Три снежных дня

Очертания тела и поза Психеи были точной копией изображения с той самой картины, которую только что держал в руках Анри. Но лица не было видно, так как Амур страстно целовал свою возлюбленную и локоны их волос смешались, почти полностью закрывая лица. На узком постаменте была надпись: «Боги бессмертны, как и любовь». Эмили сразу поняла, что этот подарок – символ их отношений. Лучше всяких писем он подтверждал, что Теодор все также нежно любит её и страдает не меньше, чем она.
  Но Санкт-Петербург! Он уезжал все дальше и дальше не оставляя никаких шансов на скорую встречу. И теперь она стала догадываться, что с самого начала его отъезд не был случайным. Не в Италию, не в Гавр и не в Санкт-Петербург уехал Теодор – он уехал от неё, от своей Эмили, потому что не мог делить её больше ни с кем.
  - Эмили, если твой художник любит тебя также сильно как ты его, я готов отпустить тебя к нему – сказал Анри после долгого молчания.
  - Что?
  - Я хочу, чтобы ты была счастлива.
  Эмили смотрела на него и не понимала. Это звучало настолько странно, что терялся смысл сказанного.
  - Ты знаешь, где он сейчас? В России, в Санкт-Петербурге. Если ты хочешь, мы отправимся туда уже на следующей неделе. И ты сможешь остаться там, с ним.
  - Анри…. Что всё это значит? Ты отвезешь меня к Теодору? – Эмили поднялась с кушетки и сделала несколько хаотичных шагов. Она была взволнована. -  Оставишь меня с ним?! Как?
  - Мы откроем там художественный салон, и ты будешь его хозяйкой. Я оставлю тебе приличное содержание и больше не буду беспокоить тебя никогда.  Я вернусь во Францию. Но ты – ты не должна сюда возвращаться. Если ты решишь быть с Теодором, Франция будет навсегда потеряна для тебя. Но не думаю, что это сильно тебя расстроит, ведь ты получишь взамен Теодора.
  Эмили не знала, что и сказать. Мир перевернулся вверх дном и было не понятно – радоваться всему происходящему или прийти в ужас от того, что задумал Анри. Кровь стучала в висках, а в глазах был белый туман.
  - Если ты отпускаешь меня к Теодору, зачем тебе ехать со мной? Почему бы мне не поехать одной? – наконец произнесла она, всё еще пытаясь найти подвох в словах мужа.
  - Графиня де Дюфое не может ехать в такую далекую страну без сопровождения. Это немыслимо! И потом - я не знаю где и в каком состоянии находится сейчас твой Теодор. Я должен убедиться, что он жив, благополучен, любит тебя и готов заботиться о тебе. Не волнуйся, я не задержусь в Санкт-Петербурге. Эта дикая страна совсем не привлекает меня.

  Эмили приняла предложение мужа почти сразу, несмотря на то, что её разрывали противоречивые мысли и чувства.
  С одной стороны, у неё не было повода сомневаться в порядочности Анри, она чувствовала, как тяжело дался ему этот разговор и это решение. Она всегда знала, что за его подчеркнутой сухостью и холодностью скрывается чуткое и благородное сердце.
  С другой стороны, её мучило чувство вины, ей казалось, что Анри не заслужил такого отношения. Соглашаясь на его предложение, она совершала предательство, бросала его, в то время как он, именно он, а не Теодор, все эти годы – и даже сейчас! - заботился о ней, и именно он заслуживал самой преданной любви.
  Теодор… Мысль о скорой встрече с ним окрыляла. Последнее время Эмили уже и не надеялась его увидеть. И вдруг, каким-то невероятным образом, появилась такая возможность. Но в то же время, после стольких лет молчания было очевидно - уезжая, он искал спасения от своих чувств. Он учился жить без неё, в надежде, что и она о нём забудет. Думать об этом было очень больно. При этом сердцем Эмили чувствовала, что любовь его жива, что они также, как и прежде близки, что они будто созданы друг для друга.
  Как он встретит её теперь? Обрадуется ли? Не будет ли холоден? А может он уже женат? Может полюбил другую? Может она и вовсе ему не нужна?
  В последние годы она узнавала о нём от случайных людей. Как капли драгоценной воды во время засухи, искала любую информацию, вслушиваясь в разговоры общих знакомых. Два года назад на свой страх и риск передала для него с художником Этьеном Буше, ехавшим в Санкт-Петербург, письмо и свой золотой медальон с ангелом. Долгие месяцы её грела мысль о том, что Теодор будет носить на груди кулон, хранящий тепло её тела. Казалось, что вместе с этим письмом и с этим ангелом она отправила и своё любящее сердце. Несколько месяцев назад Этьен Буше вернулся. Теодор ничего не передал в ответ….
  Но чем дальше их с Анри экипаж отдалялся от Парижа, тем меньше посещали Эмили все эти тревожные мысли. Она ждала встречи. Эта встреча нужна была ей как воздух. «Я лучше умру от его нелюбви, чем проведу остаток жизни в неизвестности» - решила она и отправилась в совершенно немыслимое путешествие.
  Всю долгую и утомительную дорогу Эмили жила воспоминаниями и мечтами, почти не слыша Анри, не замечая сменяющихся пейзажей и с трудом вспоминая лица и имена представителей знати тех стран, через которые лежал их путь. В своём воображении - штрих за штрихом, как картину на холсте - она рисовала встречу с Теодором. Они так долго не виделись! Как он найдет её теперь? Не разочаруется ли он, увидев её потускневшее за годы разлуки лицо? Какое платье надеть для их первой встречи? А украшения? Конечно, те самые серьги, которые королевский ювелир сделал по эскизу Теодора! Она чувствовала себя так, будто жизнь дала ей еще один шанс, будто ей снова пятнадцать лет и все еще впереди. Её сердце трепетало, а тело таяло в воображаемых объятьях.
  Санкт-Петербург встретил непривычным ноябрьским холодом и колючим снегом. Большая река местами была закована в лёд, но в центре будто отчаянно сопротивлялась – волновалась серою рябью в ответ на порывы ветра, то и дело обламывала острые куски льда и упорно двигала их куда-то вдаль. Глядя на эту ледяную мощь, Эмили подумала, что река по имени Нева, пожалуй, стала одним их любимых персонажей в картинах Теодора.
  Город показался ей серым и неприветливым. Из окна дома, где они поселились, была видна лишь дорога, а за нею длинная ограда, из-за которой торчали голые безжизненные от холода ветви деревьев, так похожие на руки, призывающие на помощь. Но Эмили думала лишь о Теодоре, о том, что он где-то совсем рядом, о том, что много лет он живет в этом холодном городе, и уже только поэтому она готова этот город полюбить.


  Почти сразу по приезду Анри пригласил Теодора на обед. Тот, конечно же, не мог отказать.
  Прислуга уже накрывала на стол. Анри был заметно напряжен. Эмили тоже не находила себе места.
  Ровно в три часа дня Теодор переступил порог их дома. Мысленно Эмили уже бежала вниз по лестнице, чтобы первой встретить его, обнять и не отпускать больше никогда. Но в реальности она почти неподвижно стояла посреди гостиной, ожидая, когда Теодор поднимется в сопровождении слуги, когда сначала поприветствует Анри, когда Анри обменяется с ним несколькими сухими светскими фразами и только потом сам подведет гостя к своей супруге для приветствия. Она вежливо ожидала, как и положено было графине де Дюфое.
  В этом двойственном состоянии она и находилась в течении всего их маленького приёма. Анри расспрашивал Теодора о том, как устроена жизнь в Санкт-Петербурге, где он живет, привык ли к этой стране, с кем водит знакомства, чем зарабатывает себе на жизнь, и кто его заказчики. Это было похоже на обычную светскую беседу соотечественников, встретившихся в другой стране. Но Эмили прекрасно понимала к чему Анри задаёт такие вопросы. В каждой фразе она слышала скрытый смысл, и после каждого ответа Теодора ловила на себе острый взгляд мужа, будто вопрошающий: «Ты слышала? Ты уверена, что хочешь именно этого?». Теодор же внешне был спокоен, как обычно увлеченно говорил о своей работе, расспрашивал о том, что нового в Париже и совсем не смотрел на неё, на Эмили. Но за его видимым спокойствием она легко читала волнение и тревогу. Причем тревога была так сильна, что почти полностью перекрывала радость от их встречи.
  Эмили ждала. И совсем не понимала, что должно быть дальше. Она боялась, что Анри, увлечется и в своей привычной язвительной манере обидит или оскорбит Теодора. Она боялась, что Теодор уйдет, так и не поговорив с ней наедине. Она остро чувствовала, как мешает им с Теодором присутствие Анри. И она понимала, что именно он, Анри – истинный хозяин этой ситуации и именно благодаря ему они встретились вновь.
  Она просто кожей чувствовала, как пролетали бесценные минуты. Минуты, где они с Теодором уже рядом, но все еще врозь. Минуты, которые могли бы быть наполнены счастьем, но были наполнены тревожным ожиданием. Минуты, которые больше не вернуться никогда. И будто в подтверждение этого массивные часы напротив пробили окончание очередного часа.
  -  Как долго вы планируете пробыть в Санкт-Петербурге? – спросил Теодор.
  -  Как ни странно, это во многом зависит от вас, месье. -  многозначительно ответил Анри.
  Теодор в недоумении взглянул на собеседника. Эмили выпрямилась, как стрела. Анри, виртуозно выдержав паузу, продолжил:
  -  Моя супруга хотела бы открыть здесь художественный салон. И вы, Теодор, могли бы быть ей полезны. По крайней мере Эмили очень надеется на вашу помощь.
  -  Здесь? В Санкт-Петербурге? Ну что ж, вы можете на меня рассчитывать, милорд, я сделаю всё, что в моих силах. – Впервые за все время Теодор остановил свой взгляд на Эмили. – Значит задержитесь на несколько месяцев.
  - Лично я намереваюсь как можно быстрее покинуть эту неприветливую страну, но графиня де Дюфое, как мне кажется, хотела бы остаться. - Анри, конечно же, не пропустил взгляд Теодора и тоже внимательно посмотрел на Эмили.  – Теодор, вы могли бы взять на себя заботу о моей супруге во время моего отсутствия?
  Последовавшая пауза лишь подчеркнула двусмысленность этой фразы.
  -  Милорд, сочту за честь сделать для графини всё, что позволит мне моё положение. - наконец сухо произнес Теодор.
  Оцепенение Эмили сменилось щемящей болью в груди. Находясь между этими самыми близкими для неё мужчинами, она вдруг почувствовала себя товаром на уличном рынке. Весь этот приём, и вся их беседа выглядела так, будто Анри пытался её сбыть, то и дело набивая цену, а Теодор, думал, нужна ли она ему. Сама же Эмили, не имея права голоса, вынуждена была молчать и ждать, когда они договориться между собой. Это было невыносимо и унизительно! Так больно ей не было еще никогда!
  -  Я знаю, что в Париже вы были дружны с моей супругой -  всё тем же невозмутимым тоном продолжал Анри.
  - Прошу меня простить, я вас покину. – Эмили больше не могла выдерживать этот фарс. С тяжёлым чувством в груди она быстро вышла из гостиной. Её окружали стены чужого дома, чужой город и чужая страна. И два самых близких ей человека только что оба стали абсолютно чужими.
  За окном в темноте кружили и метались мелкие снежинки. И ей тоже захотелось вылететь в темноту, стать бесчувственной льдинкой и исчезнуть в черной вселенной. Но никуда вылететь из этого дома было нельзя. Сердце стучало, а минуты, которые она так надеялась провести с Теодором, бесцельно улетали вместе со снежинками. И каждая минута отзывалась чувством невосполнимой утраты.
  Через какое-то время сквозь стекло донесся шум. Эмили увидела, как из дома