поднялась из кресла и нескладно, потому что ноги затекли, засеменила в прихожую. Он – следом за нею – в ванную. За одеколоном.
Так и сели потом.
Он придерживал тампон на пальце; кровь уже сочилась сквозь вату и алым пятнышком на подушечке большого пальца поблёскивала при свете люстры.
- Она скоро подсохнет, - успокоила Тая. – Не переживай. Садись же, наконец, не стой!
- У меня кровь плохо сворачивается, - выдавил Саша невесело. – Что ж я весь вечер так и буду с этой ватой, как дурак?
- Да сядешь ты в конце концов или нет? – почти закричала на него Тая. – Садись, не стой над душой! – и заёрзала в продавленном кресле. Он посмотрел на неё сверху вниз и понял: ей тотчас же стало стыдно, неловко за этот внезапный порыв. Но понял он и то, что ей хотелось сейчас сказать больше. Больнее и обиднее. Весь её потерянный вид, эта дерзкая поза говорили об этом.
Но женщина благоразумно смолчала. А как же, ухмыльнулся он про себя, зачем портить вечер, тем более сейчас, когда ещё совершенно не ясно, что из всего этого получится? Вырвать одну ночь на двоих – и то дело… Уже не зря. Можно, стало быть, и потерпеть. Да и многие ли такие встречи – были лучше?
Он отодвинул стул, сел и она тут же сказала:
- Полотенце. Полотенце ты забыл мне принести. Я так брюки испачкаю.
Он оттолкнул пяткой ножку стула и встал. Повертел головой по комнате, будто о чём-то раздумывая.
«Может, выгнать её на хер? – морща губы, потёр он висок. – Прямо сейчас. А что? Ещё не поздно. Пусть идёт себе домой, к Даше и Кате, и спит себе, без приключений… Что она тут ищет? – злился он, идя понуро в ванную. – Тут давно ничего нет. Тем более для неё».
- На вот, возьми, - вернулся он, протягивая ей полотенце, но вдруг самопроизвольно нагнулся, положил ей его на колени и расправил. Она сидела не дыша.
Потом посмотрела испуганно, понюхала.
- Подойдёт? Новое, только слежалось, - зачем-то стал оправдываться Саша.
- Не жалко? – всё ещё робея, примостила Тая его на колени.
Он хмыкнул.
- Не тряпку же тебе давать? Брюки, я вижу, тоже новые…
- Не особо и новые, - призналась польщёно женщина. – Просто ты меня в них ещё не видел.
- Без них тоже.
- Без них… тоже, – нервно сглотнула Тая куда-то в пол. Потом довернулась к столу. – Так мы пить сегодня всё-таки будем или нет? – сильно нагловатым голосом спросила она; она распрямила спину, плечи. – Ладно, ты «пострадал», наливать буду я сама.
Она пододвинулась на край и протянула руку. Взяла тонкими пальцами бокал, на миг блеснул под светом бордовый лак маникюра, мягким холодом мелькнули пальцы, унизанные серебряными колечками.
Саша смотрел на неё и не понимал: к чему эта эскапада, налить ей коньяк он мог бы и сам.
- Я немножечко, - как будто извиняясь, сказала Тая, неловко примащиваясь на подлокотнике. И плеснула в стакан янтарную тягучую жидкость. Сначала половину. Затем долила. – Тебе, - она повернулась и изящным жестом наполнила высокий фужер кока-колой.
- Разливаешь, как дядько, - хрюкнул Саша от удовольствия. – Сказывается работа в ресторанном бизнесе.
- О, я там немного пробыла, - лизнула она край стекла язычком и понюхала. – Приставали.
- И на содержание брали?
- Я не пойду, - капризно произнесла Тая. – Это унизительно.
- Ну да, - согласился он, беря вонючую кока-колу. – Лежишь и гадаешь: приедет, не приедет. С деньгами или без.
- Откуда такая осведомлённость? У тебя что – было?
- Боже упаси! Но ведь не трудно догадаться.
- За что выпьем? – спросила, оживляясь, она. – Давай за нас!
- Смело, - сказал он и криво улыбнулся. – Очень смело. Если бы тосты сбывались, мы могли бы уже как минимум два раза пожениться – и три развестись. За эти годы.
- Не могли, - спокойно парировала она и выпила коньяк до дна. – Тебе никто не нужен.
- Тебе тоже, - сказал он убеждённо, и, тоже спокойно, пригубил напиток. Она поставила бокал на самый край стола и подцепила двумя пальчиками ломтик сыру из тарелки.
- Зачем тебе жениться? – твёрдо сказала она. – Тебе уже лучше не будет. Чем сейчас.
- Ты в этом уверена? – он поставил фужер.
- Вполне. Это ведь очевидно. Ты сам не раз говорил: в твоей квартире другой человек не вмещается. Пришлось бы выбросить книги. А ты этого никогда не сделаешь.
- Смотря для кого, - неуверенно произнёс Саша.
- Для меня так точно не сделаешь, - сказала она всё мрачнеющим тоном и снова потянулась за бутылкой.
- Весь вечер впереди, - заметил он её движение, – куда ты летишь?
- Вкусно, - смутилась она и поёрзала в кресле.
- С каких это пор грузинский коньяк, и – вкусно? Тем более из магазина?
- Давно не пила, - призналась Тая и бесцеремонно налила вторую. Выпила, опять единым махом. – Всё-таки лучше твоего «Портвейна», что мы когда-то в лесу пили. Да так и не допили…
- Тебе виднее, ты пьёшь, а не я. Наверное, вкуснее. Бери, ешь что-нибудь, смотри, сколько наготовили.
- Я ем, - сказала она и некрасиво сглотнула. Посмотрела на стены, верча головой и добавила: - У тебя становится уютнее. Картины новые, иконы. Обуржуа… чёрт, как это… обуржуа –а - зи – ваешься. Абсолютно.
- Да нет. Хлам выбросил, на базаре купил другой. Нам приносят, - Саша искоса посмотрел на её уже захмелевшее лицо и спросил, без задней мысли: - А у тебя всё те же?
- Зашёл бы посмотрел, - сказала она растерянно, - чего теперь спрашивать?
Саша вздохнул и засмеялся.
- Себе, что ли, выпить?
- Не надо, - испуганно, вмиг посерьёзнев, сказала она. – Хочешь, и я не буду. - Тая демонстративно отодвинула бокал, просунула между тарелок.
- Да я пошутил, - закусил нижнюю губу Саша. – Пей, тебе же он нравится!
- Ты сегодня какой-то… взвинченный, - неуверенным тоном произнесла Тая. – Нервный и агрессивный.
- Давно ждал, - мрачно ответил он и отвалился на спинку стула.
- Ну да. Выглядывал, ещё скажи, каждое утро… Почему же не позвонил?
- Я-то звонил как раз. То Даша трубку брала, то никого… А раз мужик какой-то подошёл. Откуда у вас мужик?
- Брат приезжал из Донецка, - сказала Тая, и он заметил, как она покраснела.
- На неделю? Что тут делать неделю?
Она довольно хмыкнула и ответила:
- По делам.
- Какие дела в нашем городе - длятся неделю? Ты что? Тут за утро всё можно успеть… сделать. Дела… Тут и людей-то деловых нет. Убогие одни пооставались… Скажешь тоже. Дела…
- Он куда-то по району ездил, - ничуть не реагируя на его повышенный тон, Тая развалилась в кресле. – Ты что, ревнуешь? Ну, дожили…
- Да нет, - стал он успокаиваться. – Я вранья не люблю. Такого нерационального. Ну, был у тебя кто-то, так и скажи. Ты мне не жена, ничем не обязана…
- Кому мы всё это наготовили? – удивлённо, будто в первый раз видя сервировку на столе, спросила она. И показала глазами на голубую тарелку. – Ничего не есться. Что-то устала я…
Он взглянул на неё. Напротив сидела не хозяйка-****ушечка, а старая, пьяная бабушка. Таю развезло.
«Быстро добралась», - подумал Саша и едко ухмыльнулся.
- Ты закусывай, - попросил он. – Брынзу возьми, может, кока-колы налить?
- Я ещё выпью, - капризно сказала она из кресла.
- Может, хватит пока? – спросил с усилием Саша.
- Тебе жалко? – нагло заявила она.
- Да пей хоть залейся. Будет мало, ещё сбегаю куплю.
- Низкое у тебя кресло, - безвольно пожаловалась она и сползла с подлокотника на сиденье. – Вообще, у тебя тут нет ничего для гостей, для праздника. Всё для одного.
Саша потянулся и придавил ладонью седые волосы на макушке. Долил себе кока-колы.
- Нет гостей, - сказал, - нет и для гостей. Какие тарелки, если я даже Новый год и день рождения не справляю.
- Живёшь, как затворник где-то в скиту, - неожиданно поддержала Тая. – Задичал ты... Затворник.
- Слово понравилось? – спросил он категорически и безжалостно. - Как умею, так и живу. Ты же тоже Рак? Разве ты сама не такая?
- Ты прекрасно знаешь, что не такая, - вздохнула Тая и расстегнула верхнюю пуговицу на блузке. – Жарко стало от этого коньяка. Напоил бедную девушку…
«Была ты девушкой, - подумал Саша, - когда космонавт Гагарин…»
- Я, наверное, пойду, - вдруг сказала она и попыталась подняться.
- Сиди! – приказал он, тихо зверея. – Сопли тут распустила. Дайте праздника… Тебе его дали. Бери!
- Не кричи на меня, - попросила она, смежив веки. И уронила на пол полотенце.
- Почему? - вы же считаете: жратвы навали на стол – вот и праздник. Стол, как видишь, накрыт. Празднуй!
Она несмело открыла глаза и посмотрела на него:
- Можно, я ещё одну выпью?
- Мне не жалко, - примирительно произнёс он, - но, по-моему, тебе хватит. Тебя что-то клинит… с этого коньяка.
Он покосился недоброжелательно и плеснул ей по меньшей мере на три пальца коньяка. Почувствовал, как её лупатые глаза уставились мимо него, на вымкнутый телевизор. Перекатывая в пальцах цветное стекло, она скривилась и выпила. Затем, наморщив лоб с удивлением, она долго устанавливала пустой бокал на столешнице.
- Ты пьёшь, как на девятом дне запоя, - сказал он хмуро. – Это я тебе как профессионал говорю. Хоть буженины возьми.
- Не получается у нас диалога, - обиженно стулив порозовевшие губы, сказала Тая.
- Нечего было напиваться. Будто ты его никогда не пробовала. – Саша отставил липкий фужер с осточертевшей колой и взял с тарелки уже подтаявший эклер. – Я вообще не понимаю, зачем ты пришла.
- Я тоже, - сказала она, как будто на миг протрезвев. – По привычке, наверно. А что, плохо? Будешь сейчас меня натягивать. Пьяную…
Он замотал головой, не зная, что ответить.
- Это… ужас. Ложись лучше спать. С таким праздником…
- А десерт? – нахально заявила она, и глаза её заблестели.
Саша почесал лоб и шумно выдохнул через рот.
- Бери. Ты же любишь бисквиты.
- Не-а.
Он ляжками оттолкнул стул назад и вышел из-за стола.
Прошёл мимо неё, не взглянув. Подошёл к матрасу, и, поправив обе подушки, откинул покрывало из однотонного льна. Далай-лама где-то в горной расселине горько улыбнулся.
- Сама разденешься?
Тая встала и пьяно захихикала.
- Как будто ты когда-то помогал… Ты тоже ляжешь?
- Нет, на тебя буду смотреть. Всю ночь.
Она застыла в нерешительности.
- Меня воротит от этой еды, - сказал Саша. – Именно от запаха. Я отнесу тарелки в холодильник, а ты ложись, не стой.
Она не шевельнулась, стояла, напряжённо думала. Потом, когда он уже уходил на кухню с почти нетронутым салатом, Тая с видом обречённости на лице, начала отстёгивать пуговицы на полупрозрачной шифоновой блузке. Сначала только одну, подумала ещё, постояла, затем пальцы опускались всё ниже и ниже; вылез ослепительно белый бюстгальтер на смуглой груди, заблестели под лампой две чашечки.
Тая всё делала молча, чуть пошатываясь и сопя.
Брюки швырнула на спинку стула, вздохнула и принялась стягивать чулки. Её била мелкая дрожь, дряблая кожа на животе покрылась пупырышками. Дело ни шатко, ни валко - но шло. Нейлоновые чулки чёрного цвета пластично полетели под письменный стол. Белые тесные трусики на ней, как обычно, были без декадентских кружевов; она задрала одну ногу, чуть не налетев на кресло, и изо всей силы рванула их вниз.
Саша носил тарелки и наблюдал за ней краем глаза, потом не выдержал, приказал резко: «Не мёрзни, ложись!»
Заплетающимся шагом, всё так же молча, не обронив ни слова, она поплелась к матрацу. Откинула простынь, легла у стены. Как и год назад.
Он щёлкнул по клавише выключателя. И подумал со злостью: «Что за мода у неё, раздеваться при свете?»
Потом вымыл руки над ванной, не суетно разделся и лёг рядом.
Она лежала как солдат-первогодок после отбоя –
