людей - приемлет на Себя человеческое тело, то есть вочеловечивается.
Слово знало, что тление не иначе могло быть прекращено в людях, как только непременною смертью, умереть же Слову, как бессмертному и Отчему Сыну, было невозможно. Вот почему приемлет Оно на Себя смертное тело. Как причастное над всеми, довлело оно к смерти за всех, чтобы, ради обитающего в нем Слова, оное пребыло нетленным и чтобы, наконец, во всех прекращено было тление благодатью воскресения. Потому, воспринятое Им на Себя тело принося на смерть, как жертву и заклание, свободное от всякой скверны, этим приношением во всех подобных уничтожило смерть.
Подобно это как если великий царь входит в какой-либо город и вселяется в одном из домов его, то без сомнения высокой чести удостаивается такой город, и никакой враг или разбойник не нападет и не разорит его. Так было и с Царем вселенной; когда пришел Он в нашу область и вселился в одно из подобных нашим тел - тогда прекратились наконец вражеские злоумышления против людей, уничтожилось тление смерти, издревле над ними превозмогавшее… - говорил диакон, наблюдая перед собой множество устремленных на него, внимательных глаз.
Все здесь было прекрасно, все радовало сердце: птичьи трели, веселые солнечные блики на листьях, и то, что говорил учитель о добром и всесильном христианском божестве. Простая и в то же время изысканная речь, умные, но очень понятные не только разуму, но и сердцу слова. И голос учителя… его теплые свойские интонации и одновременно еле уловимая торжественность. Он говорил о том, вот что сам искренне верил, это придавало его благолепным словам ещё большую красоту и значительность, наполняло их высоким смыслом. И не только словам - эта искренность и страсть придавала и облику самого ритора одухотворенность и красоту.
- Лидия, все ли тебе понятно? – обратился он вдруг к ней.
- Да, учитель, - уверенно кивнула девушка.
О боги! А ведь, действительно, она совсем не слушала его. Такого с ней не случалось никогда за все годы учебы. Напротив, все учителя всегда хвалили её внимательность и понятливость. Вслушиваясь в интонации голоса учителя и следя за выражением его лица, она не заметила, как перестала воспринимать смысл слов, а ведь ради них она здесь. Достопочтенный Баргат всегда с позором изгоняет таких нерадивых учеников, а вот теперь и его лучшая ученица заслужила позорного изгнания.
- Лидия, повтори, что я сейчас сказал, - слегка нахмурившись, снова обратился к ней диакон.
Не зная, что ответить она молча смотрела на него, и, почему-то, вместо того, чтобы попытаться воспроизвести только что услышанное, вдруг впервые в жизни обеспокоилась - не растрепана ли у неё прическа, и ещё ей подумалось, что безусловно глупо было вместо шелка нацепить на себя это неприглядное нянюшкино тряпье.
- Учитель, я вот тут тоже не совсем понял, - проговорил тем временем один из учеников, - вы сказали: «люди начали поклоняться бесам и, выполняя их пожелания, называли их богами…» - это о всех языческих богах, или только о демонах?
- Разумеется, Макарий, все это бесы...
Заставив себя всё же сосредоточиться на лекции, Лидия с огромным вниманием выслушала остальную часть урока, но после занятия, учитель сразу подозвал её к себе:
- Лидия, я не хочу видеть бессмысленные, пустые глаза, а хочу видеть только внимательные и мыслящие. Если ты сочтешь нужным для себя продолжать обучение, придется оставлять все посторонние мысли за пределами школы.
Девушка кивнула, не в силах что-либо выговорить от стыда. Хуже его убийственных слов и снисходительной интонации был только его взгляд – а ведь именно так она сама привыкла смотреть на свою бестолковую сестру. Да, он думает, что я - бестолковая дура. Какой позор! Не иначе это действие некоего страшного заклятья, иначе как объяснить это внезапное тупоумие и рассеянность.
- Учитель, разреши, я объясню новой учащейся всё то, что она по первости не смогла сразу разобрать, - вмешался один из учеников, тот самый, что пришел ей на помощь во время урока. Она и не заметила, когда он приблизился к ним.
- Ты сделаешь доброе дело, Макарий, – охотно благословил его диакон, и, распрощавшись с учениками, покинул школу.
- Но мне пора, меня ждут дома… - попыталась отвязаться от самозванного учителя девушка..
- Я провожу тебя, - понимающе кивнул тот.
Упорствовать в отказе и дальше было уже неприлично, пришлось смириться с навязанным обществом, а ведь ей так не терпелось обдумать и осмыслить все пережитое сегодня. В мыслях был какой-то сумбур, в чувствах – полнейшее смятение, и необходимо было как-то со всем этим разобраться.
- Макарий, идешь сегодня проведать еретиков? – бросил, проходя мимо них один из сокурсников. Провожатый Лидии кратко кивнул ему в ответ.
- Правильно сделала, что ушла от ариан, - одобрительно заметил Лидии другой приятель Макария вместо прощания.
Все очень быстро разошлись, спеша каждый по своим делам. Лидия и её провожатый, покинув сад вместе с остальными, направились в сторону Брухиона.
- Что значит "проведать еретиков"? – переспросила Лидия.
- Знаешь, забудь об этом, давай лучше к богословию, - немного смутившись, ответил юноша, явно не желая развивать тему и посвящать её в эти дела.
И затем с самодовольным видом, полным превосходства, он принялся хвастаться своими знаниями. Это было невыносимо скучно, и, более того, раздражало, но вскоре она перестала воспринимать трескотню новоявленного сокурсника и погрузилась в свои мысли, лишь изредка понимающе кивая с видом внимательной слушательницы.
Около лестницы, ведущей во двор её дома, Лидия остановилась, вежливо ожидая, когда надоедливый многоречивый юноша завершит очередную тираду, чтобы наконец-то распрощаться с ним.
- Мы уже пришли? – проговорил он, оглядываясь.
«Уж не ждет ли он, что я приглашу его в дом?» - мелькнуло у неё.
- Да, - не пытаясь скрыть радости от предстоящего расставания, отвечала девушка, - прощай.
- Постой! Ты, верно, завтра снова придешь в училище?
- Быть может, если…
- Тогда завтра после полудня буду ждать тебя здесь.
- Что? Зачем?!
- Негоже девушке из такого почтенного дома одной бродить по улицам города - если у тебя нет других провожатых, то я сам буду провожать тебя, - пояснил новый знакомый и, кивнув на прощанье, отправился восвояси.
«Вот ещё беда... - растерянно подумала Лидия.»
***
Разбор корреспонденции в резиденции епископа Александрийского шел своим чередом. Секретарь оглашал одно за другим полученные письма, и они либо отправлялись на стол епископа, если он желал самолично ознакомиться с ними, либо оставались у секретаря, чтобы после отправиться в архив до востребования.
- Епископ Никомидийский настоятельно предписывает отменить запрет на распространение учения Ария. В письме он утверждает верность арианского толкования Божественных Писаний и приводит свои, весьма многословные, аргументы в обосновании оного.
- Угу.
- Пресвитер Коллуф с негодованием обличает лжеучение бавкалейского пастыря и взывает к тебе на ближайшем поместном соборе рассмотреть вопрос об изгнании Ария из города.
- Оставь, я посмотрю.
- Пришло известие, что в Александрию направляется посланник от императора Константина - епископ Кордубский.
- Что ж, милости просим.
- Префект обвиняет катехизисное училище и его учеников в организации участившихся ночных беспорядков в Брухионе.
- Откуда сведения, что там были ученики школы? Неужели это правда?
- Не ведаю того, владыка. Однако префект грозит, что, в том случае, если потасовки и погромы будут продолжаться, ему придется от предписаний перейти к жестким мерам. Прежде всего, он грозит закрыть школу.
- Да бог с ним, с префектом и дежурной отпиской от его секретарей. Пока его сын обретается в училище, никаких показательных репрессий, понятное дело, не последует.
- Кстати, весьма смышленый юноша, - заметил секретарь.
- Скажи, Афанасий, ты можешь точно узнать, кто из твоих учеников причастен к беспорядкам? Если, конечно, все это не злокозненный наговор.
- Я могу только догадываться на этот счет, владыка, но не обвинять кого-то бездоказательно.
- Надо бы тебе точно разузнать об этом деле и сделать все возможное, чтобы отвратить учеников от участия в подобных бесчинствах. Выяви зачинщиков, проведи душеспасительные беседы, пригрози отлучением от школьных занятий, все что угодно, используй любые методы воздействия.
- Владыка, я не знаю, кто к тому причастен, но я точно знаю почему это происходит. Невозможно остановить распри, пока тот, кто возмущает мир и покой в душах христиан, не прекратит изрыгать прилюдно свои уничижительные речения. Среди крещеных прихожан, насколько мне известно, тоже много возмущенных и вполне вероятно, что те, кто ещё не присоединился к беспорядкам, вскорости примет в них самое активное участие. Кто же осудит истинно верующих за их праведный гнев?
- Знаю, знаю...- епископ удрученно покачал головой. - Разлад охватывает и клир. А ведь я не зря постановил официальный запрет на его учение. Пресвитер имеет право толковать Священное Писание, но с амвона называть Сына Божьего тварью - это уже никакое не толкование, а попросту хула и непристойность.
- Все так, владыка. Однако пресвитер Арий настолько поспешил подчиниться твоему запрету, что, едва получив его, принялся распространять среди народа свое лживое богомерзкое учение с удесятеренным энтузиазмом. Ремесленники и матросы уже во всю распевают его богопротивные сочинения. Дети магнатов, приходя в училище, сходу принимаются цитировать выдержки из его проклятых Богом проповедей…
- Ты про дочку Сабина?
- И это не единственный случай! Ты просишь меня найти зачинщиков - вот тебе зачинщик – проповедник, который возмутительными богохульными речами искушает народ - вот с кем надо проводить душеспасительные беседы. А лучше гнать подальше от города, как бешеного зверя. Не представляется возможным запретить благочестивым христианам выражать свое справедливое возмущение столь дерзкой хулой на Спасителя!
- Ты без сомнений прав, Афанасий. Я обязательно поставлю вопрос об изгнании Ария из пределов города и епархии на ближайшем соборе, и, похоже, очень многие меня поддержат. Но не забывай, в то же время, что мы, как добрые пастыри, обязаны всеми силами увещевать и успокаивать нашу паству, отвращать от греховных и злых поступков. Потому что, как только прольется первая кровь, о мире и покое в городе снова можно будет позабыть на долгое время. Настоятельно тебе предписываю - используй все свое красноречие и влияние, чтобы образумить учеников. Слышишь?! Хватит с нас жертв и мучеников, да не прольется снова в Александрии кровь христиан! – и, посчитав на том разговор на данную тему завершенным, епископ обратился к оставшимся ещё не разобранным письмам. - Ну, что там у нас ещё?..
Вечером сего же дня, вместо того, чтобы направиться в Ракотис, где жила его семья – мать с братом, которых он давно собирался проведать, но никак не мог выгадать времени для визита из-за своих многочисленных обязанностей по службе, Афанасий свернул совсем в другую
