обязательно и зарядку делаю, специальный комплекс, и ещё бегаю по утрам километра по два-три. И мне в голову засело, что Светка тоже должна со мной бегать! А для неё, как потом выяснилось, это было хуже пытки. Ну не привыкла она с детства к зарядке, утренней пробежке, холодной воде! Что ж теперь?! – А я наслаждался! Выбежим мы в лес (дочка утром отлично спала, можно было вполне на полчасика её одну оставлять и ни о чем не беспокоиться), я Светку пущу вперёд, а сам, значит, сзади. А у неё спортивный костюм такой был, очень талию обозначал и бёдра. Я её называл тогда почему-то «колокольчик»… Бегу и смотрю на неё, и опять – предвкушаю… Как-то я случайно наткнулся на Светкино письмо к лучшей подруге – та далеко жила. Письмо было не закончено, но одно место меня там уязвило: «Иногда бывает очень тяжело, всё давит…» Ух, как я тогда обиделся! Именно обиделся. Я, мол, всё для тебя и для дочки сделал, и деньги, между прочим, хорошие приношу, и все условия, а тебе тяжело?! Высказал, конечно, не сдержался…
Ну, а когда на следующий год осенью всё-таки в Москву вернулись (она настояла), опять и ревность началась, и ещё поизощрённей. Как назло, по телевизору подряд несколько фильмов показали с этим её киноактёром. И фильмы очень неплохие, и актёр, говорю же, мне самому нравился, но смотреть их без всяких замечаний и выяснения нюансов я уже не мог. Да что актёр! Господи, я к песне, совершенно уж невинной, ревновал! Знаешь такую: «Среди миров, в мерцании светил, одной звезды я повторяю имя. Не потому, что б я её любил, а потому, что мне темно с другими» Главное, мне из всех стихов Анненского, пожалуй, только это и нравится по-настоящему… Светка рассказывала когда-то, что Махлин гитарой владел (а я нет!). И вот мне вздумалось: Махлин эту песню ей пел! Смысл, дескать, очень подходит к их отношениям. И ведь Светка никогда ничего такого не говорила. Это уж я сам допёр… Поехали мы как-то в Крым, наведались в бухту Ласпи, где «Человека-амфибию» снимали. Светка очень туда хотела, потому что когда-то была там с подружкой и её давним любовником и ей понравилось. И она об этом снова вспомнила, только из автобуса вышли. У меня форменная истерика случилась, когда я представил, как эту подружку хахаль её, который жениться на ней лет уж десять не соберётся, где-нибудь в кустах трахает. И, значит, Светку тоже вполне мог кто-нибудь здесь трахать! И где угодно ещё. Я тогда арбуз об землю разбил, хороший, сочный… В общем, как теперь понимаю, ревновал я Светку именно в целом. По большому, так сказать, счёту. Ко всей её прошлой жизни свободной и одинокой женщины. А началось-то всё с её «деталей», будь они прокляты!.. Пошли в купе обратно, надоело здесь, ходят туда-сюда...
Мы вернулись, исполнили привычный питейный ритуал, помолчали.
- Может, не стоит тебе всё это ворошить? – осторожно предложил я. – Нервы не железные…
- Нет, нет, я уж до конца! – твёрдо заявил он. – Когда ещё случится так… Вот после Крыма-то она и стала всё чаще убегать от меня к родителям, теперь уж вместе с дочкой. Я домой прихожу, а их нет. И записка: «Не хочу больше быть гадиной»… Ну, это правда. Я иногда не выдерживал, обзывал её по-разному, когда мне особенно ясно мерещилось, что она опять сейчас не со мной…
Тут он и высказался о пропасти, в которую летел весь его мир… Дальше всё развивалось вполне предсказуемо. В последний год жена его практически жила уже у родителей, только иногда поддаваясь уговорам вернуться… – теперь уж не вернуться, а так, навестить. Не каждое свидание кончалось его истерикой, но он настаивал на том, чтобы они соединились опять, она уклонялась, и истерика всё-таки происходила рано или поздно…
- У Светки были проблемы с позвоночником, что-то вроде остеохондроза, - вещал он, точно как глухарь на току. – …Нужно было периодически разминать. А я случайно познакомился с одним настоящим, дипломированным массажистом. Ну и договорились. Светка являлась от родителей ко мне, он тоже, я оставлял деньги за массаж и отправлялся по делам. И вот, раза через три, решил я приготовить своё фирменное блюдо – рыбу тушёную с луком, майонезом и молоком. Получалось у меня это всегда очень вкусно, только есть предпочтительней было, когда блюдо уже постоит, остынет, пропитается, как следует. Тайно приготовил ещё и бутылку хорошего (очень хорошего!) коньяка. Попросил Светку меня дождаться и ушёл часа на два. А когда пришёл, никого нет, рыба наполовину съедена, а от неё записка: дескать, извини, ждать не могла. И, главное, чайник почти горячий! Значит, они после массажа (это двадцать – тридцать минут максимум, я знал) ели рыбу, пили чай… Значит, они пробыли здесь ещё часа полтора!.. Понятное дело, я сразу сообразил – зачем. Привык, понимаешь, к таким логическим упражнениям… Массажист, мол, парень молодой, да к тому же у неё и раньше проявлялись симпатии ко всяким физкультурникам – всё одно к одному сходится!.. Ну-с, сначала я не звонил. Сидел, пил этот самый припрятанный коньяк, страдал. Потом, конечно, не удержался. Ей-Богу, хотел хорошо, душевно поговорить, но меня к тому времени уже Светкин голос сам по себе дразнил. Слишком уж он, как мне казалось, был у неё спокойным всегда. Всегда, всегда был спокойным! Как, не знаю, как у врача, наверное, разговаривающего с психом! А по моему тогдашнему разумению, она должна была тоже волноваться, если я волнуюсь. Если чувствовала ко мне что-нибудь…
В общем, он наорал на неё по телефону. Ещё посидел, допил коньяк и понял, что должен немедленно бежать туда, к ней. Он, кстати, и дочку уже недели две не видел… Он рассказывал, а я опять представлял себе всё так реально, как будто это было со мной. Потому что и со мной, и со мной, так – если откинуть несущественные детали – бывало!..
…Он ворвался в подъезд, влетел на третий этаж и стал жать на звонок. Открыла тёща, но в квартиру не пустила. Он всё-таки не готов был, несмотря на коньяк, просто отодвинуть её. Попросил, чтобы Светка вышла вместе с дочкой. Тёща сообщила, что Светка выйти не может, и закрылась. Он снова давил и давил на звонок, пока не подошёл теперь уже тесть. Разговаривали они через дверь.
- Ступай домой, - сказал тесть, между прочим, достаточно мягко. – Выспись, как следует, тогда и приходи…
И удалился в глубину квартиры. Тут он сообразил ещё один, и, как ему показалось, действенный способ выманить Светку наружу. Он начал орать, без слов и без смысла, просто орать, как, наверное, орут от боли, если режут, не дав наркоза. И несколько здоровых санитаров держат за руки, прижимают к операционному столу, не позволяют уйти из-под ножа…
Санитаров не было, а вот соседи проявились. Из квартиры напротив, с лестницы снизу и сверху возникли чьи-то вопросительные и возмущенные головы. «Милицию надо!» - расслышал он и принял свои адекватные (или, напротив, асимметричные?) меры. Он прижался спиной к стене, расставил ноги поупористей и обмотал меховой шапкой кулак правой руки. Чтобы, значит, дорого продать свою свободу…
Впрочем, Бог хранил его на этот раз. Совсем скоро хлопнула дверь подъезда и он услышал поднимающиеся шаги. Успел заметить про себя, что шаги ментов почему-то сразу можно отличить от всех других. Какая-то в них есть привычная, даже с ленцой, кондовая основательность. Будто гвозди вбивают каблуками и знают при этом, что в своём праве… Впрочем, говорю же, в тот вечер он ходил под Богом. Старший мент, не обращая решительно никакого внимания на его стойку, спросил только:
- Чего буянишь?
Он сбивчиво объяснил, что хочет переговорить с женой и увидеть ребёнка.
- Всего-то? – Мент уверенно позвонил в дверь, и ему тут же открыли. Через пять секунд, не больше, на лестницу вышла Светка. Он сразу успокоился, остыл. Они сошли вниз на один пролёт и коротко переговорили. Светка обещала завтра обязательно зайти...
- А дочка, говорят, спит уже, - сообщил мент. – Да и верно, вроде пора… Давай-ка и ты домой … Или нет, погоди, мы тебя сами на машине отвезём, чтобы чего опять не вышло…
Хоть он и отнекивался, уверяя, что пешком до его дома совсем близко, а на машине надо разворачиваться под мостом, менты усадили его в свой «Жигулёнок» (тогда они ещё ездили на «Жигулятах») – и доставили до подъезда…
- Знаешь, мне никто почти не верил, что с ментами так обошлось, - отвлёкся он. – Ни денег не взяли, ничего… Я ещё потом шутил: мол, казённого бензина не пожалели…
- Везёт тебе просто! – жестковато отрезал я, уже потихоньку готовя свой ответный рассказ на предмет всяких параллелей и перекличек…
Вся эта идиллия тянулась у них ещё примерно с полгода. Возникали и новые моменты, и тоже, известное дело, волнующие. Однажды, например, он вознамерился погулять с дочкой в выходной. Жена (ещё жена!) была не против. Вообще после той сцены в подъезде она явно старалась его сильно не раздражать. Только приходила всё реже… Ну, стало быть, погулял он, сдал дочку тёще (Светка якобы куда-то ушла) И почти сразу обнаружил, что забыл в кармане дочкины варежки – начиналась уже весна, и той в них стало жарко. Он вернулся. Дверь открыла Светка! Причём чётко встала в проёме. Но и тут он ничего не заподозрил, просто отдал варежки. Но уже через мгновение – только дверь захлопнулась! – его, естественно, ошпарило омерзительной догадкой! Он затаился на пролёт выше и совсем скоро смог увидеть, как из квартиры выходит невысокий усатый парень. Очень, кстати, невзрачный. Он, конечно, пошёл за ним, цепенея от ярости, и прижал к стенке в подворотне.
- Ты кто? – спросил он, уже держа парня за ворот. – Что там делал?
- Художник я! – перепугано пробормотал тот. – Мы со Светланой эскизы кафе готовим…
Парень явно не годился на роль хахаля. Он и ростом-то был ниже Светки, и, самое главное, не исходил от него дух наглого победительного самца. Так что с ним тоже обошлось…
Потом был ещё день, когда он приплёлся малотрезвым. И его почему-то впустили, и Светка даже сидела с ним на кухне, где он полунарочно-полунечаянно разлил по столу кофе. Тем не менее, его оставили ночевать! Правда, одного в комнате. Но ранним утром (ещё все спали) Светка вошла в комнату, а он откинул одеяло, и она подняла халат и села сверху. И, уже темнея глазами, откинувшись на руки, успела шепнуть: «Не уходи. Сегодня можно» Это был ещё не последний, а только их предпоследний раз…
А летом начались поездки Светки в Рузу. Там, дескать, жили «знакомые художники». Дочка была на даче вместе с тёщей и тестем. Таким образом, Светка и в московской квартире оставалась одна, а уж Руза!..
- Тут мне стало всё как-то понятно, - глубоко, но – было заметно! – не перемогая внутренней тяжести, вздохнул он. – Я ей уж почти и не звонил, даже когда предполагал, что она в Москве. И ко мне она больше не приходила, а скоро тоже уехала на дачу к родителям… Смешно вспомнить! Тогда как раз митинги всякие начались, так я на них исправно ходил – исключительно ради сублимации… Ну, чтобы энергию куда-то девать и не совсем уж выть по ночам. Попозже у меня у самого роман завёлся. И ведь очень неплохая женщина
