Полковник еще раз перевел взгляд на выстроившихся перед ним бойцов группы разминирования.
Затем, спустя мгновение-другое, услышал голос капитана аль-Мари: "Полковник Ульянов, мне нужно пообщаться с вами подальше от ушей и глаз моих бойцов. Нужно будет. Не прямо сейчас. Сейчас пусть мои бойцы продолжают практическое занятие по изучению конструкции мины румынского образца, которую они сняли вчера утром на дороге к разрушенной мечети в северной части города... А вам нужно пойти к майору Нурхан аль-Джани и получить некоторую амуницию, бронежилет и оружие - оно у вас должно быть собственное и всегда готовое к применению. Мы пойдем туда вместе. Для этого есть причины.".
Она произнесла это и умолкла, ожидая его ответа.
В строю еще не разошедшихся бойцов кто-то ободряюще-недоуменно-озорно присвистнул - кажется, это был серб Стойкович, но ручаться за это полковник Ульянов не мог.
Повернувшись, вновь, лицом к Надие аль-Мари, он ответил ей: "Да, пойдемте." - и, миг спустя, они уже шли к располагавшемуся чуть-поодаль другому низкому брезентовому сооружению, чуть-поменьше того, которое служило казармой группы разминирования...
Сорок секунд спустя, капитан аль-Мари, пройдя вперед, откинула незастегнутый брезентовый полог на входе в это строение из брезента светло-песочного цвета и они вошли вовнутрь.
Здесь, также, ка ки в штабном шатре полковника абу-Алифа, было прохладно, чувствовался легкий леденящий ветерок от кондиционера. Но этот ветерок не мог, разумеется, выветрить, выдуть отсюда специфических запахов, которых не почувсвуешь в "гражданском" мире - запахов кирзовой кожи, оружейного масла и двух совершенно особых, тонких, почти неуловимых запаха - запаха взрывчатки и металла - как это ни удивительно, но полковник Ульянов, как, наверное, и капитан аль-Мари, знал - металл тоже пахнет - латунь имеет один запах, сталь - другой, броня - третий...
Здесь пахло и латунью и броней...
Перед ними, в "комнате" между правой и левой частями этого строения, находился стол, за которым сидела девушка - совсем молодая, с толстыми, черными, как смоль, косами и очень смуглой кожей. Девушка, так же, как и бойцы группы разминирования, была одета в песочного цвета форму, а перед ней на столе лежал пистолет - не только бывший очень крупным сам-по себе, а казавшийся еще более крупным из-за контраста с миниатюрным сложением девушки за столом. Полковник Ульянов, взглянув на пистолет, определил, что это был ихраильский "Иерихон"....
Именно к этой девушке и обратилась сейчас Надия аль-Мари: "Здравствуй, Нурхан! Хорошо, что у тебя тут так прохладно... Нурхан, человек, который пришел со мной - наш русский брат, советник Ульянов. Он должен получить оружие, индивидуальную аптечку, бронежилет и что-то на голову, чтобы прикрыться от солнца - в России оно не жарит так беспощадно... Завтра нам с ним вместе приступать к работам на территории разбомбленного роддома, это рядом с кондитерской фабрикой "Аль-Фасизи энтерпрайзес"...".
"Храни его и вас Аллах там... Это место скорби..." - ответила ипйор Нурхан аль-Джани; на Надию и полковника ульянова взглянули большие и блестящие черные миндалевидные глаза.
Затем майор аль-Джани встала из-за своего стола, подошла к проему, занавешенному брезентовым пологом и ведущему в левое "крыло" этого помещения, откинула полог и жестом пригласила Надию аль-Мари и полковника Ульянова следовать за собой.
Они прошли за ней в левое крыло брезентового строения - ротный склад имущества - и полковник Ульянов был восхищен тем, какой порядок поддерживала здесь девушка, которая, несмотря на свой юный возраст, уже носила звание майора. Все здесь было на своем месте - висело на специальных стендах оружие, лежали на стальных стеллажах сложенные комплекты обмундирования и бронежилеты - рассортированные по размерам, снабженные бирками; под каждым комплектом обмундирования того же песочного цвета на полке ниже стояла пара армейских ботинок-берцев. В отдельных ящиках лежали гранаты и "рожки" к автоматам, стопками стояли "цинки" с патронами к "Калашниковым" и СВД, ПКМ и РПК...
...Спустя недолгое время капитан аль-Мари и полковник Ульянов вышли из помещения ротного склада имущества; полковник Ульянов нес два плотно упакованных черных пакета и надетый на плнсо, снаряженный им тут же, в складе, только-что обтертый от густой консервационной смазки, АКМ-74 с подствольным гранатометом. Он хотел, было, направиться к казарме группы разминирования, но капитан Надия аль-Мари остановила его, сказав: "Подождите, советник... Скажите... В вашем приказе на командировку в Алеппо оговорено, где вы будете жить? Конечно, вы можете поселиться и в казарме группы... Но это наложит определенные ограничения на конфиденциальность и неприкасаемомсть собственности. Конечно, я уверена в своих людях. Не подумайте дурного... Но...".
Она умолкла, собираясь с духом, чтобы сказать то, что было в мыслях, но что не так легко было озвучить. А затем, несколько резко, то бледнея, то краснея, но жестко, твердо, как и подобает военной, произнесла: "У вас говорят - нет незаменимых людей... Тяжелое и жестокое выражение, когда касается тех, с кем работаешь долгое время... К кому привыкаешь... Саперы гибнут не реже пехотинцев или десантников - и не всегда все зависит от дрожания пальцев или "сюрприза" в конструкции мины... Нас выцеливают снайперы ИГИЛ, натасканные американцами... Нас накрывает обрушивающимися плитвами в зданиях... Так погиб месяц назад брат Нурхан... И я не всегда знаю тех, кто приходит на замену. Хорошо, если командование и Аллах посылают достойных людей... А о недостойных я не хочу думать... Простите зменя сейчас, советник...".
Полковник Ульянов, поставив на землю пакеты, приблизился к Надии - для этого понадобилось сделать всего шаг.... Увидел ее глаза, щеки... Она плакала... Скорее всего, это была минутная слабость... Но она была искренней... И слабостью ли?
Он помолчал и ответил ей: "Капитан аль-Мари, вам не за что извиняться... Я видел, как погибают товарищи. До сих пор гоню из видений Тимура Галиева и Серегу Барина - у него и позывной был "Барин", точно по фамилии... Первый погиб в Грозном - взорвалась вторая, радиоуправляемая, мина, уложенная под слоем грунта точно под той, что он тогда снял.. Второй погиб в Углегорске - его "снял" снайпер, польский наемник, выстрелил в спину, когда Серега снимал простую "растяжку"... Вы плачете, Надия...".
Он не договорил. Внезапно, капитан аль-Мари оказалась слишком близко - просто шагнула к нему и, миг спустя, он почувтсвовал ее сердцебиение сквозь ткань форменной рубашки... Она обняла его, он почувствовал, как ее слеза горячей влагой стекает по его щеке...
Это длилось несколько секунд - легкое соприкосновение тел, толчки сердца сквозь ткань, слеза на его щеке, порывистое, дрожащее сжатие рук на его шее...
Затем она отстранилась, но, все же, оставалась рядом - настолько рядом, что легкий аромат шампуня от ее волос и духов от ее кожи без труда проникали в его ноздри...
А еще спустя миг, Надия аль-Мари сказала: "Советник Ульянов... Вы будете жить со мной. К счастью, у меня есть комната в городе и она рядом с общежитием офицеров штаба... Сейчас, конечно, мы пойдем в казарму... Но, считайте, жильем вы уже обеспечены.".
Полковник Ульянов, осмысливая ее слова, помолчал.
Затем сказал - именно то, что должен был сказапть в этих обстоятельствах вышколенный, твердо знающий Устав, офицер: "Капитан аль-Мари, это не по Уставу. Или вы находите это допустимым?".
Она ответила, ни секунды не медля и глядя, при этом, ему в глаза открытым, совершенно не "военным" взглядом: "Я нахожу это единственно возможным для двух людей, которых лишь мундир и Устав отделяют от полного единения - сердец, мыслей, взглядов... Душ... Я хорошо помню наше знакомство в Сети, советник... Вы тогда не были советником. а я - военной... Мы сыграли с вами свадьбу в Сети - а мне казалось - на облаках... Я ни за что не пошла бы на это с чужим мне и моему сердцу человеком. Аллах, как ваш бог, отвел бы меня от таких помыслов... Я много раз спрашивала тогда Аллаха - правильно ли я сделала... Аллах не ругал меня... И я не нарушу ни Устав ни заповеди Аллаха, если мы станем жить под одним кровом. Это лишь поможет нам - либо сблизиться, либо понять, что все тогда было иллюзорно, мнимо... Но я бы не хотела бы в этом убедиться...".
...Ответ Надии аль-Мари ставил пеерд ним новый вопрос, который был бы неразрешим, если бы он был просто офицером, никогда, даже вот так, виртуально, не знавшим ее. А он знал Надию там, "на облаках" и она не была ему безразлична... Далеко не была...
Он помнил те эмоции, которые наполняли обоих и чувствовались в тоне их общения в Сети, ее голоч, пусть даже "заштрихованный" помехами "Скайпа", ее глаза - такие же ясные, искренние... Как хотелось уже тогда обнять ее - и уже не выпускать... Конечно, это было много лет назад... Но сейчас оказалось, что годы ничего не поменяли... Что она все помнила. И полковник Ульянов мысленно спрашивал себя, бога, Аллаха - во что может вылиться это обновление чувств, чем расцветет эта завязь новых сердечных отношений и не подвигнет ли это Надию к нарушению заповедей Корана.
Как человек из другого, не исламского мира, полковник Владимир Сергеевич Ульянов чувствовал за собой ответственность за свои поступки в отношении этой девушки - капитана сирийской армии Надии аль-мари...
... А разговор этот уже сошел на нет. И он сознавал, что пеерд ним никакая не девченка из тогдашней, не военной, жизни, а строгая, выдержанная, по-своему - заботливая военная - капитан Надия аль-Мари, командир взвода - группы разминирования в саперной роте полковника Юсуфв абу-Алифа...
Надия, между тем, произнесла: "Ладно, пойдемте, советник. Я отвыкла стоять долгое время на открытой местности, да и солнце печет... Идемте в казарму.".
И они двинулись в направлении казармы их взвода.
Пока они шли, полковник Ульянов задал Надии аль-Мари вопрос, который собирался задать с той секунды, когда увидел сербского сапера Славомира Стойковича с его галантными, явно рассчитанными на взоры прекрасной половины человечества, движениями: "Капитан аль-Мари. Скажите, а как ведет себя во взводе Славомир Стойкович? Мне показалось, что он демонстрирует вам свое неравнодушие...".
Надия аль-Мари в ответ произнесла: "Стойкович? Он демонстрирует неравнодушие к своему делу. А делает он это для того, чтобы окзать впечатление на Дильназ. Он за ней... прихлестывает, да?".
"Ухлестывает." - поправил ее полковник Ульянов и она продолжила: "Да, именно так - ухлестывает. Иногда это слишком явно, иногда не очень. Мне это не очень нравится, но мне нравится, как оба они делают свою работу. И хотя я давнот могла бы уступить просьбам командира второго взвода Мансура аль-Гамида и отдать Стойковича ему в обмен на другого - тоже серба, я этого не сделаю. Хотя иной раз мне и хочется, чтобы они находились вне прямой видимости друг-друга...".
"Вот как... А мне казалось, что та попытка выглядеть этаким мачо
