«Царь Шабака или Когда творения предков изъедены червями»

 
 
Читка
 
– Сегодня мы читаем новую пьесу,  – говорил режиссёр Витольд актёрам своей труппы. – Все здесь?
– Арнольда нет, он в рекламе снимается, – ответили ему.
– Ах, Арнольд в рекламе снимается, – голосом, не предвещающим ничего хорошего, сказал Витольд и вдруг закричал пронзительным фальцетом: – А почему он в рекламе снимается, когда мы читаем новую пьесу?! Он, между прочим, на главную роль назначен, – как мы можем читать «Шабаку», если Шабаки у нас нет?!
– Я предупреждала: он нас подведёт, – вставила заслуженная артистка Аделаида Петровна. – Надо было Серёжу Войницкого пригласить, вот он был бы настоящим Шабакой.
– Ага, сейчас, – саркастически отозвался Витольд. – Не порите чепуху: Войницкий куража не имеет. Я знал, кого назначить: Арнольд популярен, ему верят, он умеет за душу зрителя взять, – и опять закричал: – Я ему покажу, как опаздывать! Я с него шкуру спущу!
– Он скоро будет, – вступилась за Арнольда молодая, но поддающая большие надежды артистка Наденька. – Он мне звонил, что уже выезжает.
– Интересно, почему это он тебе звонил, а мне нет? – недоумённо спросил Витольд.
Артисты закашлялись, Аделаида Петровна многозначительно вздёрнула брови.  Витольд посмотрел на неё, потом перевёл взгляд на Наденьку и покраснел.
– Ладно, – сказал он, – начнём без Арнольда; он подъедет, подключится… Итак,  «Шабака», пьеса в трёх актах. Действие происходит в Египте за семьсот лет до новой эры. В стране беспорядок, государство распалось, власти никто не верит; в это время на смену прежним фараонам приходит эфиопская династия, которая взялась восстановить традиционные ценности. Первым правителем Египта из этой династии стал наш главный герой – Шабака, сын царя Кашты…
– Кашта это я, – густым басом  представился Бенедикт Соснин-Чусовской, старый трагик.
– …И царицы Калхаты, – Витольд посмотрел на Аделаиду Петровну, но она молчала.
– Аделаида Петровна! – позвал Витольд.
– Ну, я это, я! – раздражённо откликнулась она. – Я Калхата, мать Шабаки.
– Очень хорошо… Шабака стал фараоном, – продолжал Витольд, – «когда творения предков были изъедены червями» – это надпись на его обелиске. Шабака хочет восстановить былое могущество страны, в чём ему помогает ближайшее окружение: Пебатма, жена Шабаки…
– Это я, – отозвалась Наденька.
– Его советники Харемахет и Тануатамон, – Витольд взглянул на актёров Биткова и Бурова. Они встрепенулись и спросили: – Погодите, какие советники? Мы же были сыновьями Шабаки.
– Нет, автор переделал пьесу. Теперь вы советники: один из вас верховный жрец, другой – главный министр, – ответил Витольд. – Остальные персонажи появляются по ходу действия. Все знают, кто кого будет играть?
– Знаем, – ответили ему.
– Отлично, – Витольд взял листы с пьесой и принялся читать. Он читал с выражением, повышая или понижая голос, закатывая глаза; иногда бил себя рукой в грудь, изображал рыдание или начинал дико хохотать.
В разгар читки дверь скрипнула и вошёл Арнольд. Он хотел проскользнуть на своё место, но Витольд остановил чтение и иронически заметил:
– Явился – не запылился! Мы счастливы, что ты нас посетил: у нас, между прочим, сегодня читка новой пьесы, где тебе доверена главная роль.
– Прости, Витольд! Нёсся сломя голову, но везде такие пробки, – Арнольд виновато потупился.
– Не надо за всё сразу хвататься: кто хочет всюду успеть, тот нигде не успевает, – назидательно произнёс Витольд.  
– Весь взмок, хотел умыться, так в гримёрной вода горячая еле идёт, – прибавил Арнольд, вытирая лоб. – А я ещё мечтал душ принять…
– А в душе горячей воды вообще нет, – сообщила Аделаида Петровна. – Вот в каких условиях работаем!
– Сантехник уже приходил, обещал завтра-послезавтра всё сделать. Зачем обострять, Аделаида Петровна? – недовольно возразил Витольд.
– Это было две недели назад, вы забыли, – тут же отозвалась Аделаида Петровна. – Но кому какое дело, что артистам негде помыться?
– Нельзя часто пользоваться горячей водой – от горячей воды расслабляешься, становишься добрым и покладистым, а этого нельзя себе позволить в этом жестоком бездушном мире, – с надрывом проговорил Соснин-Чусовской.
Никто не нашёлся, что ему ответить; Витольд перевернул лист и сказал:
– Продолжаем…
***
Читка продолжалась ещё часа два; Витольд охрип, но с прежним пылом довёл её до конца. Когда он произнёс «занавес!», послышался дружный вздох, актёры заёрзали на стульях.
– Вопросы? – спросил Витольд. – Кому что непонятно по сюжету, по персонажам?
– Да чего сейчас-то? На репетиции всё выяснится, – пробормотали Битков и Буров, но Аделаида Петровна, холодно улыбаясь, обратилась к Витольду: – А мне не ясен сюжет: если Шабака всё равно стал фараоном, зачем ему обращаться к прошлому? Ведь то, что он хочет возродить, и привело, как я поняла, к падению Египта, – Шабака, что, настолько глуп?
– Был бы глупым, не стал бы фараоном, – со вздохом возразил Соснин-Чусовской. – Царствовал бы в своей Эфиопии и в ус не дул, а так, вишь, куда взметнулся!
– В том-то и дело, что он фараон, – Витольд произнёс «фараон» по слогам. – Чтобы быть фараоном, Шабака должен опираться на традиции, потому что если он не будет этого делать, то и фараоном ему не быть.
– Так, значит, я, будучи Шабакой, действую исключительно в своих интересах? – спросил Арнольд.
– Нет! Ни в коем случае!.. – Витольд закашлялся. Отхлебнув остывшего чая, он продолжал: – Пойми, что будь ты распоследний негодяй, ты должен иметь высшие оправдания своих негодяйств. Если этого нет, ты скоро начнёшь ощущать подсознательное беспокойство, из-за которого станешь совершать непоправимые ошибки и сам себя погубишь. Все известные трагедии показывают нам это: возьми Макбета, например, или Ричарда Третьего, – отчего они погибли? От того, что не имели высших целей, а просто хотели власти; если бы Ричард Третий мечтал о создании в Англии великого государства и это считал бы своей главной целью, он не испытывал бы душевных терзаний из-за своих злодейств. Негодяй, не одержимый высшей целью, всё ещё человек, который может страдать и мучиться, – но негодяй с высшей целью стоит уже по ту сторону добра и зла, как говорил Ницше, и не знает душевных терзаний. Ему всё дозволено, у него на всё есть оправдание.
– Как же мне любить такого, как я могла выйти за него замуж? – спросила Наденька и смутилась от своего вопроса. Аделаида Петровна явственно прошептала: «Кого только в труппу берут…», но Витольд поощрительно улыбнулся Наденьке: – Очень верное замечание. Может ли женщина полюбить негодяя? Я скажу – может! Я говорю не только о порочных натурах, которые встречаются среди женщин ничуть не реже, чем среди мужчин, – я говорю о женщинах, которых принято называть нормальными. Представим всё того же Ричарда Третьего: за что его могла бы полюбить женщина? За силу, ловкость, смелость, – что вызывает восхищение; за хромоту, раны, горб, – что вызывает жалость; за сочетание всех этих качеств, наконец!
– Я не представляю себе женщину, которой могло бы понравиться это чудовище, – язвительно возразила Аделаида Петровна.
– И напрасно! И напрасно! – Витольд снова закашлялся. – Это очень даже возможно!..
– Любовь зла, полюбишь и козла, – вставил Соснин-Чусовской, а Витольд, отхлебнув ещё чая, горячо продолжал: – Уродство вызывает куда больший интерес, чем красота, а от интереса до увлечения  – всего полшага! Я думаю, что Виктор Гюго был неправ, представив своего Квазимодо несчастным изгоем: если мы когда-нибудь поставим «Собор Парижской Богоматери», Квазимодо будет у нас счастливым любовником, за которым десятками увиваются женщины. Роль Квазимодо сыграл бы Арнольд…
– Спасибо, – со смехом поклонился он. – Я не знал, что так страшен.
– Мы бы сделали тебя очень страшным, но и привлекательным одновременно, – таким привлекательным, что Эсмеральда тут же увлеклась бы тобою, забыв красавчика Феба, а  завистник Клод Фролло завидовал бы не Фебу, а тебе, и был бы комическим персонажем –  эдаким высокоумным моралистом, не понимающим жизни и потому вызывающим смех. Всё это стало бы у нас комедией, а не трагедией, – ну, или трагикомедией, в крайнем случае…
Но мы отвлеклись, мы отвлеклись! – спохватился Витольд. – Ты спрашивала, за что Пебатма полюбила Шабаку и почему она стала его женой? – взглянул он на Наденьку. –  Самым простым было бы объяснение, что её выдали замуж, не спрашивая, любит она его, или нет. Но мы не пойдём по этому лёгкому пути, – мы попробуем показать подлинную любовную драму. Будем считать, что Пебатма сама хотела выйти за него, она любила его, потому что тогда, ещё до того как он стал фараоном, он был отважным, великодушным, добрым, умным. Но вот прошло немного времени, – ведь ты совсем не старая, ты ещё молода, – а он так изменился, что ты с трудом узнаёшь его, и эти перемены, увы, не в лучшую сторону. Ситуация, в общем, банальная, но здесь речь идёт о судьбах тысяч и тысяч людей, зависящих от царя, – и твоя любовная драма вырастает до вселенских масштабов. Ты часть большой политической игры, как и все, кто окружает царя.
– Тогда позвольте и мне задать вопрос, – сказала Аделаида Петровна. – Мы с Каштой, отцом Шабаки, появляемся в одном только первом акте – даём родительское благословение и напутствия Шабаке, когда он отправляется в Египет, – и на этом исчезаем. Я не понимаю нашу роль в большой политической игре.
– Опомнись, Калхата, мы создали его! – толкнул её Соснин-Чусовской. – Как ты могла забыть эту страстную ночь?..
Все рассмеялись, но Аделаида Петровна поджала губы и сухо заметила:
– Мне не до шуток. Я хочу разобраться в пьесе, я привыкла серьёзно относиться к своему делу.
– А он прав, – кивнул Витольд на Соснина. – Ваша роль огромна, вы действительно создали Шабаку: вы породили его и воспитали таким, каков он есть. Смейтесь, сколько хотите, обвините меня в банальности, скажите, что я упрощаю, но за всех злодеев, тиранов, деспотов, жестоких завоевателей отвечают их родители: я бы вызвал отца и мать Атиллы или Чингисхана на суд истории точно так же, как родителей хулиганов вызывают в школу к директору. Как вы могли допустить такое? Почему у вас выросли такие дети? Отчего вы не привили им хорошие качества, а опасные наклонности не смогли перенаправить на что-то безобидное – ведь даже в былые времена такое было возможно. А в наше время, между прочим, это совсем просто – из любого потенциального деспота можно сделать мирного сочинителя комиксов.
– Но не у всех злодеев было родительское воспитание, были и такие, кто потерял родителей в раннем детстве, – улыбнулся Арнольд. – Тот же Чингисхан рано лишился отца.
– Значит, мать виновата, что плохо его воспитала, а не будь матери, вина легла бы на тех, кто был с ним, – за каждым злодеем стоит длинная вереница лиц, так или иначе виноватых за его злодейства, – не сдавался Витольд. – Вот вы, к примеру, – обратился он к Биткову и Бурову, – один из вас верховный жрец, другой – главный министр. Как вы понимаете свою сверхзадачу, в чём сверхидея ваших ролей?
– Показать влияние Шабаки на нас? Показать, как мы на него влияем? – сказали Битков и Буров.
– Нет, ни в коем случае, это скучно и неинтересно, – просипел Витольд,