штаба дивизии во главе с настоящим полковником появилась неожиданно. Так почему то получилось, что заранее ему не доложили. По этому случаю он загодя готовился, как только узнает (доложат когда) накрыть для комиссии богатый стол, как обычно это бывает. Однако теперь этого не понадобилось, всё пошло другим чередом. Узнав, что комиссия уже здесь, всполошившийся майор, ещё не успевший протрезветь, как следует, после очередной выпивки, от волнения и страха в суете перепутал мундиры, висевшие рядом в шкафу и по ошибке (надо думать не намеренно же) надел свой новый. До самозабвения полюбившийся ему мундир с подполковничьими погонами, уже давно ожидавший своего торжественного часа. Видимо, помрачённое сознание майора, лишившееся здравого смысла, решило, что вот он, наступил тот самый долгожданный торжественный час. И явился во всём блеске нового мундира, на уже объявленный парадный смотр, предполагая, наверное, что теперь в торжественной обстановке будет зачитан приказ о присвоении ему звания подполковника. Вот уж, ну, прямо бес попутал его. Уже, наяву грезил себя подполковником. Зная крутой нрав майора и его большую самоуверенность, внушённую им на частых его застольях, никто из его подчинённых не решился вмешиваться, чтобы поправить его – предупредить, видимо считали, что с высшим начальством у него всё согласовано, и всё идёт по известному ему плану. Знали, что у него всё и везде схвачено. Предполагали, что, теперь состоится торжественная часть этого мероприятия, где будет объявлено об очередном присвоении ему звания подполковника. И, он явится на крыльях своей мечты на эту церемонию перевоплощения во всём блеске, уже давно подготовленного (заготовленного) на этот случай, мундире. Он стоял теперь вытянувшись, не мигая, смотрел своими крупными, остекленевшими глазами на высокого, худощавого полковника, старшего по званию из всего состава комиссии (пяти или шести человек), и видимо, мало что понимал. Это ещё, что за маскарад! – строго вопрошал изумлённый, настоящий полковник, возглавлявший комиссию, увидев его в этом наряде; прилюдно обругал, отчитал его, объявил ему выговор, и тут же отправил его привести себя в надлежащий вид, в настоящем своём звании с погонами майора, прописанный уставом воинской службы. А приказ о присвоении ему подполковника из столь курьёзного случая был отложен до лучших времён. Наступили такие времена, или нет, было неизвестно, через два года службы, Михаил демобилизовался. Самонадеянность, чересчур большая уверенность в себе, вышедшая за рамки приличия, обманула, подвела в самый решающий момент. Настоящий (не воображаемый, не туфтовый) полковник прервал его неукротимую прыть, полёт его мечты и дум высокое стремление, спустил его на грешную Землю, чтоб почувствовал он, её незыблемую твердь и не отрывался от неё так высоко, подобно птице полетевшей к Солнцу. А парадный смотр прошёл наилучшим образом, понравился комиссии, и настоящий полковник из штаба дивизии объявил благодарность всему личному составу.
Так вспоминает теперь, совсем уже пожилой, на седьмом десятке лет Иванов Михаил свою молодость, два года проведённые тогда в рядах В.В. Бакинского гарнизона.
[/justify]
