ЭФФЕКТИВНАЯ БАБОЧКА

только в прошлом! Но ведь Веня говорил мне, что нас будет двое – два сердца, два мозга. Значит, в эти полчаса были две жизни, а потом осталась одна. Потому что другую я убила. Смогу ли я жить с этим? Боюсь, что смогу. Ведь в принципе я не изменилась как личность. Как была дрянью, так ею и осталась. Тогда почему меня мучают эти вопросы?
Пока не могу разобраться во всём однозначно, если говорить о логике событий. Но, безусловно, чувствую лёгкость, будто после сброшенного со спины груза. Что же получается? Груз – это то, что мы совершили, и про это всем известно? А если никто не знает, то груза нет? Или у меня просто нет совести, а совесть – это по-любому груз, вне зависимости от того, знает ли о твоих пороках кто-то или только ты сам наедине с собой прекрасно осознаёшь, какое ты дерьмо? 
Может, и так. Но ведь я ОТМЕНИЛА своё прошлое. То, что я помню, можно теперь считать сном, безумными фантазиями, галлюцинацией, потому что этого нет. И не было. И уже не будет. 
Да, мне стало легче. Хотя бы из-за Ленки. Хотя бы… Меня перестало тошнить от воспоминаний про всё это. Лизонька? Я отказалась от неё. Сама, своими руками подписав мерзкие бумаги, я выбросила родного ребёнка, как помеху, как неудачное приобретение, подарила, отвергла. Пусть лучше её не будет. Хорошо, что её нет. Не было тех серьёзных глазок, глядящих прямо на меня, не было тех пальчиков, сжимавших мой мизинец. Не было – и всё!
Нынешняя я чиста. Ни трупов за мной, ни выброшенных детей. Смерть маленькой Таши? Так ведь это же я сама. Невозможно обвинить человека в убийстве самого себя. Такое называется суицидом. А суицидники неподсудны никакому суду. В бога я не верю. Да и Всевышний обалдел бы от такой задачки!
В общем, можно и нужно начинать новую жизнь, но для этого придётся сильно испортить настроение мамочке и папуле. 
 
СИЮ МИНУТУ
Я стою перед дверью квартиры моих родителей, весьма приблизительно представляя, что меня там ждёт, хотя чётко обдумала каждое своё слово, каждый свой жест на всякий случай, вернее, на все случаи. И всё равно меня потряхивает не только от волнения, но и от любопытства. В кармане кожаной куртки я крепко сжимаю рукоятку пистолета. Кепка надвинута на самые брови, а тёмный шарф поднят до кончика носа. Хотя в этой конспирации нет особой необходимости, но ко всему я добавила ещё тёмные очки, а волосы полностью убрала под кепку. 
Узнать меня никто не сможет всё равно. Никак. Это невозможно…
Благодаря интернету я знаю, что коммерческие дела у моего отца блестящие. Всё же им приходилось тратить на меня немалые деньги, теперь я вижу, как удачно пришлась им моя безвременная кончина: отец выбился почти что в олигархи. А если учесть, что он всегда любил прятать денежки на разных офшорных счетах, то, думаю, не магнат он лишь по природной своей скромности, ха-ха. Мы же рабочая косточка, из простых, мы – скромняги, советские люди! После моей смерти, когда перестройка с ускорением дали зелёный свет открытой коммерции и возможность приближённым к главному корыту грести всеми клешнями, родители архиудачно вложились в кучу недвижимости, и даже осталось на кусочек нефтяных объедков с барского стола. Вспомнить, сколько им пришлось вкладывать в меня – в учёбу, в одежду, в девичьи развлекухи, в получение аттестата без экзаменов (представляю, каких тогдашних тыщ это стоило!), в лечение-лечение-лечение, опять обучение и взятки администрации института, чтобы меня не отчислили, потом квартира и постоянная материальная помощь вплоть до моего замужества, то становится понятно, сколь немалый кусок («освободившиеся» деньги были вместе с другими удачно вложены и превратились из тыщ в мильоны) я «сожрала» у них тем, что жила. Что была жива. Нет, не так! Всё время путаюсь во временах и реальностях: какой кусок я сожрала бы у них, если бы оставалась живой. В общем, я сделала им нехилый подарок, теперь им есть, чем поделиться со мной. И мне не должно быть стыдно: я всё же немножечко жива, и они мне должны. 
Ясно было, что без предварительной договорённости мне в наш, нет, в их охраняемый вооружённой охраной номенклатурный домище не проникнуть. Пришлось для начала позвонить.
- Мне необходимо с вами встретиться и поговорить на очень важную тему, - сказала я отцу по телефону, услышав его обычное краткое «Слушаю!».
- А вы кто? С какой стати? В чём дело? – отец сразу завёлся, сходу, как всегда. И тогда я назвала ему всего две фамилии. Они означали людей, которых в самый разгар перестройки папочка подставил «по-чёрному» – одного на все его деньги, другого под расстрельную статью. Потом, долгие годы вспоминая эти истории, он сам крякал и говорил матери: «Мы тогда по краю прошли, по самому краю. Даже не верится, что всё так удачно закончилось». Ну, да, для него, для нашей семьи удачно, папу даже капельками не забрызгало, хотя всё было сделано, устроено, придумано им. Зачем? Глупый вопрос, глупейший. Причиной в таких случаях всегда являются деньги. Папа всех переиграл, и для него всё «удачно закончилось». А для тех людей… 
Но всё было шито-крыто, сделано аккуратно и филигранно, ни одного шовчика не торчало! И не должны были всплыть эти истории, тем более, через столько лет. И вдруг я произношу знакомые фамилии. Представляю, какой петардой они взорвались в ухе отца! В общем, икнув, он назначил встречу у себя дома. Теперь я могла спокойно преодолеть все охранные посты на пути к квартире родителей.
На всякий случай я опять нацепила тёмные очки и сделала яркий боевой раскрас а-ля панк, мой опыт «убитой» рокерской юности пригодился. Вряд ли родители заподозрили бы во взрослой тётке кого-то знакомого, но лучше перестраховаться. Да и пусть они запомнят визит их Злого Рока в виде странной ярко накрашенной женщины в идиотской шляпе и очках кота Базилио. Зеркало заверило меня, что получилось нечто неопознаваемое. Это на всякий случай.
Итак, жму на звонок. Дверь открыл отец. Будто вчера расстались, он не изменился ни капли! Следом выплыла мама, которой, кажется, только на пользу пошла бездетность: она выглядела потрясающе, намного лучше, чем когда я видела её в последний раз пару месяцев назад… в другой жизни.
- Это вы?
Отец обращается ко мне на «вы». Странное ощущение.
- Да.
- Проходите, - отец пропустил меня в знакомую до отвращения квартиру. Он был здорово напряжён, вырядился будто для встречи в верхах: костюм, галстук, остатки волос вокруг тонзуры уложены гелем. Интересно, чего он ждал, какого разговора? В любом случае, даже представить себе не мог, насколько всё будет неожиданно и страшно.
Я уверенным шагом вошла в квартиру, в которой почти ничего не изменилось, кроме некоторых деталей. К примеру, на стенах теперь висели очень дорогие картины. Подлинники. Живописью стали увлекаться, русскими аукционами на Сотбис?  Раньше на такие украшения стен у них просто не хватило бы денег. 
Но одна из картин – боже мой! Это был мой детский портрет, написанный, по-моему, Ильёй Глазуновым. Наверно, с одной из моих детских фото. Огромный, безвкусный, в тяжёлой золочёной раме, он висел на самом видном месте гостиной. Я замерла перед ним.
- Это наша дочь, - театрально-драматичным голосом объявила мама. – Она трагически погибла.
- Знаю, - прервала я. – Крыша, 30 апреля, 1986 год. Женщина в чёрном с чемоданом. Подружка убежала, а женщина столкнула вашу дочь вниз. Девятый этаж.
- Откуда вам известны все подробности? – резко спросил отец, подойдя  близко и крепко взяв меня за локоть. – Кто вы такая и что вам нужно? 
Я сбросила его руку.
- Я знаю намного больше, чем вы можете себе вообразить. И лучше будет для всех нас, если мы сейчас сядем и спокойно обо всём договоримся, - в доказательство серьёзности своих намерений я бухнулась в кресло и закинула ногу на ногу. – Присаживайтесь!
Обалделые родители машинально  сели на ближайшие к ним стулья, но неуверенно так, нервно, осторожно, на самые краешки. А ещё я заметила, что отец положил руку на журнальный столик, где лежал его мобильник. 
- Начну с главного. Мне нужны деньги, много денег. И вы мне их дадите.
Папа схватил телефон, а я спокойно вытащила из кармана кожанки пистолет и направила дуло прямо ему в лоб. Мама взвизгнула, отец охнул.
- Телефончик положите на место, - приказала я и, когда он выполнил распоряжение, продолжила. - Ещё одна такая попытка, и мне придётся выстрелить. Для начала молча выслушайте меня. А потом вы сами поймёте, насколько необдуманным и глупым был ваш порыв, - и я медленно и выразительно положила палец на курок.
ПапА позеленел от ужаса и на всякий случай отодвинул от себя мобильник, будто бы тот мог шарахнуть электрическим током. Знал бы он, мой бедный богатый папа, что страшный на вид пистолет всего лишь перцовый, почти безобидный, но сделанный, как настоящий – не отличишь. За сравнительно скромную сумму долларов такую игрушку совсем несложно приобрести на одном из подмосковных рынков! Предположить такое, конечно, отцу было по силам. Но кто в подобных случаях будет играть в русскую рулетку? Только не мои родители.
Мама картинно схватилась за сердце.
- Не надо, - попросила я её, опуская своё недооружие. – Я прекрасно знаю, что сердце у вас абсолютно здоровое. Как и все прочие органы. Вы не просто великолепно выглядите для своих лет – оба! Вы ещё и очень здоровые во всех смыслах люди, - и я светски улыбнулась, давая понять, что то был искренний комплимент для разрядки обстановки.
Потом я долго вещала. Почти без остановки, так, что у меня пересохло горло. Что я говорила? Это же очевидно: рассказывала им про их жизнь в таких подробностях, что они то дуэтом краснели, то бледнели до синевы, и челюсти отвисли у обоих совершенно одинаково. Повествуя о событиях до 1986 года я больше напирала на всякие их семейные тайны, а с 86-го года благоразумно переключилась на карьерно-коммерческие секреты. Кое-что из нового для меня в их истории удалось вызнать из интернета, а кое-что просто осталось прежним, давно мне известным. Потому что дела моего папочки, называемые в нашей стране бизнесом, тянулись аж с советских времён – с теми же связями и теми же людьми, теми же схемами и с той же наглостью. 
Кое о чём эти двое, сами того не подозревая, проболтались в тот последний год, когда я играла роль хорошей выросшей дочки-куклы, которой не нужна кнопка для выключения, ибо она мила и очаровательна. Приходит в гости, интересуется прошлым любимых и уважаемых родителей. Прелесть, прелесть! Языки-то и развязались. 
Словом, мне было чем удивить этих двоих. Минут через двадцать они стали гневно поглядывать друг на друга. 
- Трепло! – сквозь зубы процедила мама, не выдержав и сверкнув глазами в сторону отца.
- Что? – вскинулся тот, переходя на крик. – Я? Да это ты со своими подружками языком, как помелом, метешь! Дура, сколько раз я тебя предупреждал!
- Как ты смеешь! – заорала в ответ мамаша. В общем, я рисковала влипнуть в долгий и визгливый семейный скандал, а это мне было совсем ни к чему.
- Молчать! – рявкнула я изо всех сил, несмотря на пересохшее от волнения горло. – Заткнитесь оба! Я вас утешу: вы оба ни в чём не виноваты друг перед другом. И не стоит вам на пороге старости ругаться – это бездарно, товарищи. Вы должны понять одну простую вещь: сейчас в ваших собственных руках дальнейшее спокойное существование.