Последний ответ на неполученное письмо
Прости, папулечка, чуток опустило... Я опять могу с тобой разговаривать. Сейчас, нащупаю ручку и тетрадь и стану письмо сочинять тебе... Я же тебе, мой родненький папулечка, уже более семидесяти лет пишу... И говорю с тобой... Днем и ночью... Чаще ночами, особливо, коль трудно жизнь складывается.
Карандаш не наточен, ручка без чернил, а тетрадку мне опять не принесли... А просила же ведь, просила принести.
Я знаю, мой папочка, что ты не виноват, что война такая подлая, и от неё нет ответа. Прости, опять накатило давление, башка чугунная, но почему-то улетает, улетает, улетает...
Сейчас, ужо скоро, внуки придут, аль детки мои, то бишь твои внуки. И, как я сразу не сообразила, твои кровинушки, мои внучки, твои правнучки. Кровушка наша родненькая, мой папулечка.
Я спала в своей кроватке, а ты ушёл на войну. Мне снилось, что ты, мой родненький папулечка, целовал меня и плакал. А я спала и улыбалась, мне было страсть как хорошо. Прости, папочка, что я не проснулась и не поцеловала тебя в последний раз. Прости, мой родненький. Прости...
Мы с мамкой ждали письма от тебя. Мамочка говорила, что ты ворогов всех перебьёшь и вернёшься к нам, мороженного принесёшь... и хлебушка. Но, письма от тебя всё не было и не было. Никогда не было!!! И хлебушка не было.
Папочка мой, я опять очнулась, я снова могу тебе письмо писать, то, что многие десятилетия пишу и закончить всё не получается. Только, прости, детки пришли, сейчас будут делать страсть какие больные уколы, таблетками пичкать. И, улыбаясь с натугой, пытаться накормить меня. Но, прости их, мой папочка, они же не знают, что скоро, ужо скоро, мне не надо будет писать тебе это бесконечное письмо, вот-вот, и мы будем вместе. Наконец-то!
Я знаю, ты хотел нам с мамой написать, но, быть может, не успел, даже, стало быть, написал, но потерялось письмо в суматохе военной. Всяко бывало-то. А как ты-то сам потерялся? Как ты смог нас бросить, папка ты мой...
Мы ждали и ждали твоего письма, а тут фашисты нас бомбить стали, да всё по нефтеперегонному заводу. А мне соседский пацан Андрейка сказал, что без керосина машины не ездят. Как же ты ко мне, мой родненький, без этого керосина приедешь? Он, керосин, хочь и вонюч, но без него ни тракторы ни машины не ездють-то... И примус с керогазом не горят.
А я тебе, папка, сразу, с первых дней стала писать. Но, слегка брешу, сначала просто разговаривала с тобой. Каждый день, почитай. Правда. Мне сейчас врать не с руки: вот уж и свидимся вскорости. Почитай, чуток осталось...
Сейчас я валяюсь, как отработанная и никому не нужная машина, выработала всё... Всё!!! А передо мной наша с тобой фото. Папочка, ты же помнишь, как мы с мамочкой и с тобой фотографировались в городе? Помнишь? Я спала с этой фотографией, целовала её, то бишь, тебя, много дней. Измялась фотография... Мамка обнаружила, заругала меня. А ведь, она и права: нас с тобой теперь трудно различить на этом снимке. А другого нет. Нет! Нет! Папка, я с тех пор и не могу видеть-то тебя... Сама виновата, смяла последнее фото... Папулечку своего.
Детки и внучки приходили... Кололи, мать их ити! Пичкали пилюлями и микстурами противными. А зачем они мне. Зачем? Мне булок, пряников, конфет, печения принесли. Сладкие, пышные, дух дурманит. А не хочу я их. В горло не лезут. Мне жирной жареной свинины хочется и пивка холодного... Только кто ж мне с этим грёбаным инфарктом осмелится всё это принести.
Папка, на второй год, как ты ушёл фашистов бить, я дома одна нередко сидела. Меня, малолетку, никуда с собой не брали. А на кухне, помнишь, ты стол сделал? Помнишь? У того стола были большие дверцы. Я на них каталась, пока никого дома не было. Как на карусельке: туда-сюда, туда-сюда. А ещё, от нечего делать, и от нечего кушать, я занимала себя перекладыванием кастрюль, сковородок, казанков в этом пузатом столе. А, чё? Нормальная игра для маленькой девочки, оставленной на весь день в одну.
Письмо твоё мы всё с мамочкой ждали. Врагов солдатики наши прогнали чуть дальше от нас, да и я подросла. Меня в школу послали, буквы я быстро выучила, что бы тебе письмо на фронт написать. И писала-писала... Но... то клякса с пера соскочит. То листка чистого не смогла найти. Прости, папочка, мы же на старых газетах учились писать буквы и цифры... Листок чистый как мне найти?
А потом училка наша, заполняя классный журнал, спросила: кто мой папка. Я с гордостью сказала, что фашистов бьёт, а та написала «пропал без вести». Врёт же она, папочка, как же ты мог пропасть, коль на войну пошёл добровольно. Врет же!!! Зараза! Хотя учительницы была не плохая и добрая, только ревела часто...
А, помнишь, папа, когда я в тот раз тебе писала, ну, когда в сознание приходила надысь. Про булочки, ватрушки, печения, пирожки... Сейчас задремала, и вспомнилось, как в то далёкое время, когда ты нас оставил навсегда, я, оставаясь одна дома, как всегда каталась на дверце кухонного стола. Потом, вооружившись лоскутком, достала со стола всю посуду, протирала и складывала в стол её. И вдруг, как же я раньше-то не заметила? Как же? Там в уголке корочка хлебца затаилась. Запылилась, горемычная, пауки её заплели липкой нитью. Но, то же хлебушек родимый! Я на него дула, подолом обтирала аккуратно, дабы ни крошки не смахнуть. Потом нюхала, лизала и сосала эту желанную и душистую корочку настоящего хлеба. А когда она ослизла от долгого сосания, я её заворачивала в вишнёвый листок. Спустя некоторое время, когда моя дорогая корочка подсыхала, опять слегка посасывала, но осторожно, что бы совсем её не сломать. Однако... она вскорости пропала, ссосалась... Что теперь те сдобные булочки и тортики? Корочку ту хочу, замусоленную.
Папулечка, прости меня, что тысячу раз принималась письмо тебе написать, но ни раз так и не написалось это проклятущее письмо-то. Сызмальства работа, потом детки, теперь внуки... Надысь правнучку приносили знакомить. Так та ж глазёнками вертела, даже не заревела. Вся на нас с тобой похожа: такая же наивная и бестолковая...
Папка, ты мой родимый. А коль написала бы я до конца письмецо тебе. А куда отправлять? Куда? Это я верю, что ты есть, а они решили, что «без вести пропал»... Пропал. Без вести. А на войну уходил с вестью али без вести таки шёл фашистов бить? Мамку и меня бросив, дабы пропасть без вести навсегда...
Всё чаще и дольше дрёма одолевает... Как в пропасть... Скорее бы уж... Встретимся с тобой, мой родной папочка. Только, прости меня, родименький, ты будешь молодой и красивый, как на измятом фото, с которым я спала в детстве, и которое и сейчас передо мной. А я явлюсь к папке своему вся старая бабулька, больная и дряхлая. Как же ты доченьку свою признаешь-то, папка ты мой родной?..
| Помогли сайту Реклама Праздники |