческой компании) я ей всё и высказал. Она в слёзы. Я её в съёмную комнату на такси отвёз. Ну, она мне и показала!.. Так сказать, продемонстрировала… То раньше
_________________________________________________________
*Утверждаю, что правильно именно так, поскольку является усечением от «демобилизация». Безуспешно пытался доказать это ещё в армии, но здесь уж – своя рука владыка. И не мелочь это вовсе! Чувство языка страдает… Как, между прочим, и в случае с безвинно (и безграмотно!) ущемлённой в правах буквой «Ё». – А.В.
была, честное слово, какое-то бревно задумчивое, а тут – и стоны, и крики, и, так сказать, телодвижения… Потом, позже, я со злостью, бывало, думал: “Ведь, стало быть, знаешь, что это такое, значит, можешь себя раскрутить или для начала хотя бы притвориться?!" Я ведь потом по сорок минут, как по науке, ей эти самые эрогенные зоны щекотал! И сам акт задерживал до изнеможения. А она в конце скажет тихонько: “Ах!”, и всё. Нет, я тоже особо не дорожу мятежным наслажденьем, но отдача-то, какая-никакая, нужна. А то ведь и не в радость…
Но это после, потом. А тогда я сломался. Днём, тайком от родителей, перевёз шмотки к ней в комнату. Мне так легче было, чем этот нажим с двух сторон выносить. Даже не то чтобы легче, а просто уже совсем не мог жить нормально.
Попробуй, когда на тебя из любого угла смотрят умоляюще: мол, ну что ты решил?..
Я, когда женился, думал про себя: “Поживу три месяца, составлю счастье и разведусь…” Ей-Богу, так именно и думал! А прожил семь лет с некоторыми перерывами, дочке уж сейчас… - он махнул рукой, потаращился бездумно в окно, закурил.
- В общем, я так скажу, - заявил он после недолгого молчания. – Жениться без любви – это грех страшный. Больший, чем увлечь и не жениться, честное слово. Во втором случае – ну что ж, погорюет и вылечится. Только закалится на будущее. А когда без любви – личность разрушается. То есть даже две личности. И у того или той, кто не любит, и у той или того, кого не любят… И, Боже мой, как же я тогда хотел её полюбить! Как себя накручивал! Стихи, между прочим, сочинял… И всё равно – постоянно думал, искал: с кем бы и как бы перепихнуться. Как бы себя посвободней, порадостней почувствовать. Ну, мне же двадцать с небольшим было всего-то! Что ж мне, бром пить, что ли, или вообще яйца отрезать? А с ней мне хотелось всё меньше и всё, так сказать, халтурней. Надоедать мне эта унылая возня стала… Ну, тут она, как водится, забеременела. Первый-то раз гомеопатия помогла – до сих пор набор помню: туя, апис, пульсателла, сенецио, сам в аптеке покупал. А во второй раз уже шиш! Наверное, действительно такая ей пора пришла, что хоть портками потряси!.. Ну-с, все вопросы на время и отпали. Вернее, попрятались, на дно ушли… Стал уже подумывать: стерпится, мол, слюбится. Хрена с два!.. Тут такой нюанс интересный. Я ведь привязываться начал к ней именно по письмам. То есть духовное родство обнаружилось. А вот чем дольше я с ней жил, тем быстрее это духовное родство куда-то улетучивалось. Она меня раздражать стала не только тем, что, скажем, у неё частенько изо рта попахивало – и не зубы, она к стоматологу ходила, проверяла, а что-то внутреннее, желудочное… Меня сам её подход к жизни утомлял. Она, например, очень любила, как бы это сказать, - потреблять культуру. Музеи, концерты, всякие там Владимиры и Суздали – это святое! Да ничего я против не имел ни музеев, ни разнообразных поездок, но к чему так суетливо? Зачем так часто? Чтобы только отметиться: мол, были мы на Тёрнере; конечно, мол, альбомы представления не дают… Или там: “а вы помните Поганкины палаты? Какая дивная перекличка с западным средневековьем!”… Правда, это о Пскове, а не о Владимире, но всё равно до сих пор ненавижу. Не палаты, конечно, а вот эти разговоры, тон этот блядско-интеллигентский. Будь я какой-нибудь слесарь Вася, я за один этот тон сразу бы в морду давал… Вот, знаешь, я заметил: кто любит футбол смотреть, те к любителям, например, балета относятся с уважением. Непонятно, мол, но, видно, для шибко умных. А вот любители балета футбол, как правило, презирают. Дескать, плебейство. Вот они-то вшивая интеллигенция и есть! Которой у нормального человека руки чешутся – в морду дать. Это и выходит настоящая, глубинная ограниченность, и никакими дипломами её не вышибешь, а только усугубишь! Верно говорится: университет развивает все способности, в том числе и глупость… Я сам никогда ни футбола, ни балета не любил. Так уж жизнь сложилась. Но я и не презирал никого за это! А в последние годы начал, между прочим, в футболе красоту находить. Когда классные команды играют… Может, и до балета ещё дело дойдёт. Ну и что, развитие вкуса – дело житейское. А вот такое потребление искусства, неутомимое его пожирание, по-моему, как раз внутреннюю пустоту и скрывает… Я до этого со своей первой довольно быстро и додумался. И совсем с ней
