угодно. Я же специально приехала, и не собираюсь уходить. А надежда... так она ещё никому не становилась поперёк дороги. Вы полагаете, что немедленно побежите после операции? Не обольщайтесь. С вами ещё необходимо будет повозиться… Ой-ой-ой, сколько. Вот я и намерена, решительно причём, посвятить свои юные годы, такому глупому гордецу.
-Что такое несёте?! Для чего вам это?! А меня спросили?!
-Вот и спрашиваю. Вы меня гоните, или как? — она серьёзно смотрела ему в глаза. - Если, или гоните, я удаляюсь к Марии Игнатьевне, а, если ИЛИ КАК — остаюсь у вас. Но отсюда насовсем — не уезжаю, ни при каких обстоятельствах.
-Да-а, у вас тут, я гляжу, всё схвачено. Круговая порука! И даже Мария Игнатьевна легко поддалась на ваше очарование, — криво усмехнулся он.
-Ну, так что, устраиваюсь на диванчике, или...
-Да уж, пристраивайтесь. Изувер я, что ли, — снизошёл, пряча вырывающуюся радость всё глубже, и глубже в себя, чтобы не выскочила из груди... Лиза промокнула ему лоб. Ещё раз проконтролировала температуру, и, убедившись в позитивной динамике, ушла в соседнюю комнату.
На следующий день пожаловали двое верных товарищ: Максим и Виктор. Валентина буквально потрясло, что они с Лизой встретились, как давние, проверенные приятели, не то чтобы удивиться... Из своей комнаты она слышала, как Валентин их пытал: откуда деньжата и всё остальное... Друзья уверяли, что собрали совместно, и надбавило вторично военное командование в надежде, что, поправившись, отслужит. Ему трудно верилось, ибо знал, какая сумма требовалось на три операции и реабилитацию. После того как в штабе узнали про деньги, перечисленные на больницу, а они сбежали в ином направлении, ему заявили, позвонив, чтобы на подобную сумму больше не рассчитывал, хотя он к ним не обращался и ничего не просил. Это всё провернула «любящая, верная» подруга-жена.
А теперь вдруг почувствовал, что смертельно устал возражать... к тому же... друзья себя вели на редкость самоуверенно в этот раз и, пожалуй, даже нагловато... причём вместе с Лизой. Валентин окончательно решил отдаться и будь что будет. Максим ему шепнул, что недурственно, если поблизости с ним, пока он не встанет на ноги, будет Она, если Он, конечно же, желает. Валентин так выразительно взглянул на друга, что тот удовлетворительно хмыкнул:
-Ну, это другое дело. Кажется, становишься сговорчивым человеком с мозгами, а то заладил... Тьфу ты. Эх, Валька! Да если бы за меня так сражалась хоть одна дамочка, так я сам бы себе ноги переломал, - неудачно пошутил, и тут же пожалел.
-Правильно говорят, что у военных временами мозги того… Шутка действительно солдафонская, – возмутился Валентин.
-Трудно не согласиться с тобой. Не удалась шЮтка-юмора. Но признайся, соль в ней водится? – не унимался друг.
-Имеется, имеется. Эта чёртова соль уже разъела моё бедного сердце. Как Лиза уехала тогда... после прививки... Я места себе не находил, хотя ясно понимал; не смею ни на что надеяться,– сознался другу.
На следующий день вечером Лиза проводила друзей на вокзал, и они условились встретиться в Астане перед вылетом в Германию.
Германия... Швейцария.
-Лиза, но ваше пребывание со мной там потребует средств, которых я не смогу предоставить. Увы. Вы хорошо подумали, прежде чем...
Она не дала договорить, закрыла рот пальцем, и тихонько поцеловала в черноволосую, как смоль голову с лёгкой проседью.
-Я не доживу до операции... отправляюсь на тот свет сейчас от взрыва сердца... — едва прошептав, захватил её такой хваткой, что затрещали косточки.
После изнемогающего поцелуя она еле слышно пролепетала:
-Ну, что, помогла тебе прививка от неверия?
-Пока нет... Ещё нет... Давай попробуем повторить... Безверие в сплошном тумане, когда прояснится, сообщу.
Две операции...
Основная операция прошла успешно, и началась морально-психологическая подготовка к следующей. В третьей, как планировалось ранее, необходимость отпала, но реабилитация должна была протекать под непрерывным наблюдением врачей: первый месяц в Германии, а затем решили в Швейцарии. Валентин попросил показать ему платёжную квитанцию. Его интересовало, во сколько обойдётся дальнейшее пребывание в этом месте. Лечащий врач ответил, что весь процесс полностью оплачен, назвав фамилию Лизы. На его упорный вопрос она ничего не ответила, но потом, подумав, сказала:
-Продала квартиру, что оставили родители, а часть денег собрали твои товарищи.
Он надолго замолчал... Несколько дней не разговаривал. Не отзывался на нежности и весь ушёл в себя. Приуныл так, что заставил всех тревожиться за неблагополучный исход другой операции.
-Не смей! Слышишь! Не смей! Убивать моё счастье. Ты своей глупой гордыней загубишь и себя, и меня.
Я — это ТЫ, осознай, наконец!
Я сразу, понимаешь, сразу поняла, всё про нас.
Ещё там... у твоего забора, а ты тут, со своей гордыней.
Мне показалось, что и ты...
Ты ведь тоже...
Я это почувствовала, увидела в твоих глазах... тогда в колонии.
Для меня он был сигналом к действию.
Всё остальное для нас сейчас неважно.
Важны МЫ, и только — Мы.
В дальнейшем разберёмся: кто и кому, что-то должен.
Я на год взяла академический отпуск.
Валентин прижался головой, и мужественное тело долго вздрагивало на маленькой целомудренной груди.
-Сумасшедшая! Сумасшедшая! – шептал...
Приближался к концу второй месяц. В Швейцарии им сняли небольшую квартиру в горах, и Лиза шаг за шагом училась вместе с любимым ходить заново. Думать иначе, дышать по-новому. Надежда была на выздоровление, но маячила элегантная тросточка до конца жизни, а Лиза упорно надеялась, что её любовь поможет освободиться и от неё.
Долгая дорога в счастливый дом...
Через полгода они возвратились. Дома их с нетерпением ждали сердечные друзья: Екатерина Максимовна с Николаем, Мария Игнатьевна, Максим, Виктор и… сюрприз. Навстречу им из соседней комнаты вышел молодой человек, как две капли похожий на Валентина, и упал перед ним на колени...
-Отец, прости! Прости меня отец! Поверь... Я ничего тогда не знал. Мать мне сообщила, что получила извещение о твоей гибели… Я не мог лично приехать на похороны, потому что начались занятия, а меня могли исключить. Она заявляла, что всё уже оплачено и теперь я обязан до конца усердно учиться, оправдывая расходы на обучение. Позже ещё сказала, что продаёт нашу квартиру и будет жить здесь в Америке со мной... Сейчас она вышла замуж. Я собирался, как только появится финансовая возможность, поехать в Россию к тебе на могилу...
Однажды у неё в бюро я увидел один официальный документ из больницы, где ты лежал, и направление в Германию. Прижал к стенке мать и заставил сознаться во всём. Лепетала, что это всё ради моего будущего... Узнал тогда, что ты инвалид... Ты должен знать... Мне не нужно это будущее... Я не желаю быть гадом подлым. Не поеду больше туда учиться. Не могу. Понимаю... это невозможно простить, но как мне существовать дальше? Я тебя люблю. Прости нас...
Валентин обнял дрожащего сына за плечи, порывисто прижав к груди.
-Ты должен учиться, сын. Обязан. Ради меня. А я тебя никогда не обвинял. С мамой твоей у нас свои счёты, но её тоже давным-давно простил. Она ведь твоя мама. Знаешь, если бы всего этого не стряслось со мной, то я никогда не смог бы испытать удивительную любовь с первого взгляда, построенную на высоком духовном подъёме. Ты даже не понимаешь сын, каково это в инвалидной коляске такое почувствовать! Всё начнём сначала, а ты, немного отдохни и отправляйся к месту прохождения учёбы. Не останавливай жизнь.
Я был у тебя, есть и буду.
Ты мне бесконечно важен и дорог!
Именно поэтому я не ворошил этого вопроса, чтобы не задеть твоё хрупкое ещё сердце грязью человеческих пороков.
Большое спасибо, что приехал, мой мальчик!
Без твоих признаний моя жизнь не могла бы быть полностью состоявшейся.
Именно ты мне сегодня подарил полное счастье.
С сегодняшнего дня у нас всё будет хорошо.
Мы вместе с тобой, и с настоящими друзьями — свернём горы.
Теперь я полностью излечился от НЕВЕРИЯ
Спасибо!!!