Три снежных дня

вышел Теодор и быстрой походкой пошёл по заснеженной улице. Приём был окончен. Она представила, как в комнату сейчас войдет Анри и язвительно скажет: «Ну что? Ты видела? Похоже твой художник разлюбил тебя». В то же мгновение Эмили, сама не осознавая, что делает, быстро накинула своё меховое манто и стремглав побежала по лестнице вниз, на улицу, и далее по улице, вслед за исчезающим в темноте Теодором.
  Она нагнала своего любимого уже у самого его дома. Едва дыша, постучалась в только что закрывшуюся за ним дверь и лишь теперь поняла, как сильно замерзла, пока шла по мокрой неровной дороге в не по погоде легких парижских туфлях.
  - Эми? Откуда ты здесь?
  - Тео, прости… Нам нужно поговорить.
  - Ты вся дрожишь! Входи скорее. В мастерской холодно, проходи в гостиную, я сейчас затоплю камин.
  Эмили прошла мимо картин, стоящих вдоль стен, даже не взглянув на них, вошла в небольшую гостиную, дверь из которой сразу вела в спальню. Теодор указал ей на широкое. кресло у камина и принялся разжигать огонь, но её била дрожь и сидеть она не могла. Эмили взволновано передвигалась по комнате, рассматривая жилище Теодора. Через распахнутую дверь была видна кровать в спальне. А над кроватью на небольшом барельефе она увидела такой знакомый медальон с ангелом. Новый приступ боли сжал её сердце – Теодор не стал носить её подарок.
  - Эми, - услышала она его голос прямо за спиной, - Эми, прости меня. Я чувствую, что сделал тебе больно. Я знаю, что ты здесь только ради меня. Прости, прости, я не мог вести себя сегодня по-другому. Я не мог, Эми.
  Он был так близко. Он смотрел ей прямо в глаза. Его руки касались её замерзших ладоней. Его голос был взволнован. И это был тот самый, прежний, такой любимый и родной Теодор.
  - Я не сержусь, я знаю.
  - Прости, Эми.
  - Тео, посмотри на меня. Я знаю. Я чувствую всё, что происходит в твоей душе.
  - Столько лет прошло! Я изменился, Эми.
  - Я тоже изменилась. Но я не могла не приехать. Я должна была увидеть тебя. Я должна была увидеть тебя – живого, настоящего – чтобы понять, что именно с тобой происходит, что с нами происходит. Я приехала, чтобы узнать любую правду. Любую. Но правду.
  -  Эми, правда лишь одна: все изменилось.
  - Ты… твоё чувство ко мне прошло?
  - Это не так!
  - Почему ты не носишь медальон, который я подарила тебе?
  - Он со мною каждую ночь, посмотри, он там, у кровати.
  - Ты его не носишь.
  - Эми, он мне очень дорог!
  Эмили отвернулась к окну. Она вдруг вспомнила другого ангела – подарок Анри, который показался ей слишком простым для её модных платьев, и она небрежно поместила подвеску в спальне, у кровати, сказав Анри что-то подобное. Это воспоминание потрясло её до глубины души. «Что с нами стало? – думала она – Даже ангелы нам теперь мешают, и мы стыдимся их…»
  - Ты все же злишься…
  - Нет. – Эмили обернулась и хотела обнять Теодора, но он отстранился. Она внимательно посмотрела на него. Её не покидало чувство, что Теодор сопротивляется любому сближению, намеренно держит её на расстоянии и при этом сам страдает от своей холодности. Это было так странно. И так больно. Преодолеть немыслимое расстояние и оказаться так близко, но не приближаться друг к другу. Любить, но не давать волю этому чувству.
  - Анри не оскорбил тебя, когда я ушла?
  - Нет. Он что-то знает о нас?
  - Всё знает.
  - Почему тогда вы здесь?
  - Потому что он готов отпустить меня к тебе.
  - И ты веришь в это?
  - Я верю в то, что люблю тебя. Но я не уверена теперь в том, что тебе это нужно.
  - Эми!
  - Это не упрек, Тео. Я просто пытаюсь принять твою новую правду.
  За окном все также метались снежинки. На улице было тихо. Эмили молча смотрела в темноту, пытаясь как-то осмыслить происходящее. Теодор стоял совсем рядом. И ей казалось, что она слышит, как взволновано бьётся его сердце. А может это был стук её собственного сердца. Или двух сердец, заблудившихся в заснеженной мгле.
  - Я больше так не могу. – Голос Теодора прозвучал почти у самого её уха. Руки бережно сжали её в объятиях. Губы скользнули по волосам, по щеке и вот уже он горячо целовал её, как и много лет назад. Эмили сначала лишь сдержанно позволяла ему это. Но потом подалась навстречу, обняла его тоже. Она еще ощущала острый лёд, но чувствовала уже и горячие солнечные лучи, наполняющие их души светом и сближающие их взволнованные тела. Жизнь возвращалась вместе с забытым ощущением счастья. «Он любит меня!» - билось у неё в голове. Меховое манто мягко опустилось на пол…
  Громкий стук в дверь разорвал тишину. Теодор вновь резко отстранился, будто смутился, и исчез в полумраке квартиры. Через несколько минут он вернулся в комнату вместе с Анри.
  - Прошу меня простить за то, что прерываю вашу идиллию, но уже поздно. Эмили, тебе лучше отправиться домой. Я специально приехал, чтобы тебе не пришлось возвращаться одной.
  - Я не хочу, – в отчаянье прошептала Эмили, отступая назад.
  - Анри прав, тебе, действительно, пора домой. Поезжай. – Теодор принёс Эмили манто и помог его надеть.
  Она ненавидела Анри в этот момент. Еще никогда она не испытывала такой злости на него. И такого глубокого отчаянья.
  - Ты все испортил! - Хотела крикнуть она ему, - ты испортил всё, к чему я так долго стремилась, всё, что казалось таким несбыточным и вдруг, как чудо, начало сбываться!
  Но сказать это вслух она не могла. Сев в карету, Эмили лишь сдавленно спросила:
  - Ты пьян? Сколько ты выпил?
  - Много, - ответил Анри. - Но вряд ли вино пьянит также сильно, как твоё безумное чувство. Одной, в непогоду, по незнакомому городу бежать за своим любовником! Эмили?!…
  - Нам нужно было поговорить наедине.
  - Зачем ты приехал?! – всё же не сдержалась она.
  - Затем, что я всё еще ваш супруг, мадам. Затем, что вы всё еще графиня де Дюфое. И поэтому давайте соблюдать приличия и с уважением относиться друг к другу. Завтра днем ты можешь снова вернуться сюда и разговаривать с ним сколько угодно. Но позволить тебе осталась у него на ночь я не могу.


  Почти до самого утра Эмили не могла сомкнуть глаз. Сначала её мучила злость на Анри. Потом её накрыло щемящее чувство боли, будто она лишилась чего-то очень важного. Затем нахлынули воспоминания: все события этого дня, каждый взгляд, каждый жест, каждое слово Теодора, его напряженность и холодность, его горячее «прости» и поцелуй –долгий, наполненный солнечным светом и волнением.
  Теодор был совсем рядом. Несмотря на то, что она не запомнила дорогу к его дому, несмотря на то, что Анри увез её в прямом смысле из его объятий, несмотря на то, что все её чувства перепутались, и она не знала теперь, чего и от кого ждать – не смотря на всё это она чувствовав каждой клеточкой своего тела и каждой частичкой своей души, что расстояние между ними сократилось и мужчина, которого она любит, очень близко.
  Не дождавшись полудня, Эмили поехала к Теодору, благо их кучер знал куда ехать. Она решила ничего не говорить Анри, тем более, что он всё утро не выходил из своей спальни. Вчерашний день и эта ночь безвозвратно что-то изменили в её душе. Ей казалось, что она уже потеряла так много, что больше нечего терять, а значит и нечего больше бояться.
  Теодор встретил её приветливо. Он работал в своей мастерской. Как когда-то в Париже он усадил её в кресло так, чтобы она могла видеть и его работу, и его лицо. Эмили стало легко на душе, будто она снова вернулась в те времена. Тревога отступила. И мир стал наполняться тихим ласковым счастьем.
  Только теперь она увидела, наконец, его новые картины. Эмили не ошиблась, когда подумала, что Нева стала одним из главных его персонажей. На картинах были строящиеся корабли на берегу реки, паруса, наполненные северным ветром, дамы, прогуливающиеся почти по европейской набережной, многочисленные суда и лодки на фоне высокой башни со шпилем. Но самой выразительной ей показалась картина, на которой река была со всех сторон зажата холодной снежной стихией, накрывшей призрачный город и сделавшей бесполезными мелкие суда, оказавшиеся во льду. Будто только что закончилась жестокая битва между нагрянувшей зимой и водой. И вода сдалась, позволив холоду сковать себя, делая последние вдохи еще свободной, но абсолютно бессильной сердцевиной, в которой причудливо отражалось снежное серое небо, и лишь несколько розоватых бликов напоминали об утраченной силе и страсти. Чувство безысходности и утраты, веявшее с картины, вернуло Эмили в её новую реальность.
  - Тео, прости, я помню, что ты любишь работать в тишине…, но, пожалуйста, давай поговорим о нас.
  - Эми, мне, действительно, нужно закончить работу.
  - Обещай, что мы все же поговорим.
  - Да, Эми.
  Какое-то время они оба молчали. Эмили пыталась занять чем-то свои мысли, но ничего не получалось. Впервые она ощутила, что ревнует Теодора к его любимому делу. После стольких лет разлуки хотелось быть как можно ближе к нему, хотелось прикасаться к нему, обнимать его. Но что-то было не так, что-то мешало. Жуткий страх охватывал Эмили при мысли, что из-за её настойчивости она может вновь потерять своего любимого. Она решила не торопить события и дать Теодору привыкнуть к мысли, что они снова рядом, дать ему ощутить, что она по-прежнему любит его.
  Она стала следить за его работой. На этом холсте тоже была река, окутанная белой дымкой. Два берега соединял странный деревянный мост, уложенный на баржи или лодки (Эмили не сильно разбиралась в судах). На дальнем берегу по центру возвышался высокий шпиль башни, похожий на тот, что она уже видела на другой картине, однако присмотревшись, Эмили поняла, что это не башня, а собор, так как наверху возвышался крест.  На заднем плане легкими силуэтами были прорисованы другие здания. Возникало ощущение, что мост и собор парят над рекой и туманным городом.  Случайные прохожие на дальней и ближней набережной были лишь обозначены темными неясными мазками.
  - Твои картины изменились. – осторожно заметила Эмили. - Раньше у тебя было много выразительных лиц, а сейчас люди, будто щепки, в огромном мире.
  - Ты всегда тонко чувствовала мое творчество.
  - И я совсем не вижу, – Эмили еще раз внимательно посмотрела вокруг, -  твоей любимой темы -  нигде нет сцен воинских сражений….
  - Сейчас, как никогда, я понимаю, что самое главное сражение разворачивается внутри нас самих. Люди думают, что несут потери на поле брани. Но нет. Самые главные потери человек несет в битве с самим собой. И в этой войне мы всегда одиноки. В этой битве неоткуда ждать помощи.
  - Понимаю, о чем ты… Еще недавно мне казалось, что я проиграла эту битву. Но теперь, я уверена, что есть нечто, значительно большее, что может делать нас сильнее.  Это любовь.
  - Любовь? Но что такое любовь? В душевных страданиях умирают те, кто любит. И те, кого любят, тоже умирают. Общество и время беспощадны ко всем. И что тогда любовь?
  - Это то, что дает силы и смысл. Любовь не умирает! Она во всем. В твоих картинах, например, в скульптурах. Во всем, что останется после нас.
  - Узнаю тебя, моя милая, Эми… Не хочу тебя расстраивать, но после нас ничего не останется. Я видел, как множество людей долго и упорно строят большие величественные корабли. И я видел, как эти корабли пылают в пожарище, даже не успев спуститься на воду. Два года назад в пожаре сгорели все мои холсты: годы