Глава четырнадцатая
Через неделю Тэнни сама поняла, что не может двигать ногами. Дальше скрывать что-либо не имело никакого смысла.
Узнав о случившемся, Айка от жалости к сестре опять разревелась. Рогнед весь как-то сдулся, обмяк и посерел, словно мяч, из которого наполовину выпустили воздух. Доктор Ройтнер ходил мрачнее тучи – сердился на свою беспомощность. Отец ничего не узнал – я убедил его улететь домой, в Москву, еще до того, как о параличе Тэнни стало известно всем.
От Эвердика не было ни слуху, ни духу. Телефон его не отвечал, а внучки, с которыми попыталась созвониться Айка, были не в курсе, но обещали передать дедушке всё от начала до конца. Я понял, что Эвердик прячется, правда, не понял, зачем ему это нужно.
Его поведение стало мне ясно, когда меня в очередной раз вызвал Генеральный секретарь Совета Согласия и спросил, считаю ли я нужным выдать пражской полиции санкцию на официальный допрос всех лиц, находившихся в тот злополучный день на банкете в доме Эвердика, и на досмотр его дома. К выводу, что взрывное устройство было установлено во время банкета, полиция пришла точно так же, как и мы.
Конечно же, я был категорически против. Устроить шмон в доме бывшего консула по безопасности, вызвать на допрос половину высших чинов Консулата, представителей чешских властей и международных организаций – только такого всемирного скандала нам и не хватало! Я заверил Генерального, что всю эту щекотливую процедуру возьму на себя. Как бы то ни было, следствие-то вести было нужно! Без допросов все равно не обойтись, но в моих силах было провести их конфиденциально, не вынося сор из избы, и Генеральный согласился, хотя все же настоятельно потребовал от меня убедить Эвердика как можно скорее выйти из подполья, иначе это двусмысленное поведение может быть неверно расценено. Не думаю, что сам Эвердик этого не понимал. Видимо, у него были причины временно устраниться от контактов с внешним миром. Тем не менее, я пообещал, что сделаю все возможное.
Поздно вечером из Петербурга мне в Консулат совершенно неожиданно позвонил доктор Рубинцев.
– Что с твоей девочкой, Сергей? – спросил он без предисловий, едва возникнув на экране моего ноут-бука.
Я коротко изложил ему суть случившегося. Старик немного помолчал.
– Ты прости, – сказал он после паузы, – я, конечно, должен был позвонить намного раньше, но я только сегодня узнал. В последнее время я не смотрю новостей – слишком много работы.
– Я понимаю вас, Олег Всеволодович, – ответил я. – Вам не за что извиняться. Наоборот, это я сразу же должен был позвонить вам, но все эти события совершенно отшибли у меня мозги.
– Мне надо обязательно осмотреть Тигренка, – сказал Рубинцев.
– Но ведь это же не ваша специализация, – возразил я.
– Вживлять жучки в тела девочек тоже не моя специализация, – буркнул доктор, нахмурившись. – Тем не менее, я это сделал. Кто сейчас лечит Тэнни?
– Доктор Ройтнер, начальник нашего отдела биологической безопасности.
– Нет, я его не знаю. Впрочем, фамилию, кажется, слышал. Надеюсь, этот человек работает не хуже Виллиталлена?
– Намного лучше. У него золотые руки. Если бы не он, Тэнни бы просто умерла.
– Ах, вот даже как… Знаешь, Сергей, надо бы мне с ним поговорить. Ты не мог бы дать мне номер этого Ройтнера?
Я продиктовал Рубинцеву номер. Тот записал его себе в планшет и спросил:
– А как сама Тэнни восприняла известие о своем параличе?
– На удивление спокойно, – ответил я. – Она умеет скрывать свои чувства. Думаю, ей не хочется, чтобы мы все переживали еще больше, видя, как ей плохо.
– Понимаю, – кивнул Рубинцев. – Понимаю и уважаю. Ну, так что, Сергей, ты сможешь встретить меня в Праге так, чтобы об этом никто не узнал?
– Разумеется, Олег Всеволодович.
– Вообще, я бы предпочел, чтобы о моем приезде знали только ты, Рогнед, Айка и Ройтнер. Это возможно?
– Думаю, да. А зачем такая секретность?
– Видишь ли, Сережа, совсем недавно я стороной получил одно очень важное известие, в правдивость которого не вполне верю. Все последнее время я занимался тем, что проверял, верны ли сведения.
– А что за известие?
– Не хочу об этом говорить, не придя к окончательным выводам. Чтобы совершенно убедиться, мне не хватает некоторых данных. Полагаю, что осмотрев Тэнни, я их получу.
– Так это касается ее?
– Не только. Это касается всех аспектов того явления, которое мы привыкли называть «Аплой».
– Господи! Да когда же можно будет забыть об этом «Аплое»?!
– Похоже, что не скоро, Сергей, потому что информация, которой я располагаю, действительно очень важна. Если она верна, это всколыхнет всю мировую общественность.
– Вы меня просто пугаете, Олег Всеволодович! Откуда у вас может быть столь резонансная информация?
– Не забывай, что от рук «Аплоя» погибла моя дочь.
– Я об этом всегда помню.
– Тогда зачем же спрашиваешь? Словом, когда ты можешь принять меня в Праге?
– В любое удобное для вас время.
– В таком случае, в следующее воскресенье. Я еще созвонюсь с тобой на всякий случай.
– Конечно, конечно.
– Не забывай наш уговор: о моем присутствии в Праге должны знать только четверо.
– Так и будет, Олег Всеволодович, не волнуйтесь.
– Надеюсь, что все пройдет гладко. Передай привет Тигренку. Можешь рассказать ей о нашем разговоре. Да, и еще скажи: пусть не отчаивается, возможно, я сумею ей помочь.
С этими словами Рубинцев отключился, не попрощавшись.
Такой неожиданный и странный разговор в очередной раз радикально пошатнул мое душевное равновесие и породил десятки вопросов. Я чувствовал себя совершенно измотанным. Что и говорить, лихо началось мое консульство! Я занимал свой новый пост чуть больше недели, а впечатление было такое, словно я уже целый год работаю не разгибаясь. События одно за другим сыпались на меня со всех сторон, и я барахтался в их лавине, уже начиная бояться, что захлебнусь. Не хотелось бы прослыть параноиком, но мне казалось, что вся эта круговерть, так стремительно меня засосавшая, кем-то хорошо спланирована и умело запущена. Как будто кто-то специально добился моего назначения консулом, чтобы затем разыграть меня, как джокер в чужой колоде, раскрутив вокруг меня шумный скандал, скомпрометировав и выставив меня на посмешище в прессе. Не знаю, так ли это было на самом деле, но я отчетливо понимал, что в моем положении сейчас главное – не допустить фатальной ошибки, или даже просто ошибки, потому что любой мой случайный просчет, вне всякого сомнения, мгновенно был бы использован, раздут до невероятных размеров и превращен Бог знает во что. Впрочем, при любом раскладе мне совсем не хотелось выглядеть на консульском посту человеком случайным. Я уже начинал злиться и не собирался просто так сдавать свои позиции и подставлять шею под удар. Даже если Консулат в целом был мне нелоялен и считал меня выскочкой, я все же верил, что у меня есть надежные сторонники, на которых я могу рассчитывать в самых сложных обстоятельствах. К их числу в первую очередь, конечно же, относился Симонис со своим спецназом, а это была неслабая козырная карта. Кроме того, рядом со мной всегда был мой верный оруженосец Рогнед Катковский. Именно ему, а также главному следователю следственного отдела я и собирался завтра поручить допрос лиц, присутствовавших на банкете. Этим я фактически развязывал Рогнеду руки: действуя открыто, от моего имени, он мог не только работать над созданием официальной следственной версии, но и одновременно беспрепятственно собирать материалы для своего параллельного расследования, что, несомненно, было намного важнее.
Домой, а вернее, в клинику Ройтнера, где я все еще жил, я возвратился далеко за полночь. Тэнни не спала. У нее сидела Айка, и они о чем-то негромко разговаривали.
– Хорошие новости, девчата, – сказал я бодро, возникнув на пороге. – Сегодня мне звонил доктор Рубинцев. Он почти уверен, что сможет помочь тебе, Тэнни. В следующее воскресенье он намерен быть в Праге и осмотреть тебя. Только это пока секрет, никому об этом не говорите.
– Ну вот, я же знала, что все будет в порядке! – радостно подпрыгнула Айка. – А где дядя Рогнед?
– Дядя Рогнед сейчас очень занят, – ответил я, подсаживаясь к кровати на табуретку. – У него очень важные дела, так что не обижайтесь, если он станет заходить пореже.
– Эвердик не объявился? – поинтересовалась Тэнни.
– Пока нет.
– Он очень странно себя ведет.
– Более чем странно. Это даже Генсек заметил.
– И что он говорит?
– Что лучше бы Эвердику поскорее выйти из подполья и начать сотрудничать со следователем, иначе такое поведение может быть превратно истолковано.
– Он прав, – согласилась Тэнни. – Не знаю, какой смысл Эвердику подставлять себя под удар именно с этой стороны, но он никогда ничего не делает просто так. Вообще, у меня сложилось впечатление, что он внезапно что-то почувствовал, и, скорее всего, это лишь косвенным образом касается взрыва. Если дядя Рогнед не ошибается в своих подозрениях и Эвердик действительно до сих пор продолжает тайно разрабатывать линию «Аплоя», то, значит, все это напрямую «Аплоя» и касается, так что вполне возможно, папа, что взорвать хотели именно меня, а не тебя.
– Что-о?!
– И использовали версию с покушением на тебя, чтобы отвлечь внимание полиции и пустить следствие по ложному пути.
– Что-о?!
– Посоветуй дяде Рогнеду покрутить этот вариант, – продолжала Тэнни, словно не замечая моих изумленных возгласов. – Вдруг что-нибудь да получится.
– Но что дает тебе повод так думать, Тигренок?! – воскликнул я, ничего не понимая.
– Твой последний разговор с Эвердиком, о котором ты мне рассказывал и который так насторожил дядю Рогнеда, – ответила Тэнни. – Я всё последнее время думала о нем.
– И что надумала?
– Слишком уж явно и упорно старался Эвердик натравить тебя на сотрудников Консулата. Ему нужно, чтобы ты начал подозревать все свое окружение, будучи уверен, что кто-то имеет на тебя зуб и хочет убрать тебя с дороги. И ты, в общем-то, поверил ему. Сейчас ты начинаешь следствие, на допросы уйдет целая куча времени, а именно время Эвердику в данный момент и нужно. Я почти уверена, что он получил какую-то новую информацию, касающуюся «Аплоя», а значит, и нас с Айкой. Возможно, он даже понял, в чем наше реальное предназначение, оценил степень опасности и решил от нас избавиться. С первого раза не удалось. Думаю, будут еще попытки.
– Да что ты такое говоришь, Тэнни! – в полном отчаянии вскричал я.
– Думаешь, я спятила? – улыбнулась девушка грустно. – Нет, папа, я, честное слово, совершенно в своем уме. Мы с Айкой с самого начала были у Эвердика бельмом в глазу. Если бы обстоятельства сложились чуточку иначе, он уже давно ликвидировал бы нас. Нет человека – нет проблемы. А живы мы до сих пор только благодаря тебе и дяде Рогнеду. Эвердик мог рассчитать и предусмотреть все, кроме одного: он никак не предполагал, что ты полюбишь нас так, что даже удочеришь. Но это случилось, и списать вас с дядей Рогнедом со счетов стало невозможно. В случае чего вы действительно стали бы драться за нас, а мы – за вас. Это в планы Эвердика никак не входило. Такой шум ему был не нужен, и он пошел другим путем.
Непонятные, смутные предчувствия шевельнулись в моей душе: ведь Рубинцев,
