Вокруг них, как в театре, сидели важные лица, в полголоса переговариваясь друг с другом.
Александр Иванович, чувствуя себя, как рыба в воде, порхал вокруг, отдавая указания операторам и не переставая шутить.
– Ну что начнем? – он не стал дожидаться ответа и кивнул Лизе.
Лиза села за свободный стул и ввела команду. Все затаили дыхание, смотря, как за стеклом медленно стали открываться белые саркофаги, стоявшие плотно друг к другу.
Пред ними появились две наголо побритые головы, лежащие на точечных опорах, напоминавших сотни паучьих ножек. Будто бы из-под земли появились руки робота- манипулятора, медленно примерявшегося к живому объекту. Два лазера одновременно стали разрезать черепную коробку, двигаясь быстро, по заранее рассчитанной машиной траектории. Людям за стеклом оставалось только смотреть, робот все делал сам, исключая влияние человека на процесс.
Мягкая рука манипулятора бережно положила две черепные крышки в контейнер со льдом. Манипулятор с лазером, казалось бы, застыл на месте. Но на экране четко выводилась зона отделения. Вырезанная часть от большей головы убиралась в зависший рядом контейнер, когда как часть мозга от меньшей головы мягко переносилась и медленно внедрялась в другую голову.
Вся операция производилась не более получаса, но все присутствующие, почему-то обливались потом. Лиза дублировала данные с экрана себе в блокнот, постоянно вертя головой от одного графика к другому, остальные же смотрели только за стекло, завороженные искусным действием.
– Операция завершена, – сказала Лиза, после того, как робот приставил последнюю черепную крышку к маленькой голове. Клей схватывался моментально, и линию разреза можно было угадать только по остаткам крови вокруг нее.
– Все параметры в норме. Пациент № 1 в норме, процесс адаптации на расчетном уровне. Завершение через 32 часа.
– Ну что ж, господа, по-моему, все удалось? Да? – Александр Иванович хлопнул в ладоши.
Операторская разразилась аплодисментами, только Лиза продолжала записывать данные в блокнот.
– Донор № 1, параметры в норме, – ее голос прозвучал как-то издалека, напомнив всем о втором теле человека, уже лишенного части своего мозга.
– Донор № 1 – отключить все системы, – скомандовал Александр Иванович.
– Время смерти 15:30.
– Но он еще жив? – удивилась Лиза.
– Это несущественно. Господа, пойдемте к нам в зал, там мы сможем это отметить! Нам же есть, что отметить, а? – Александр Иванович довольно потер руки.
– Да, конечно! Это колоссально! – загудели важные лица, с радостью покидая операторскую.
– Время смерти, – повторила Лиза, глядя, как замедляется пульс Артема.
– Кто же ты теперь?
4.
Душно. Раскаленный воздух подергивался легкой зыбкой на горизонте, редкий ветерок поднимал клубы пыли под ногами, не принося желаемого облегчения. Где-то вдалеке слышались рев мотора, чей-то смех, звучащий так не к месту. Сергей с силой дернул ворот рубашки, разогретая шея назойливо саднила, натертая жестким воротником, в руке опасно висела сигарета, готовая вот-вот упасть на сухую землю.
– Сереж, ну что, поедем? – к нему подошел отец, как всегда идеально выбритый и в строгом костюме.
– Я не хочу, – не слыша своего голоса, ответил Сергей.
Через два дня, после того, как они отвезли Артема в центр, им выдали тело обратно. Именно выдали тело, не Артема, просто труп. Глядя на отца, Сергей вспомнил, как у него тогда задрожали руки от понимания того, что он совершил, именно он, Сергею не хотелось отдать и малую долю вины Оле, искренне желая освободить ее от этих терзаний. Как же хорошо, что они приехали, без отца и матери он бы не знал, что делать, да он и сейчас не знает. Похороны закончились, немногие, кто знал Артема, все они уже сидели в автобусе, ожидая их.
– Спасибо, папа, – голос Сергея дрогнул, заставляя его шумно задышать, подавляя нахлынувшее колкое рыдание.
– Ничего, ничего, сынок, – отец обнял его, машинально, как в детстве, закрывая его от взора любопытных глаз, которых, правда, никогда и не бывает на кладбище, каждый приходит сюда со своим горем, зачастую не видя ничего вокруг.
– Пойдем, все закончилось.
– Я не хочу ехать на поминки, – Сергей отстранился, громко прокашлявшись.
– Не надо, я их и не заказывал. Мы с матерью решили так.
– Вот и хорошо, а то бы их не выдержал, он извиняюще улыбнулся.
Они сели в автобус, напротив засыпала на плече у его матери Оля, оглушенная транквилизаторами, бледная, безвольно бросив руки на колени. Сергей дотронулся до ее рук, они были болезненно холодными, Она ответила ему спокойным взглядом и отвернулась к окну.
Дорога, освободившаяся от дачников, позволила им быстро добраться до дома. Несколько минут неловких прощаний, когда все уже было сказано, и двор опустел. Молчали птицы, утомленные послеполуденным зноем, спрятавшись в зарослях маленького сквера, окруженного бетонными стенами домов, двор был пустынен и тих.
– Я не пойду, – Оля дернулась и пошла резким шагом на площадку.
Она села на скамейку, отрешенно глядя в песочницу. Сергей сел рядом.
– Я не пойду домой, – еле слышно произнесла Оля. – Не хочу, там он.
Сергей молчал, поигрывая зажигалкой. Ему не хотелось говорить, любой звук был для него сейчас пыткой. Он вспомнил, как много лет назад они с сыном играли на этой площадке, память заботливо скрывала от сознания то, что случилось потом, оставляя только с трудом сохранившиеся счастливые моменты.
Оля заметила улыбку на его лице и сильно сжала его руку, она вспоминала то же самое, одергиваясь от желания поднять на поверхность бесконечный кошмар, в который превратилась их жизнь. Теперь было все кончено, непонятное чувство свободы, сомнительное, злое, оно не давало облегчения, а только выдирало ее из прошлой жизни, помещая в холодную слепящую пустоту.
Через полчаса подъехало такси. Они не заметили, как его отец вместе с Наргиз укладывали их чемоданы в багажник. Отец что-то сказал таксисту, тот понимающе кивнул и встал рядом с машиной, закуривая, не торопясь.
– Оленька, Сереж, пойдемте, – к ним подошла его мать, взяв их за руки, потянула за собой.
– Куда? – непонимающе спросил Сергей, повинуясь воле матери.
– Ничего, ничего, – ласково говорила она. – Вам с Оленькой лучше пока уехать, на недельку. Мы с папой тут побудем, ну а вы пока отдохнете.
– Отдохнем? Я не понимаю.
– Поехали, – сказала Оля, властно взяв его под руку.
Хорошо зная характер мужа, Оля не стала обсуждать с ним предложение его отца и сразу согласилась. Она не знала, как выразить им свою благодарность за все, что они сделали, забрав у них с мужем все тяжкие хлопоты, с которыми они вряд ли бы справились, но она чувствовала, что они не ждут благодарности, это скорее оскорбит их… как это похоже на их сына.
– Ну, давай. Как приедете, позвоните, – отец обнял Олю и крепко пожал руку сыну, но потом резко притянул его и обнял.
– Приказываю отдохнуть.
– Хорошо, пап, спасибо. Спасибо, мама, – Сергей обнял мать, она поцеловала его в лоб.
Сергей закурил напоследок, решив, что это будет его последняя сигарета. Оля с его матерью еще долго о чем-то говорили, мама гладила Олю по плечам, а до него доносился только один сдавленный вопрос, который твердила жена: «Почему она не приехала?».
В стороне стояла Наргиз, утирая расшитым платком глаза, от набежавших слез. Его отец стоял рядом с ней, как всегда сдержанный, волевой. Сергей докурил и подошел к ним, неуклюже подбирая слова благодарности для нее. Наргиз только махнула руками и закрыла лицо платком. Подошла Оля и долго держала ее в своих объятиях.
Время скомкалось, вырезая их из реальности. Сергей очнулся только тогда, когда такси уже давно выехала на трассу. Оля спала у него на плече, спокойная, потеплевшая.
Их домик стоял на самом краю санатория, вдали от шумных корпусов и других коттеджей. В первую ночь они почти не спали, слушая, как шумит лес за окном, жадно вдыхая сладковатый воздух соснового бора, начинавшегося прямо за их окнами. Тихо постанывали на ветру деревянные стены, ночной ветер исследовал чердак, разговаривая с деревянными перекрытиями.
Размеренная жизнь и строго установленный график лечебного учреждения не вызвали у них отторжения, скорее они были рады полностью довериться установленному распорядку, чувствуя себя неуютно в свободные часы.
Оля пропадала в бассейне, изредка посещая тренажерный зал, чтобы вытащить оттуда Сергея, методично забивающего свои мышцы. Так было легче, голова пустела, лишенная энергии, избавляя от гнетущих мыслей, давая душе отдохнуть. Позже он сам стал приходить в бассейн, чтобы проплыть пару километров и полюбоваться на жену, упоенную тренировкой, набравшую былую форму, прямую, стройную, с подтянутым телом, про которое она забыла за последние годы. Она подплывала к его дорожке, с горящими от удовольствия глазами, и тянула за собой, заставляя плыть за ней, чувствовать так необходимую физическую свободу движения в воде.
В домик они вернулись, когда на улице уже стемнело. За окном размеренно трещали цикады, яркая луна освещала комнату, наполняя ее тонким серебристым светом.
Оля сбросила с себя легкое платье и нагая подошла к окну, подставляя покалывающее от приятного напряжения тело под струю лунного света. Он смотрел на нее затаив дыхание, влюбляясь заново, рождаясь заново. Она обернулась, блеснув страстными глазами, увлекая его к себе.
Первая, за последние годы, близость не была той невыносимой, опустошающей, неизменно следовавшей за ними. Нет, чувство опустошения и боли, которую каждый хотел испытать, всего этого больше не было. Став вновь единым целым, они растворились друг в друге, чувствуя тепло и счастливую истому. Оля смотрела на него молодым счастливым взглядом, забытым ею, но возродившемся после
