Нелли невольно замолчала, прикрыв рукой глаза. Ах, если бы ты только знал!.. «Молчи! Остановись…» – шепнуло сердце и пропустило один удар. И тут короткие безжалостные фразы сами собой сорвались с ее губ:
– Почти без памяти… она все видела. Все слышала. Мужчина в маске… Он овладел ей прямо там… И никто не вступился за нее… гости стояли вокруг и смеялись!
– Нет! – Резко опрокинув стул, незнакомец с хриплым криком бросился вперед – словно навстречу всей этой незримой своре. Пальцы его так сильно стиснули стакан, что тонкое стекло со скрежетом треснуло в его руке.
Нелли в ужасе отпрянула, бессознательно готовая бежать от человека, о котором тосковала столько лет:
– Это вы!.. Ты… Бенджамин Баркер!..
Она впервые назвала его по имени. И больше не могла произнести ни слова…
– Где же она теперь? Где моя Люси? – спросил он еле слышно, глядя в пустоту. Хрупкие осколки, выпав из его ладони, звеня, рассыпались по полу, и тонкий красный ручеек скользнул по стертым серым доскам.
Нелл нерешительно приблизилась к нему, помедлила – всего секунду – и, почему-то виновато, прошептала:
– С той поры она словно лишилась рассудка. А однажды, после того, как девочку забрали, просто исчезла и уже не возвращалась. Думаю, Люси умерла – улицы Лондона безжалостно поглотили ее…
– А Джоанна, кто ее забрал? – Голос Бенджамина доносился будто из другого мира.
Сознавая, что ее ответ, как лезвие ножа, причинит ему новую мучительную боль, миссис Ловетт лишь растеряно теребила свой передник, лихорадочно кусая губы.
– Говорите же! – нетерпеливо он повысил голос.
– Судья Торпин! – вымолвила Нелли наконец. – Он ее опекун.
Для Бенджамина это стало последней каплей. Сдавленный стон вырвался из его груди. Преодолеть все испытанья и преграды и возвратиться, чтоб удариться о стену! В одну минуту горячо желанная свобода обернулась тупиком – безвыходнее каторжной тюрьмы!
Нелли робко взглянула на Бенджамина.
– Судьба была несправедлива к вам, мистер Баркер…
«Ну что мне сделать, чтобы утешить тебя, любимый?!..» – беспомощно металась ее мысль.
– Нет, Баркера больше нет, – чуть слышно проговорил он. – Теперь это всего лишь Тодд, Суини Тодд…
После этого Нелл уже не смела смотреть ему в глаза.
Так близко – и не прикоснуться! Он словно спрятан глубоко внутри себя, такой холодный и как будто неживой – тень собственного призрака, виденье…
Чьи-то несмелые шаги, как шелест листьев по траве, нарушили гнетущую, томительную тишину. Девушка в белом – о ней совершенно забыли! Пройдя по половицам, усыпанным осколками, она тихонько, словно опасаясь причинить ненароком боль, положила руки на поникшие сильные плечи мужчины.
– Там на мосту, вы спросили мое имя… – Ее чистый, совсем еще детский, голос дрожал от волнения, но ей хватило твердости закончить: – Меня зовут Джоанна Баркер.
Если бы молния ударила вдруг посреди комнаты, Бенджамин был бы меньше потрясен, чем ощутив у самой своей щеки этот согревающий нежный лучик света.
Джоанна! Его дочь!
Проделав бесконечно-долгий путь, он чудом вовремя успел, чтобы спасти ее!
«Ты – мое дитя!.. Веришь ли, – в смятении спрашивает он, – это мне сердце подсказало, едва лишь я прижал тебя к себе!». – «Конечно – ведь я без колебаний доверилась тебе!.. И ты увел меня, как будто знал всю жизнь!..» – улыбается она сквозь слезы. Они так много говорят друг другу – в одно короткое мгновение, без слов! Отец и дочь не виделись почти шестнадцать долгих лет!
– Больно?.. – Джоанна осторожно прикасается платком к израненной ладони Бена, а его свободная рука трепетно гладит золотистые распущенные волосы.
– Нет. – Он плотно сжимает губы, но глаза выдают его. – Не здесь.
Еще совсем ребенок, наивная, но чуткая, Джоанна сразу поняла, о чем он.
– Мама не могла так просто исчезнуть без следа. Ведь ты же возвратился!.. – Неожиданно смелая надежда озарила ее кроткое лицо.
– Ты так похожа на нее, – печально улыбнулся Бенджамин. – Скажи мне, как ты очутилась на мосту? – спросил он вдруг с тревогой.
– Случилось…– начала было Джоанна и нерешительно запнулась. Рассказывать ли все ему сегодня: отец так много пережил за это утро…
– Не будем о грустном, ведь оно позади. Теперь мне ничего не страшно, – заверила она, ласково касаясь его щеки.
– Тем более, Джоанна, я должен это знать, – уже спокойнее, с привычной рассудительностью ответил Бенджамин. – Мы – одна семья, и у нас не может быть секретов.
Подняв упавший стул, он сел, заботливо усадив рядом с собою дочь, и снова внимательный, открытый взгляд глубоких темных глаз придал ей силы.
Вздохнув, словно освободившись от незримых пут, Джоанна начала рассказ…
Знаменитый лондонский судья Уильям Торпин вновь созвал гостей на торжество – первый бал в честь своей подопечной Джоанны, которой в этот день исполнилось шестнадцать. То был не маскарад сродни непристойной дикой вакханалии, где хищники под пестрыми личинами из шелка и парчи охотятся за беззащитной жертвой. На этот раз судья не счел необходимым скрывать свое лицо. Уже не молодой, с почти седыми, аккуратно уложенными волосами, в жемчужно-сером бархатном костюме, величественный и надменный, как на суде, он принимал учтивые приветствия гостей и комплименты в адрес его юной подопечной.
Светловолосая, с молочно-белой кожей и в белоснежном атласном платье с длинным шлейфом она невольно напоминала ангела, которого вел под руку Бог правосудия. Любопытные, порою беззастенчивые, взгляды и восторженная лесть явно смущали девушку, не привыкшую к пышным церемониям. Роль, предназначенная ей, была заранее тщательно разучена, и Джоанна достойно исполняла ее: неизменно-приятная полуулыбка, изящные, почтительные реверансы и вежливые, скромные ответы… Бессмысленно, тоскливо и невыносимо долго!.. Ах, поскорее бы закончился этот спектакль! Ей не терпелось снова оказаться в своей уютной тихой комнатке, обтянутой вишневыми обоями. То был ее заветный мир, крошечная тайная вселенная – день за днем, ночи напролет: щебечущая канарейка в клетке у окна, старинные романы за стеклянной дверцей резного шкафа, поблескивающий лаком клавесин.
Зачем ей драгоценное колье с бриллиантами – щедрый подарок опекуна, когда она почти не покидает этих стен? Лишь раз в неделю он сопровождает ее в церковь – в закрытом экипаже, словно она растает, как снежинка от солнечного света. Какая ей предназначается судьба, какою вообще она бывает? И почему все происходит так, а не иначе?..
Джоанна ничуть не мечтала о сказочном принце – единственным словом, синонимом счастья, для нее было слово «любовь». Но кто влюбится в нее, и кого она могла бы полюбить в своем уединении? Неужели жизнь так и пройдет в тени запретов, и ей не суждено увидеть даже маленького чуда? А может быть, сама природа создала ее похожей на тех птиц, которым не дано летать? Как страшно… Но всякий ли запрет – закон, и всякая ли вольность – преступление?
– О чем вы вдруг задумались? – раздается хорошо знакомый голос. Мистер Торпин! Он как всегда немного холоден, сегодня даже чересчур учтив, но зоркий взгляд его глубоко посаженных серых глаз почему-то вызывает смутную тревогу.
– Ни о чем, – поспешно отзывается Джоанна, словно опасаясь, что судья угадает ее мысли. – Я просто… немного устала.
– Ах да, понимаю... Потерпите. Вот уже скоро полночь, и гости начнут расходиться. – Торпин поднимается со своего места и отходит в сторону, но лишь для того, чтобы в полной мере любоваться собеседницей.
– Сегодня вы поистине прекрасны! – изрекает мистер Торпин с неподдельным восхищением, и, в замешательстве не находя ответа, Джоанна ощущает, как румянец неожиданно обжигает ее щеки…
Наконец-то завершилось это утомительное празднество!
Какое облегчение освободиться от узкого корсета и острых шпилек, от которых ноет голова! Затворив двери своей комнаты, Джоанна поудобнее устроилась в уютном кресле у камина. Сейчас к ней придет ее милая, добрая Берта и поможет раздеться перед сном: самой ей ни за что не справится. Укрывшись мягким пледом, Джоанна потянулась к столику за любимой книгой. «Ромео и Джульетта» – история любви, преодолевшей все преграды, кроме смерти, но эти двое искренне и горячо любили, и сама смерть, наперекор коварной, переменчивой судьбе, навеки соединила их. А ведь они впервые встретили друг друга на балу... Как прекрасно – заглянуть в глаза и увидеть душу, которая согреет своим ярким пламенем твою! Со вздохом девушка закрыла книгу и задумчиво вгляделась в полумрак. Ах, почему в этот волшебный день – самый неповторимый в жизни – с нею так и не случилось чуда?.. Ну что же не приходит Берта?
Дверь медленно со скрипом отворилась… но вместо камеристки на пороге появился судья Торпин. Сама не понимая, что вызвало ее смятение, Джоанна порывисто вскочила.
– Я напугал вас? – с расстановкой произнес судья, как будто самые обычные слова стали вдруг для него трудны. При свете канделябров его лицо напоминало гипсовую маску, а левый угол рта слегка подергивался. Опираясь на трость, он с торжественным видом прошествовал до камина и пошатнулся. Его надменный пафос граничил с бессильной неуверенностью, и Джоанна инстинктивно догадалась, что он пьян. Странно: на приеме ей не бросилось в глаза, чтобы он много выпил.
– Простите, сэр, но джентльмен стучится прежде, чем войти в комнату леди, – негромко промолвила она.
– Вы правы как всегда, моя разумница. – Мистер Торпин учтиво поклонился. – Но эта комната все же находится в моем доме. – Он сделал паузу. – Сегодня день особый: вам исполнилось шестнадцать. Я думаю, самое время определиться с вашим положением.
Не теряя церемонной важности, насколько позволяли тошнотворное головокружение и слабость, судья вплотную приблизился к Джоанне и замер, возвышаясь над ней подобно статуе.
– Вы повзрослели, мисс, – безапелляционным тоном сообщил он ей. – И ваша красота заслуживает поклонения, заботы и… драгоценнейшей оправы. Безусловно, многие сочтут за честь стать вашим спутником и подарить вам счастье, но вы… достойны наилучшей партии. И потому… я предлагаю вам стать моей женой!
– Что?! – Джоанна вскрикнула от изумления, и книга выпала из ее рук, со стуком ударившись о пол.
В здравом уме, он говорит уверенно и твердо, как будто произносит приговор в суде. Мистер Торпин бесспорно богат и влиятелен; великий лондонский судья внушает уважение и страх. Сдержанный, запертый в своей надменности, он, несмотря на жесткий, неуступчивый характер, заслужил ее привязанность и благодарность. Но любовь... Любовь романтическую, нежную, чистую, где двое – равны, а их души едины!.. Нет, это невозможно – ведь он годится ей в отцы! Он был ее отцом почти с рождения, как же могли так измениться его чувства за одну минуту?