могу точно выразить, что я чувствую к вам и ко всему происходящему со мной за последнее время, может, со временем я смогу правильно оценить и Вашу помощь и свою сегодняшнюю жизнь, но не сейчас… Только не сейчас… Сейчас я хочу слушать эту волну, этот ветер и вас, сэр.
Она грустно улыбнулась, а сердце графа ёкнуло от тревоги: вот сейчас она должна по сценарию жизни Великого сказать ключевую фразу. Граф подавил собственное волнение, хотя оно с человеческой точки зрения было бы вполне понятно: мудрый и древний Мегрейд стоял очередной раз перед прекрасной сильной женщиной, как перед порогом собственной судьбы, и она грустно и мило дарила ему улыбку, не женщина, заметьте, а именно судьба. Единственное, что он часто как упрёк говорил своему Создателю и Владыке: «Почему?» И сейчас в эту минуту, будь он послабее духом, то именно это слово сорвалось бы с болью и горечью с его губ в бездонное небо. Почему это нежное создание, великолепное творение гениальных Его рук должно пройти муки Ада? Она достойна быть счастливой женщиной, матерью, женой, просто жить, проводя великосветские балы и приёмы, смеяться шуткам придворных и дарить миру само своё существование как высшее благо.
Но сценарий неумолимо крутит время, и секунды отбивает волна прибоя, теребя песчинки, и пенные мелкие барашки у ног двоих, ждущих следующее мгновение как благословенную муку, готовых из нежных Великих рук принять всё как предназначенное. Ни один, ни другой не торопили события, пытаясь оставить это мгновение как последний спокойный, но слишком короткий сон на многие сотни лет. Как мало у душ в мирах покоя, как мало отдыха. Эти трудяги, в своём бесконечном желании действовать, подобны своему Творцу. Диара повернулась к графу и молча, как ребёнок, прижалась к его груди, утонув в его руках. Да, граф никогда не мог угадать саму фразу согласия, те самые ключевые слова, которые фиксируются на Великом Договоре существования, сейчас это даже не фраза была, а поступок: женщина просто прижалась к нему как к спасителю. Он понимал, что именно так «прозвучало» согласие пройти этой душой тяжёлый кровавый путь сквозь собственную Тьму, путь тяжёлого страшного поиска себя в кромешном Аду и кругах его. Понимал, что, смрад и зловоние человеческих пороков не остановят её, и она узнавать их будет как одержимая; понимал, что тысячи раз разорвётся это сердце от боли потери, от беспомощности; много раз сгорит она в огне страха, жалости, ненависти, страсти… И опять тоже самое «Почему?» Почему именно его руки должны ей подарить розы с такими шипами? Мегрейд упрекнул сам себя в малодушии и неуместной жалости к хрупкому на вид созданию, и мысленно обратившись к Творцу, пообещал: «Я сделаю всё, о чём Ты просишь, с терпением покажу ребёнку мир тьмы, я принимаю её, и благодарю Тебя за доверие». Как всегда в такие минуты, Отец молчанием ответил своему сыну. Он молчал и на распятии Иисуса, не отвечал на крики Моисея, на плач Илии… Мегрейд понимал – выбор требует силы со стороны идущего и выбирающего. И теперь не дождавшись ответа, он тихо предложил леди великолепный завтрак, причём вложил в описание его такие эпитеты, что оба, рассмеявшись, быстрым шагом направились к замку.
9.
Всё реже в душе Диары память поднимала мысли об отце, Ремии, доме, знакомых, старике Горанже. Иногда памяти удавалось лишь чувством тоски по разрушенному прошлому болью отозваться в душе молодой женщины, но чутьё графа Мегрейда вовремя приходило на выручку и вокруг обязательно происходило что-то очень интересное или важное и память Диары в очередной раз пряталась в трущобы глубоко внутри до следующего удобного момента. Казалось, что днём и ночью шла битва за женщину. С одной стороны неусыпный граф с его магическими глазами и чутьём зверя, с другой – маленький огонёк души бедной женщины, маленький, так как совсем тяжко ему было в замке, под тысячами глаз расторопных и невидимых слуг графа, каждый бился, ежесекундно подыскивая удобный момент. Душа использовала ночь, чтобы провести Диару по коридорам замка и показать снующих невидимых глазу человека слуг, порой имевших жуткий облик, душа напоминала Святой Образ Матушки, со скорбью и несказанным милосердием склонившей свой лик над золотым младенцем на руках. Диара ощутила острую необходимость прижаться к Святому лику Матушки, она ещё что-то хотела сказать ей прямо во сне, но слёзы лились как тот самый проливной дождь в шторм и буквально заставляли её захлёбываться солёно-горькой водой. Память показывала трагическую жизнь всех героев картин в коридорах, и эти чужие, далёкие для Диары образы и события, проходили перед её глазами, вызывая ощущения полного присутствия в очередном «кадре». Женщина просыпалась и сердцебиение, учащённое дыхание выдавали боль и испуг, но мягкий аромат ночных цветов или трав, пение птиц в парке около замка, вероятно очень маленьких и грустных пташек, тёплый свет полной луны, играющей на позолоте штор и драпировке стен, сап мирно спящего Вальтера, скоро приводили её нервы в порядок, и она засыпала снова. Утром после каждой такой ночи она чувствовала некую усталость, но магия графа стирала воспоминания сна с таким же успехом, как и воспоминания прошлой жизни. По настоятельной рекомендации врача, графская служанка, очень молчаливая и странно улыбающаяся особа, регулярно по утрам поила Диару отваром каких-то трав, чуть горьковатым на вкус, но придающим сил и бодрости. Было что-то такое в этой девушке, что абсолютно не располагало Диару к разговорам с ней и каким бы то ни было расспросам. Днём, если удавались минуты одиночества, душа продолжала звать Диару в церковь на покаяние, но страхом разоблачения и ареста граф сковывал и это желание женщины, постоянно наблюдая за каждой мыслью женщины. Знакомые графа «докладывали» обо всём происходящем в ближайших поместьях, замках и городах. Их рассказы свидетельствовали, что никто не ищет дочь Гейдера. Прогулки по округе, приёмы и поездки по городам постепенно, но верно должны привести графа к намеченной цели. В свете стали поговаривать, что граф наконец-то решил связать себя брачными узами, скептики уверяли, что это всего лишь политический шаг и пытались разузнать всё возможное о предмете обожания графа. Но самое интересное – никто, абсолютно никто не мог припомнить Диару, и обществом строились всевозможные догадки и предположения. Было даже озвучено, что граф привёз свою избранницу из Италии, но она имеет местные корни, и эти корни уходят глубоко в королевский род, но это тайная, очень тайная ветвь. Желание Диары спрятаться ото всех скоро пропало, так как, встречая знакомых ей людей, по их реакции понимала, что её просто не узнают. Первые минуты их радости и замешательства при встрече с графом Мегрейдом и его очаровательной спутницей помогали ей с достоинством и честью выйти из сложной ситуации «повторного» знакомства. Вначале она приписывала все эти казусы тому, что после пережитого она могла измениться до неузнаваемости, может, даже её лицо приобрело другие черты, несколько дней назад она заметила сильный вишнёвый оттенок своих всегда чёрных волос, да и новая одежда могла сыграть свою роль. Однажды проснувшись ночью от очередного тяжёлого сна, она подошла к огромной зеркальной поверхности трюмо и испугалась, увидев там совершенно изменившуюся Диару. Милые и добрые черты лица сейчас обострились, придав ей выражение силы и властности, глаза приобрели выражение почти такое же как у графа Мегрейда, испугавшее её и заставившее когда-то вздрогнуть. Мысль, что магические способности графа, в которых она периодически убеждалась, имели в этом какое-то значение – постоянно приходила ей на ум. В любом случае такая реакция окружения её сейчас устраивала, да и себя она считала более привлекательной, чем молоденькая девушка, ласково называемая отцом и Ремием Ди. Рядом с графом она постепенно начинала чувствовать защиту. Память изо дня в день просила её побывать на могиле отца и повидать Ремия, но страх сковывал её язык сильнее, чем память терзала болью её сердце и Диара не решалась на откровенность с Мегрейдом. Муки продолжались бы ещё долго, если бы граф не предложил ей прогулку в родной ей город Н., объяснив это возникшими неотложными делами. В душе зародилась надежда, что находясь так близко она сможет хоть на несколько минут побывать на кладбище и узнать как поживает единственный ей близкий человек. Страх в очередной раз сковал ей сердце мыслью, что теперь, возможно, Ремий сидит в тюрьме за совершённое ею. Слёзы брызнули из глаз и память обрадовавшись, что сердце женщины живо, напомнила ей как хорошо было бы зайти ещё и в церковь. Воспоминания плотным кольцом окружили бедняжку. Вот она с отцом в возрасте 5-6 лет пытается переступить ступеньки входа в храм, они большие, но ей почему-то хочется сегодня прыгать через две. Отец нежно гладит её по голове и журит за баловство перед ликом Бога. Храм всегда внушал ей радостное чувство и это было камнем преткновения между ею и отцом с Ремием. Она никак не могла представить, что добрый дедушка на стене может погрозить ей пальцем и глубокие широко открытые детские глаза улыбались каждому лику и всем прихожанам. Никак отец не мог вселить в душу любимицы страх перед Богом. Память вела душу дальше в церковные праздники, которые особенно любимы были горожанами и отмечали они их с особым настроем. Вот в такие минуты храм и вовсе казался Диаре сказочным домом, где живут чудесные волшебники, и часто ребёнок, видя всё в стенах церкви как чудо, смеялся, чем вызывал у одних улыбку радости и восхищения ангелом, а у других порицание. Могила отца была совсем рядом с храмом, и батюшка, давно знающий семью Диары, крестивший её при рождении, наверное, присматривает за могилой. Слёзы так и лились с её глаз, как давно всё это было и как недосягаемо оно стало теперь, нынешней Диаре. И вот этот день настал. С утра Диару мучили вопросы. Что знает о ней граф? Действительно ли поездка вызвана финансовыми вопросами графа или же очередной раз он сумел прочесть её тайное желание побывать в родном городе и родительском доме, на могиле отца и повидать друга?
9.
Всю поездку граф с удовольствием развлекал её, как прошлым проплывающих мимо поместий, так и последними новостями. Забавные истории жителей отвлекали женщину от ожидания и страха встречи с родным и близким. Погода резко ухудшилась, как только карета графа въехала в город Н. Подул резкий ветер, хмурое небо готово было брызнуть потоками воды на головы горожан, крыши домов и сады и предупреждало их об этом редкими, но крупными каплями. Поэтому улицы быстро начали пустеть, и на карету мало кто обращал внимания, даже любопытные горожанки, лишённые интересных событий по целым неделям, вынуждены были опускать голову, прячась от тяжёлых капель. Граф остановился на окраине города в одиноко стоящем особняке, и опять Диара не увидела слуг, в том количестве, которое полагалось господину такого уровня и достатка. Правда, всё самое необходимое уже ждало их: стол изобиловал яствами, комнаты готовы были и протоплены, вазы с цветами манили дотронуться рукой до великолепия нежных головок с каплями росы на красных и
