время дня влекущая к себе горожан со всего города, а ещё больше путешественников всех мастей. Храмы, один красивее и величественнее другого, располагались здесь бок о бок и следовали нескончаемой вереницей почти по всему периметру огромного открытого пространства, в центре которого возносилась ввысь колонна из красного гранита со статуей императора Диоклетиана на верху, казалось, с самих небес гордо взиравшего на непокорных некогда ему, но все же побежденных им александрийцев.
Лидия миновала одно за другим святилище Диониса, Гермеса, Кроноса, Фортуны и Исиды наблюдая как по высоким лестницам, к скрытому от площади за частой колоннадой портиков теменосу устремляются на поклон к богам мужчины, женщины и дети, богато и бедно одетые, с амфорами и тяжелыми корзинами даров в руках.
У храма Исиды она задержалась, чтобы поглазеть на странствующих жрецов. Скопцы, одетые в женские платья, в женских повязках, c размалеванными бурой краской лицами, под звуки флейты и дробные удары трещоток, кружились вокруг изображения божества в неистовой завораживающей пляске, в исступлении били себя плетьми, наносили себе ужасающие кровавые раны обоюдоострыми кинжалами, сопровождая буйные кровавые самоистязания призывными воплями к богине. Подивившись несчастным безумцам вместе с остальными собравшимися зеваками, девушка вспомнила, что её ждет нерешенная ещё задача, и направилась дальше, пообещав себе больше нигде не задерживаться.
- Верной дорогой идут, слыша лишь голоса звук.
Нет на них упряжи тесной, вожжей они вовсе не знают,
Бременем тяжким у них шею ярмо не гнетет… - народ так плотно обступил декламирующего эти стихи поэта, что за оравой поклонников его невозможно было разглядеть.
Неподалеку что-то декламировал, оживленно жестикулируя, другой краснобай, но слишком большой толпы поклонников он вокруг себя не собрал, да и те, кто его слушал - то и дело недовольно перебивали незадачливого нищего ритора, громко переругивались с ним - казалось, дело вот-вот закончится дракой и тумаками. Однако, дожидаться окончания скандала Лидия не стала, а, пройдя всю площадь насквозь, вновь оказалась на одной из улиц.
Не зная, куда следовать дальше, Лидия решилась вновь обратиться с вопросом к кому-нибудь из прохожих, и выбрала для спроса, приближавшегося к ней с противоположной стороны, достаточно почтенного и благородного с виду, согбенного под тяжестью прожитых лет старца, в белом хитоне и в того же цвета шерстяной палии, который неспешно двигался по улице в сопровождении скромно одетой матроны.
Со всей вежливостью поприветствовав почтенного прохожего и назвав его «добрым отцом», Лидия спросила о ближайшем христианском храме, но тут же с досадой поняла, что вновь оплошала с выбором вопрошаемого, ибо вместо того, чтобы ответить ей, старик сам учинил ей в ответ самый настоящий допрос.
- Зачем ты ищешь христианский храм, дитя мое? Разве ты христианка? Разве твои родители – не язычники, славящие Сераписа и Исиду, а пуще того демона Мамона?
Он говорил достаточно мягко и негромко, в его словах не чувствовалось ни упрека, ни даже намека на хотя бы малейшую претензию на нравоучительство, могло бы даже показаться, что он спрашивает все это просто из любопытства, если бы не колючий, обжигающий ледяным холодом, проницательный взгляд, который совсем не вязался с добродушными манерами старца и снисходительной интонацией сказанного. Убежать бы без оглядки – да ноги будто приросли к земле.
- Ты прав, почтенный отец, ни мои родители, ни я сама не исповедуем христианство.
- Тогда зачем тебе христианский храм?
- Я хочу принять христианскую веру.
- Вот как? Вопреки родителям? Почему? Чем тебе Исида-то не угодила?
Пока старик разговаривал с девушкой, его спутница терпеливо ожидала рядом. Хотя женщина и молчала, но всем своим видом выказывала немалую заинтересованность разговором, с любопытством поглядывая на Лидию.
- Не знаю… мне по сердцу христианство, вот и все, - отвечала Лидия, не понимая, в чем же она успела провиниться перед этими людьми.
- Пустите детей приходить ко Мне… - произнесла вдруг, молчавшая доселе, женщина.
- Ибо таковых есть Царствие Божие, - кивнул ей в ответ старик. – Да, и скажи мне ещё вот что, - продолжал он свой допрос, - кто твой отец?
Лидия правдиво рассказала о том, кто её родители.
Похоже, на этом старик решил покончить с вопросами и, к несказанной радости Лидии, отвернувшись от неё, обратился к своей спутнице:
- Послушай, досточтимая матушка Биррена, думаю, тебе следует проводить сию отроковицу в училище. Стучащему, да откроются двери.
- Слушаю, владыка, - с готовностью отвечала женщина, - воистину так.
И кивнула девушке, предлагая следовать за собой.
Едва они двинулись в путь, Лидия принялась забрасывать добрую с виду матрону расспросами:
- А это кто? Пресвитер? А что это за училище? А я скоро стану христианкой?
Но женщина тут же уняла её болтливость, строго отрезав:
- Ты все узнаешь в свой срок, а пока, если хочешь стать достойной крещения, побольше помалкивай, да слушай. Будешь говорить, только когда тебя спросят. Ты ведь из Брухиона, верно?
Девушка кивнула.
- Отчего же ты не обратилась за крещением в Бавкалеос?
- Я была там, но… - Лидии не хотелось рассказывать о своей неудаче и позорном изгнании их храма.
- Если хочешь стать христианкой, то должна всегда говорить только правду, иначе Христос тебя отвергнет.
- Меня выгнали оттуда, - смущенно призналась девушка.
- Вот как? Арий тебя выгнал? Почему?
- Потому что я не крещеная. Они сказали мне: «уходи прочь, проклятая язычница».
Женщина помолчала, осуждающе покачав головой и пробормотав шепотом не то заклинание, не то проклятье.
- Ну ничего, - оставив гневаться и по-доброму улыбнувшись девушке, она на ходу слегка приобняла Лидию, как бы утешая её своим покровительством, - оно и хорошо, что так вышло. Владыка прав, Господь хочет видеть тебя в рядах своего воинства, потому привел тебя к нам. Ищи и обрящешь.
Слово «воинство», употребленное в данном обороте, удивило Лидию, однако, памятуя о запрете на расспросы, она промолчала.
Девушку переполняло радостное волнение, от того, что наконец-то, после целого дня скитаний, она вышла на верную дорогу и теперь так близка к своей цели.
Великолепный храм-дворец царил над окрестностями, а над храмом, сияя в лучах подобно солнцу, возносился золотой крест. Больше четверти века назад, в годы последних гонений, храм Неаполиса был разрушен, но не прошло и десятка лет, как его отстроили здесь заново, и по словам старожилов, новый выглядел ещё краше и величественнее прежнего.
В саду, густом и тенистом, заботливо насаженном вокруг храма, любой мог найти отдохновение от жаркого зноя в зелени кустов и фруктовых деревьев. Выложенная белым камнем тропинка вела вглубь сада, где под высоким, увитым зеленью, навесом изучали катехизис будущие христиане.
Едва матушка Биррена с Лидией приблизились, учитель направился к ним навстречу. Это был ещё не старый человек, высокий, темноволосый, в скромной неброской одежде.
- Это наш диакон. Станешь христианкой только тогда, когда он разрешит, - вполголоса заметила Лидии почтенная матрона.
- Отец Афанасий, вот, эта девушка разумна не по годам и, несмотря на невежество своих родичей, стремится обрести спасение. Владыка почел необходимым определить её к обучению катехизиса.
- Ну раз владыка определил... Как звать тебя? – узнав её имя, он кивнул в сторону школы, где ожидали остальные ученики – около двадцати человек разного возраста, в основном мужчины, но были и несколько женщин.
Переговорив немного о чем-то вполголоса с Бирреной, учитель вернулся под навес.
- Мы говорим сегодня о воплощении Бога Слова и о пришествии Его к нам во плоти, – обратился он к вновь прибывшей, уже устроившейся на притоптанной траве под навесом рядом с остальными. - Что ты знаешь об этом? И знаешь ли вообще что-то об учении Христа?
- Я знаю лишь то, что говорил нам почтенный Баргат, - степенно заговорила Лидия: - что в христианских книгах говорится, как Сын Бога явился в мир людей, чтобы открыть путь к Единому, – и добавила, вспомнив то, что слышала в Бавкалеосе, - и ещё знаю, что Сын не совечен Богу-Отцу и не существовал прежде рождения, а Бог один безначален…
- Это последовательница Ария! Еретичка! Иуда, предавшая Спасителя! Зачем она здесь! Выгнать её вон! – с возмущением заговорили вокруг Лидии.
Однако учитель, подняв руку, призвал всех умерить негодование. Ученики послушно смолкли.
- Люди живут по-разному. Есть такие, кто живет просто, не задумываясь ни о чем, кроме насущного хлеба, и они, разумеется, совершат гораздо меньше ошибок на своем жизненном пути, чем те, кто всю свою жизнь посвящает поискам истины - ошибается, падает и снова поднимается, чтобы искать и размышлять. Но только лишь закоренелый грешник и безумец будет упорствовать в своем падении и называть оное вознесением и просветлением. Мудрый человек постарается снискать Божьей помощи и обязательно обретет её по своим молитвам. И будет такой человек приятен Богу, который радуется о нем более, нежели о тысячи безгрешных. Как заповедовал нам Господь? "Не презирайте ни одного из малых сих; ибо говорю вам, что Ангелы их на небесах всегда видят лицо Отца Моего Небесного." Так давайте же возрадуемся о том, что эта девушка промыслом Всевышнего сегодня оказалась здесь, среди нас, и продолжим нашу беседу. Лидия, а ты должна усвоить и запомнить, что Бог един в трех лицах, а Сын Божий, рожденный, а не сотворённый, прежде всего времени, со-вечен Богу-Отцу.
Итак, повторю для всех: говоря о пришествии к нам Спасителя, необходимо помнить, что именно наша вина послужила поводом к Его пришествию и только нашим преступлением вызвано человеколюбие Слова - чтобы Господь пришел к нам и явился среди людей.
Бог создал человека для нетления и сделал его образом вечного бытия Своего; но завистью диавола вошла в мир смерть.
Люди изобрели зло и этим сами на себя призвали смерть и тление, впоследствии же сделались ненасытными во грехе. Повсюду были прелюбодеяния и татьбы; вся земля наполнилась убийствами и хищениями. Вся вселенная раздираема была мятежами и раздорами, потому что всякий оказывал соревнование в беззаконии.
Смерть все более овладевала людьми, род человеческий растлевался, созданный по образу человек исчезал, и Богом совершенное дело гибло. Что надлежало сделать Богу, Который благ? Надлежало не попускать, чтоб люди поглощались тлением, потому что это было бы неприлично Божией благости и недостойно её. И в ком ином была потребность для возвращения благодати и для воззвания человеков, кроме Бога Слова, из ничего сотворившего вселенную вначале. Ему принадлежало – и тленное привести опять в нетление, и соблюсти, что всего справедливее было для Отца. Потому что Он – Отчее Слово и превыше всех, и безусловно только Он один мог все воссоздать, Он один довлел к тому, чтобы за всех пострадать и за всех ходатайствовать пред Отцом. И чтобы не погибло сотворенное и не оказалось напрасным, сделанное Отцом Его для
