АПЛОЙ (фантастический роман), глава 12-13

Глава двенадцатая

Глубокой ночью в клинике появился Эвердик. Сидя, как на иголках, в своей палате, мы с Рогнедом не смыкали глаз, уже почти пять часов ожидая результатов операции, которую доктор Ройтнер проводил над моей Тэнни. Девушка пострадала намного серьезней, чем он предполагал поначалу, и, к тому же, потеряла много крови. Когда к нам пришел ассистент доктора и объяснил, что, если Айка не даст сестре свою кровь, заменитель взять будет негде, у моего отца резко подскочило давление, ему стало дурно, и его срочно увели в отдельную палату под присмотр врачей. Айка же, хотя и ужасно побледнела, но, казалось, ничуть не удивилась и согласилась не колеблясь. Позже я узнал, что, еще когда мы ехали в машине в больницу имени Парацельса, Эвердик по телефону предупредил ее о том, что, вполне возможно, ей придется спасти Тэнни, так как никакую другую кровь девушке переливать было просто нельзя. Именно поэтому Айка тогда перестала плакать – она полностью осознала, насколько серьезного поступка от нее ожидают.
Ассистент ушел с девочкой, а мы с Рогнедом остались вдвоем, переживая теперь за трех человек: к Тэнни добавились Айка и мой отец. Вообще же говоря, дело со всех сторон было дрянь. Возвращаться домой ни мне, ни Рогнеду в ближайшее время было нельзя – мою квартиру, как и дом Рогнеда, конечно же, осаждали журналисты. Они моментально разорвали бы нас на клочки, если бы нам вздумалось появиться. Не представляя себе, как долго мне удастся прятаться, я все же позвонил в Консулат и отменил предстоящую пресс-конференцию. Общаться со стервятниками от СМИ именно сейчас мне совершенно не хотелось. Кроме того, я до смерти боялся, что информация все-таки просочится и они пронюхают про клинику Ройтнера. Как отбиваться от них здесь, я не имел понятия. С экранов телевизоров, между тем, не сходили репортажи о случившемся, перемежающиеся всевозможными интервью со взявшимися откуда-то свидетелями, полицейскими чинами, представителями пражских властей. Консулат по-прежнему не комментировал события. Там ждали моей официальной реакции. Врачи больницы имени Парацельса, к их чести сказать, тоже никаких интервью не давали.
Около трех часов ночи Эвердик вошел в нашу палату. Вообще, я не сомневался, что он приедет, но, если честно, ждал его только к утру, так как полагал, что он уже не в том возрасте, чтобы среди ночи, да еще после долгого, утомительного банкета, срываться с места и мчаться через всю Прагу неизвестно куда. Но мой бывший шеф мчался не неизвестно куда – он мчался к Тэнни, которая уже давно ходила в его любимицах. Ради нее он, наверное, полетел бы даже на Луну. Впрочем, того, что именно он расскажет нам о результатах операции, мы не ожидали. Но Эвердик, как и во все времена, сейчас тоже был осведомлен намного лучше нас. Он вошел грузной, стариковской походкой, держа в руках небольшой матерчатый мешочек, в котором что-то металлически позвякивало, глухо поздоровался и сел в кресло у стола. Выглядел он уставшим и осунувшимся, но взгляд имел ясный – тот самый консульский взгляд, которым он всегда видел все насквозь и который не раз проникал через завесы таких тайн, перед которыми опускались руки и подгибались колени у любого другого. Неторопливо развязав мешочек, Эвердик придвинул к себе фарфоровое чайное блюдце, стоящее на столе, и высыпал на него целую пригоршню каких-то странных изогнутых железок различной формы и размера – от совсем крошечных до довольно приличных кусков величиной с фортепианную клавишу.
– Вот, – сказал он. – Надеюсь, вам хорошо видно?
– Что это? – спросил я, ничего не понимая.
– Своего рода реликвии, – ответил Эвердик. –  Все эти куски железа доктор Ройтнер только что вытащил из тела Тэнни. Пятьдесят шесть фрагментов взорвавшегося джипа. Прошу вас.
Я почувствовал, что у меня холодеет спина.
– Она жива? – спросил я шепотом, потому что у меня вдруг пропал голос. – Вы видели ее, шеф?
По старой памяти я все еще называл Эвердика шефом.
– Видел, – отвечал Эвердик. – Жива. Да, жива. Айка молодец, отдала ей столько крови… Теперь они, между прочим, кровные сестры, вы не находите? Ройтнеру потом руки поцелуете. Он Тигренка буквально из могилы достал. Теперь, говорит, все будет в порядке, операция прошла успешно, девочка выкарабкается. Ну, Уральцев, молись на своих дочерей. Скоро восемьдесят лет на свете живу, а таких девчат не видывал. И за что они тебя, дурака, так любят – ума не приложу!
Он сделал знак, чтобы ему налили воды, и, когда я насифонил ему стакан газировки, спросил:
– Ну, что думаешь делать, консул? Ты хоть понимаешь, что эта бомба тебе предназначалась?
– Отлично понимаю, – кивнул я.
– У Тэнни нюх, – продолжал Эвердик, как бы разговаривая сам с собой. – Она ее на взводе учуяла, как овчарка, натренированная на взрывчатку. Потрясающе, просто потрясающе! Так четко прореагировать, все решить за доли секунды, спасти человека и самой уцелеть!.. Склоняю голову. Это высший пилотаж. – И вдруг без паузы добавил резко, глядя на меня в упор: – Домой не езди, там журналистская свора. Отсидись пока здесь, а потом, если что, – на дачу. А вот в Консулат съездить придется. Официальное заявление сделать по-любому надо.
Я вздохнул, безмолвно соглашаясь.
– Как по-твоему, кто это на тебя так наехал? – продолжал Эвердик.
– Понятия не имею, – развел я руками.
– Это очень плохо, что ты не имеешь понятия. Ты консул по безопасности или кто? В подобных неожиданных ситуациях ты мгновенно должен брать все под контроль, у тебя должны на ходу рождаться версии, ты уже должен располагать планом действий на ближайшую перспективу, а ты сидишь и мямлишь, что не имеешь понятия! Или, может быть, ты ждешь, что дядюшка Эвердик, как всегда, придет и любую беду руками разведет? Нет, батенька, прошли те времена. Дядюшка Эвердик уже старый, уставший, обремененный болезнями человек, и, если бы речь шла не о Тигренке, он бы пальцем не пошевелил. Привыкай мыслить самостоятельно, иначе какой ты, к черту, консул!
– Но не могу же я безосновательно подозревать людей в попытке заказного убийства!
– Можешь! Тебе не обязательно распространяться о своих подозрениях, но подозревать ты можешь, и даже обязан, каждого, кто хоть как-то, хоть малейшим движением обратил на себя внимание. Ты знаешь своих недоброжелателей, примерно представляешь себе, кто имеет к твоей персоне доступ, достаточно близкий для того, чтобы заминировать твой личный автомобиль. Вот отсюда и пляши.
– Но таких людей совсем немного, и все они либо мои родственники, либо искренние друзья, либо видные чины в Консулате и Совете Согласия.
– Хорошо, отметем на время родственников и друзей. Что насчет чинов? Кто в Консулате может тебя по-настоящему ненавидеть?
– Ну, скажем, вице-консул Унарис. Он так надеялся, что после вашего ухода займет место консула, и очень оскорбился, когда назначили меня, а не его. А кроме того, он уже наверняка знает, что я собираюсь отправить его на пенсию и назначить вице-консулом вот этого увальня.
– Да не хочу я быть вице-консулом! – завопил Рогнед. – Чего вы ко мне пристали!
– Ты не красна девица, чтобы мы к тебе приставали! – одернул его Эвердик. – Продолжай, Уральцев. Итак, Унарис.
– Но, шеф, неужели вы думаете, что вице-консул способен меня заказать? – воскликнул я.
– Хочешь знать, что я думаю? – нахмурился Эвердик. – Ладно. А думаю я, между прочим, что машину твою могли заминировать только в моем доме во время банкета. Там на нее почти всю ночь никто не обращал внимания, она стояла даже не в гараже, а на открытой парковке во внутреннем дворе, и к ней мог подойти кто угодно. Ну, что скажешь?
– Но ведь Тэнни уехала на ней домой, и ничего не случилось.
– Совершенно верно. Потому что тот, кто хотел тебя уничтожить, точно видел, что в машину села Тэнни, а не ты, вот он и не запустил часовой механизм.
– Но, шеф, ведь на банкете были только свои! – взмолился я.
– А ты как думал! Разумеется, свои, – согласился Эвердик холодно. – Не свой и не смог бы пронести взрывчатое устройство в мой дом. Это, вне всякого сомнения, сделал один из тех, кто обладает достаточно высоким статусом, который не позволяет досматривать его и его сопровождение на входном детекторе.
– Но ведь там почти каждый гость имел такой статус!
– Вот именно, мой милый. Ты очень догадлив.
– Но как же, в таком случае?..
– Вопросы безопасности, хочешь ты сказать? Очень просто. Так было и будет всегда. Это политика, и здесь совершенно не имеет значения, доверяет ли хозяин дома тем шишкам, которые его посещают. Они просто шишки, и этим все сказано. Ведь если к тебе вдруг нагрянет Генеральный секретарь Совета Согласия со всей своей свитой, ты не сможешь остановить его на пороге и обшарить ему карманы, прежде чем впустить в дом. Точно так же не сможешь ты обыскать и ни одного члена его свиты. Ты просто низко поклонишься и пригласишь их всех войти. Именно таким образом на любые официальные и неофициальные мероприятия, банкеты и приемы проникает множество случайных лиц: шофера, телохранители, всевозможная лакейская шваль…  Это мы с тобой, как пролетарии, ходим налегке, а у подобных господ с собой всегда не меньше роты сопровождения. Вот и посчитай, сколько всевозможных людей в течение ночи могло незаметно приблизиться к твоей машине. Среди них-то и был тот, кто ее заминировал по указанию своего шефа, кем бы он ни был.
– Но в таком случае получается, что найти и наказать виновного практически невозможно, – подал голос Рогнед.
– Отчего же? Совсем не получается, – пожал плечами Эвердик.
– Но не сможем же мы обвинить в попытке заказного убийства, скажем, Генерального секретаря, даже если будем обладать неопровержимыми доказательствами! Мы даже Унариса не сможем в этом открыто обвинить!
– А зачем обвинять? – Эвердик пожевал губами, поерзал и продолжал, понизив голос: – Ты прямо как дитя, Уральцев. Если у нас будут неопровержимые доказательства, но виновник будет так высок, что наказать его публично и по закону не окажется возможным, всегда можно использовать другие методы, не так ли?
– Боже мой, шеф! – ахнул я в ужасе, поняв, о чем это он. – Бороться с ними их же методами!..
– Так ты такой чистоплюй, что тебя это остановит? – Эвердик внимательно посмотрел на меня, потом взял с блюдца небольшой кусочек железа и вдруг сердито швырнул им в меня: – Тебя вот это остановит? Болван! Слюнтяй! Из его дочери вынули пятьдесят шесть железных осколков, а он тут ангела с крылышками изображает! Да если бы с моей внучкой случилось подобное и я точно знал, кто в этом виноват, я бы этого подонка так оформил, что его скелет только через тысячу лет археологи откопали бы! У тебя в руках власть, реальная сила, какой нет больше ни у президентов, ни у Генсека, и вообще ни у кого в мире! И ты всегда можешь использовать эту силу – по крайней мере, чтобы защитить свою семью. Или ты идеологически убежденный непротивленец? Не слышу ответа!  
Он был в гневе, и я вдруг с удивлением понял, что полностью согласен со всеми его словами. Сказать об этом всдух я, однако, не решился. Я перехватил на себе какой-то странный, напряженный, сверлящий взгляд Рогнеда и вдруг вспомнил его слова о том, что с консульского места я могу вылететь со скандалом, и даже сам не