б***ь?!"
- Шева, он нас завалить хотел!
Жгучая пауза удивления - и наконец-то тихое, замявшееся:
"Вас? В смысле "вас"? ДВОИХ, ЧТО ЛИ?! СВОЮ ЖЕ?!"
- Да. Свою! Я сам о**ел. Красивая картина, не правда ли?
"Крыса?"
- Запросто. Нарой мне на него все, что найдешь. И да - Маза у них на крючке, и меня приняли за одного из этих. Цветкова как заложник пошла. Следы затри все, и мы там, когда этажом ниже через окно выбирались, засветились - разъясни зрителям, что к чему. Нас пока не ищи. Тачка - левая. Как улажу все - наберу.
Отбил звонок. Взор беглый, украдкой на меня.
И вдруг дернулся к передней панели. Сдвинул какие-то рычаги, зажал кнопки - мигом раздался шум ожившей печки, вгоняющей в салон сухой, теплый воздух.
- Сильно замерзла? - невольно гаркнул. Прокашлялся. Не дожидаясь, тут же добавил: - Сними рубашку - быстрее согреешься.
- Шутишь? - выпаливаю коротко, удивленный взгляд обрушивая на него тотчас.
Смолчал, не ответил.
Отвернулся, устремив взор в темную, надвигающуюся даль.
***
Долго ехали, больше двух часов - точно. А там, значит, уже и до границы рукой подать. Что Он задумал? Куда мчим? И что... будет дальше?
Но спросить - и того страшнее.
Свернули с шоссе на грунтовую дорогу - и через лесопосадку в сторону медовых огней на горизонте. Кочками, ухабами - добрались... Невысокий деревянный забор, а за ним - ухоженный, невысокий дом, пастельно-зеленого цвета с белыми, резными оконными наличниками и темной черепичной крышей. Не глуша мотор - выскочил Пахомов наружу, ловко перебравшись через ограждение, отрыл, распахнул ворота изнутри.
И снова за руль - заехали во двор.
- Сиди в машине, - скомандовал мне.
Смиренно закивала я головой. Колкий взор, скользя, пробуя его лицо словно на ощупь, в попытке хоть какие-то выудить истинные эмоции, понять... что у него сейчас на уме, какие мысли, какие решения - и что в итоге... меня, нас ждет после всего случившегося, в том числе - и сего визита.
Выключил двигатель. Взгляд на меня - поддаюсь, отвечаю тем же... Но молчит, изучает, топит себя в сомнениях - а наружу: ни чувств, ни велений.
- Я сейчас, - наконец-то, коротко.
Резво на улицу. Шаги к дому.
Заколотил в дверь.
Но, видимо, уже и без того хозяева всполошились. Так что буквально в тот же миг и заскрипели в тишине позднего вечера засовы, дрогнуло деревянное полотно.
***
Где-то около получаса Пахомова не было. С кем, о чем говорил - неизвестно.
Да и не это сейчас в голове. Мысли, грохочущие, будто товарняк по эстакадному мосту: Серега. Опять Науменко. Господи, до сих пор не верится... И если бы не собственными глазами узрела, если бы сама не коснулась, не ощутила на ощупь реальность того видения, ни за что бы не поверила: Науменко мертв. И как? Почему? Стрелял в нас! Но все равно: по факту... теперь Пахомов - убийца, мой Костя... И эту тему отныне будут мусолить, а не поступок... Майора...
Черти что. Но ведь Он точно же знал, знал Серега, сам все слышал: как утащил меня с собой Костя, как заставил раздеться, как в душ отправил... Без шансов: он знал... что я где-то рядом и что я не на его стороне. И вовсе не щадя, не сомневаясь и не пытаясь меня спасти - расстрелял. ОБОИХ расстрелял. Не запиликало бы какое-то устройство Пахомова - и наша бы кровь там лужу создала, сливаясь из двух сосудов - в одну, бесполезную. Наша - а не его.
Враг? Я - враг?
...или Он - предатель?
И кто еще заодно?
Науменко. Черт дери, НАУМЕНКО! Тот самый... да, ненавидел, да раздражала... да, в какой-то мере презирал. Но... убить? Взять и расстрелять? За что? ЗА ЧТО?
Не мог же Казанцев сдать, раскусить всю нашу игру - ведь даже я... в какой-то момент искренне поверила, что Костя - демон, слетевший с катушек... и то, что он сотворит со мной - сломает меня... навсегда. И тут?
Нет. Не Роман. Он не мог.
Виталя? И Виталик...
Не могли они меня так предать.
...даже если я в итоге... их всех предала. Но не стреляла, и не позволила бы сделать ничего такого и Косте: если бы стал выбор, непременно бы заступилась за них.
А тут?
И его, и меня...
...и нет больше ничего человеческого.
Праведного. Чистого.
Ясного.
Кто теперь свой? Кто чужой?
И какую нишу, место, занимаю я?
Глава 21. Пристанище
Памяти П. О. Ф., Р. О., Ж. А. Ф., А.
а также...
посвящается д. Дребск (Беларусь), д. В. Бобрык (Украина), д. Добровольск (Россия).
***
Скрипнули петли, дернулось полотно. Выскочил из дома Костя (одетый уже: темный свитер, серые спортивные штаны). Быстрые шаги ко мне ближе - и дернул на себя дверь. Протянул руку - поддаюсь, выбираюсь наружу.
Но едва поравнялась рядом, как тотчас ловкое движение - и подхватил меня себе на руки. Обвилась испуганно вокруг шеи.
- Это что еще? - нервически улыбнулась, заплясав взором от глаз его к губам и обратно.
- Земля холодная... - шепотом.
Робкая, едва заметная его ухмылка.
Разворот - и понес в сторону крыльца.
Шаги по ступенькам, движение, удар плечом - и поддалась дверь. Еще мгновение - и опустил, поставил меня на деревянный пол. Но все еще из объятий не выпускает.
Томные вздохи, сплетение взглядов, и вдруг приблизился, шепнул на ухо:
- Не бойся и не смущайся. Хорошая она. Присмотрит, пока меня не будет.
- В смысле, не будет? - отчаянно. Глаза округлились. Запекло в горле. И пусть знала, понимала, ожидала такой исход - согласиться с ним... уж никак не хотелось.
- Я потом приеду, как немного разгребу всё.
- Пожалуйста, Кость! - взмолившись, едва не плача.
- Лиза... это не обсуждается. Не сейчас. А теперь пошли в дом. Ты и так замерзла, не хватало еще заболеть. И вообще, мне еще ребят нужно вызвонить и сюда пригнать.
- Пахомов! - рычу злобно.
Но игнорирует. Отстраняется и едва ли не силой меня разворачивает к следующим дверям, ведущим уже из сеней... в сам дом.
Дернуть за ручку - и явить в нашу темень блаженный, но такой горький, сулящий скорое расставание, свет.
***
- Анна Федосеевна, - махнул рукой на пожилую женщину, старушку, в темно-бардовом вязаном свитере, в длинной, до пят, юбке из грубого сукна темно-коричневого цвета, и в белом платке, украшенном ярко-красными с блестками розами. - А это, - обернулся ко мне, - Лиза.
- Очень приятно, - смущенно прошептала я, пряча взор. Руки тут же невольно скрестила на груди, стыдливо прикрывая откровенно постыдный свой вид (благо, хоть застегнула эту... все еще влажную, местами грязную (после мусорных баков-то), зловонную... но любимую рубашку).
- И мне очень, внучка. Будь как дома, - встала с места та - и хоть медленно, неловко, а все же чувствовался ее задор и стремление быть куда собранней и участливее, нежели позволяла ей ее старость.
Пошаркала в комнату. Но на пороге неожиданно замерла. Полуоборот – и устремила на меня добрый, заботливый взгляд:
- Ходи сюда, - махнула рукой. - Я тут кое-что тебе нашла...
- Ладно, разбирайтесь. Я скоро буду, - вмиг, будто на разрыв меня пробуя, отозвался и Костя. Мягко, добро, виновато. - Если что, я во дворе.
- Только недолго, - недовольно буркнула женщина. - А то еда постынет. Эх... знала бы, чего добренького приготовила, вкусненького.
Улыбнулся как-то странно Пахомов. На миг показалось, будто вспыхнул в его глазах... детский, игривый огонек, взрываясь забавой и радостью, вторя чему-то потаенному, былому, давно забытому... но до безумия приятному и родному.
Ухмыльнулся:
- Постараюсь.
***
Из дальнего угла, аккуратно сложенные стопкой, достала и протянула мне несколько ситцевых платьев Анна Федосеевна. Всучила в руки, даже не желая слышать мое блеяние, смущенный, нелепый отказ.
- Бери, - добро так, улыбаясь, но с напором, гаркнула та. Взмахнула освободившейся рукой. - Всё равно... струхнут. Сколько времени и так пролежали... без дела. Куда они мне? От невестки осталось. В свое время, как приезжала, в прок запаслась да оставила. А потом и забирать отказалась: сказала, немодное более... и в городе так больше не ходят. Не знаю, модное - не модное: удобное, целое, опрятное - а что еще от одежины желать?
Невольно рассмеялась я столь странному, но четкому и верному суждению:
- Благодарю.
- А эту... снимай, - кивнула на меня. - Давай замочу, а завтра постираю - и будет, как новая.
- Да ладно Вам, - смущенно залилась я краской. - Я сама... Вы только покажите мне... что да где.
- Ой, ну полно, внучка. Чего ты... как не родная? - огорошила меня откровением, отчего я даже поперхнулась своей слюной.
- Не хочу быть обузой.
- Обузой? – удивленно, шумный вздох. - Нашлась мне... обуза.
Загадочно, добро как-то улыбнулась старушка:
- Ладно, не буду отвлекать. Если надо, ванная – там, - махнула куда-то в сторону сеней рукой. - А так… переодевайся - и в кухню иди. Накроем на стол - да хоть поужинаете. Правда, я ничего такого особого не делала. Но можно солонину открыть... Баночку помидоров... Пусть только в кладовку сходит, сам выберет и принесет. А вообще, сейчас по-быстрому лучше бульбу сварю. Да шкварок нажарю... Костик их очень любит, - забормотала задумчиво себе под нос, уже отвернувшись и пошагав в смежную (меж сенями и этой залой) комнату-кухню. - А то супа мало, макароны охололи давно... да и глизовые какие-то в этот раз получились…
***
- Во-от! - радостно хлопнула в ладони старушка, завидев меня на пороге в бежевом, цветастом (усеянном мелкими бледно-красными розочками) летнем платье (чуть ниже колен, с широкой юбкой-колокольчиком и скромным вырезом на груди). - Какая красота! Как влитое село! Еще завтра поищем, что там у меня схоронилось: туфельки тебе найдем, да сапожки. Да, может, еще что из ее вещей, или что из моего подойдет. А то... осень уже на дворе - как бы не застудиться. Хотя вон, моя куртка точно должна быть в пору - и чистая она, как новая, я в ней только в магазин и хожу, да и то редко. Так что... не переживай: оденем, обуем - и всё: хоть на танцы смело!
Пристыжено рассмеялась я, пряча взор.
- Ладно, - ухмыльнулась Анна Федосеевна, - присаживайся. Чего стоять? Нет правды в ногах. Отдохни. Или хочешь – походи, осмотрись, али чаю завари. А я сейчас по-быстрому уже бульбу дочищу да варить поставлю.
- Давайте я лучше Вам помогу! - счастливая, что хоть какой-то толк от меня может быть, тут же кинулась к ней.
Улыбнулась женщина:
- Ну, коли хочешь... то чего б и нет?
***
И пока на плите бурлил кипяток, а в чайнике - вода догоняла оного до писка, я глядела за окно, в полумрак. Ходил, бродил, наворачивал лихорадочно круги Костя, с кем-то долго, тревожно, то и дело, что срываясь на крик и гневные жестикуляции, разговаривал по телефону.
И вот оно - выдох. Спрятал аппарат в карман. Присел на скамью - взор бесцельно около. Замер - уставился на авто, а затем, словно почувствовав, резко обернулся. Вмиг наши взгляды встретились. Тотчас пристыжено опускаю, прячу очи я. А затем и вовсе отворачиваюсь.
Но буквально короткие минуты - и скрипнула дверь: сначала в сенях, а затем в хате. Застыл на пороге растерянный Пахомов. Взор около.
- О, Костик! Сходи в кладовку! Достань, что будете есть: помидорки, огурчики. Может, варенье какое сразу к чаю присмотри. И солонины баночку... Добрая, поди, должна быть.
- Хорошо, - задумчиво закивал головой. И вдруг взгляд на меня обрушивает. Пристально сверля: - Лиз, иди сюда. Разговор есть.
***
В сени - а там сбоку еще одна дверь. Огромное помещение, которое сложно так с ходу... "кладовкой" назвать. Высоко, крепясь на стропила, был протянут кабель, на конце которого свисала голая, будто груша, лампочка, источающая рыжий, ленивый свет. Но этого было
