Мы

до списка Форбс.
– Скажите, а возможно ли пересадить мозг мужчины в тело женщины? – молодая журналистка подняла руку и сразу же задала вопрос.
– Я бы хотел повторить, что основной миссией нашего института является поиск методов лечения неизлечимых заболеваний, – с нажимом ответил им Александр Иванович.
– Я думаю, что нет ничего плохого в том, чтобы человечество дало возможность продлить жизнь выдающимся ученым и деятелям, которые всю свою жизнь отдали на служение человечеству, – сказал сидевший рядом с Александром Ивановичем председатель Совета директоров научного центра.
– То есть речи идет о том, чтобы дать избранным людям вторую жизнь, все верно? – не унимался второй журналист.
– Если это в интересах мирового сообщества, то да – это в наших общих интересах, – ответил председатель.
– Но мозг не вечен, не кажется ли вам, что в конце концов вместо мозга  выдающегося человека останется лишь матрица искусственной нейронной сети, помещенной в пустое тело? Можем ли мы тогда считать таких людей киборгами? – зал напряженно вздохнул.
Александр Иванович закрыл микрофон руками и стал о чем-то переговариваться с членами президиума.
– Мы не будем давать комментарии на подобные псевдонаучные бредни, – сухо ответил он журналисту.
– А как может быть урегулирован вопрос о донорстве тела живого и здорового человека? – спросила журналистка, иностранный журналист кивнул ей, одобряя вопрос.
– Я прошу обратить внимание, что никто и никогда не будет использовать тело здорового человека – это невозможно и преступно! – ответил Александр Иванович.
– Но тогда как же вашему центру удалось провести подобную операцию?
– Здорового человека определяет сознание. Наш питомец имел достаточно оснований для проведения данной трансплантации. Вы можете направить запрос и получить подтверждающие документы, – ответил Александр Иванович.
– Насколько нам стало известно, – к микрофонам вышел четвертый журналист, все уважительно расступились, – Ведется работа по продвижению законопроекта об изменении статуса в гражданском обществе лиц с отклонениями в развитии и душевно больных. Можете это прокомментировать?
– Мы не вправе комментировать законодательную деятельность, – быстро ответил председатель.
– Что ж, подобные инициативы также продвигаются и в других странах. Не кажется ли вам, что это бы сильно упростило проведение подобных операций на коммерческой основе?
– Мы не даем комментариев по этому вопросу, – ответил председатель.
– Зазвучал голос диктора, тезисно рассказывающего о дальнейшем ходе пресс-конференции, но сквозь его монотонную речь Лиза услышала вопрос, выкрикнутый из зала, – Разве это не новый мировой фашизм?!
– Ты слышал, а? – спросила она отца.
– Да, режиссер молодец. Ты не замечала, что часто новости идут в утвержденном русле, но, как бы случайно, вставляются ляпы или явные неточности? Я думаю, что это делается специально, чтобы проверить реакцию населения, а заодно и внимательность.
– Папа, но это же ужасно! Я когда пришла в этот проект, то речь шла об использовании тел людей с умершим мозгом. Но не живых и здоровых!
– А как же тогда удалось сделать операцию Толе? Мне кажется он вполне здоровый мальчик.
– У него были показании! Я сама это читала в его карте… – она запнулась.
– Читала в карте… а ведь я никогда не проверяла это.
– Ну, моя дорогая, если не верить в систему, то ничего работать не будет.
Она задумалась. Отец налил ей свежего чая и поставил рядом тарелку с пирожными.
– Пей чай, нечего голову себе забивать.
Она взяла пирожное, потом еще одно.
– Хватит, – Лиза отодвинула от себя тарелку, – нельзя столько жрать.
– Ничего, не разнесет. Иди спать, а то уже носом клюешь.
– Угу, спасибо за ужин, пап, – она подошла к отцу и поцеловала его в щеку.
– Может тебе коньяку налить?
– Ну ты что, мне же завтра за руль садиться, – Лиза помотала головой.
– А куда это ты собралась? Завтра же у тебя выходной.
– Я хотела к Ульяне съездить, помнишь, я тебе рассказывала?
– Да, хорошая девушка. Так давай я тебя отвезу, а потом заберу.
– Да ну, что тебе туда мотаться?
– Ничего, мы с твоей матерью по городу погуляем, – он встал и налил ей на донышке пузатого бокала.
Лиза повертела бокал в руках и выпила.
– Еще! – протянула она ему бокал.
– Ты так в детстве требовала молоко, – улыбнулся он и налил. Она быстро выпила.
– Все, я спать, – Лиза поставила бокал возле мойки и побежала в ванную.
Потом она еще долго ворочалась в кровати, вспоминая карту Толи, ей стоило больших усилий заставить себя не вскочить с кровати и не броситься к своим записям. Усталость мягко успокаивала ее, и сон медленно овладевал ее сознанием.
 
8.
 
Артем сидел за столом и еле заметно улыбался. Ему нравилась легкость в голове, освобожденной от чрезмерных доз препаратов, которыми его пичкали вот уже три недели. За окном шумел ветер, лил плотной стеной дождь, в голове было пусто и приятно, хотелось петь. Он посмотрел на свои пальцы, отбивавшие ритм засевшей в голове песенки. За ним наблюдали, но его это больше не беспокоило. Ощущение себя, как образца с витрины не вызывало в нем жгучей ненависти, она конечно же никуда не делась, более того она росла и крепла в нем, но он научился не показывать ее окружающим, пряча глубоко внутри себя. И ему это удавалось, скоро снимут строгий режим и тогда… впрочем не стоит об этом думать здесь.
– Ну что, Артем, как ты себя сегодня чувствуешь? – к нему за стол подсел лысый как шар психолог, доброжелательно глядя на него своими бесцветными глазами.
– Спасибо, все хорошо, – улыбнулся ему в ответ Артем. Он не доверял этому человеку, подсознательно чувствуя, что он также не верит в затеянную Артемом игру.
– Что мы будем сейчас делать?
– Хм, да, собственно, ничего особенного. Давай мы с тобой просто поговорим.
– Хорошо, о чем Вы хотите поговорить?
– Ты знаешь, я бы хотел рассказать тебе одну историю. Случилась она со мной в очень раннем детстве. Мне иногда кажется, что я никогда не мог быть таким маленьким, представляешь, вот таким я был, – он показал рукой маленького человечка на столе, а потом похлопал себя по лысине.
– И волосы у меня тогда росли, густые, да.
Артем кивнул, что понимает, но внутри весь напрягся, не понимая к чему клонит этот человек. Часто разговоры с ним заканчивались для Артема плохо, его уводили в процедурную или палату, где вкачивали очередную дозу желтоватой или белесой жидкости, после который он на время терял себя в этом мире, собирая по крупицам сознание. Это назвалось коррекцией, как-то при нем проговорился любимчик Александра Ивановича Антон.
– Я помню себя маленьким, - Артем решил подыграть ему, думая, что стоит идти на контакт.
– Я любил играть в песочнице, строил красивые замки, рыл каналы.
– Я тоже любил покопать в песочнице, за уши не оттащишь. Мне всегда казалось, что если копнуть поглубже, то можно отрыть настоящий клад!
– Ну и как, нашли?
– Да, пару жестяных банок и бутылочных осколков, – рассмеялся психолог, глаза его не смеялись.
– А чтобы ты хотел откопать?
– Не знаю, никогда об этом не думал.
– А давай подумаем. Где можно что-нибудь найти?
– Да где угодно, хоть здесь.
– Вот, верно. Ну мы с тобой тут не будем копать, ведь настоящий клад зарыт в нас самих, не правда ли?
– Наверно, – Артем максимально наивно отыграл лицом, но все же чуть дернувшаяся рука выдала его напряжение.
– Что бы ты хотел найти в себе?
– Найти в себе? Как это?
– Ну как, легко и, в то же время, неимоверно сложно. Вот так. Каждый человек в процессе жизни отрывает в себе новое – это бесконечный процесс. Попробуй, ведь это так просто. Вот смотри, я всегда хотел быть поваром, но стал врачом. А если бы я тогда глубже посмотрел внутрь себя, то понял бы, что я не хочу быть поваром, я хочу вкусно есть, но не готовить. Видишь, как все просто, а?
– Нет, не вижу, – Артему вдруг надоела эта игра. – Зачем лишать себя удовольствия неизвестности? Если каждый будет глядеть внутрь себя, то скоро придет к выводу, что он ничего не хочет делать, ничего!
– Мне кажется, что у тебя слишком пессимистичный взгляд, неужели все люди таковы, как ты описал?
– Это заложено природой.
В комнату вошел ординатор и жестом показал психологу идти за ним.
– Мы продолжим, этот разговор, – психолог встал и вышел следом, поблескивая лысиной.
Через час Артему вкололи еще одну дозу. Это бы какой-то новый препарат, от него голова не кружилась, а просто медленно отделялась от тела. Еще чуть-чуть, и он бы смог положить ее рядом с собой. Руки не слушались, роняя на пол отделившуюся голову. Голова что-то шептала немыми губами, а тело то раздувалось, то ссужалось в такт речи.
 
Александр Иванович нервно ходил по кабинету, сильно сжимая кулаки. Его лицо, обычно открытое для окружающих, с неизменной подкупающей улыбкой, было исковеркано гримасой гнева и страха. За журнальным столиком спокойно сидел лысый психолог и пил кофе с пирожным.
– Что-то мне кажется, что вы все сговорились, да? – Александр Иванович метнул на него гневный взгляд. – Сначала эта мне мозги крутила, теперь ты!
– Саша, никто тебе ничего не крутит. А Елизавета тебе все верно говорила. Конечно, у нее не было текущих данных, но чутье у нее что надо. Зря ты ее