Пиво было свежим, и стеклянная кружка, которую чаще называют бокалом, ощущалась в руке приятной тяжестью. «Хорошо, что на «Яме» опять подают пиво в бокалах», - думал я, медленно потягивая горьковатый напиток и гоняя в голове одну и ту же, до чертиков надоевшую мысль. «У кого бы занять?» - вот та убогая конструкция, что отравляла мое существование в последнее время. Сегодня я был с деньгами. Ну, как – с деньгами? Уплатить за квартиру, и может, останется на подгузники для Танюшки.
«Яма» - народное название одного из пивных заведений, официальное наименование которого отдавало унылой казенщиной и читалось на табличке у входа как «Пивбар № 6». Еще студентами мы частенько спускались в этот приют подвыпивших интеллектуалов, чтобы обсудить, стоя за столиком с постепенно пустеющей тарой, вопросы мирового порядка. Да-да, никак не меньше, несмотря на то, что пиво приходилось пить из пол-литровых банок. Только один человек на «Яме» не участвовал в дискуссиях на темы «холодного термояда» и наличия у человека души. Это был Боря. Точнее – Боря Полюбомуневиноват. Был он низкого роста, носил одну и ту же офицерскую шинель и занимался тем, что выходил периодически в центр площадки, вокруг которой располагались столики, и торжественно объявлял: «Слава студентам Горного института!» Потом подходил к столу с вышеназванными студентами и получал свой честно заработанный бокал. В следующий раз могло прозвучать: «Слава студентам-химикам!» И Боря направлялся к другому столику. В городе было много учебных заведений.
- Что задумался? – выдернул меня из прошлого Бородулин, устроившийся с кружкой напротив. – Давай лучше – за успешное окончание нашего безнадежного предприятия, - он аккуратно положил щепоть соли на ободок и потянулся для ритуального чоканья.
Да-а, предприятие наше действительно еще утром выглядело безнадежным. Успешно дипломировавшись год назад и получив путевку в жизнь, мы с Бородулиным бездарно клеили обои. На геологическом факультете таким премудростям не учили, и получалось у нас, откровенно сказать – плохо. А что делать? У обоих – семьи, работать по специальности можно было только бесплатно, а в бандиты мы не вышли ни ростом, ни складом характера. Бородулин, оказавшийся лучше приспособленным к жизни, умудрялся каким-то образом находить «пузатых» заказчиков на оклейку обоев. «Пузатые» мало чем отличались тогда от обычных граждан, за исключением, разве что, наличия шальных, неизвестно откуда взявшихся денег. Первое, что заботило их после покупки квартир и машин – это ремонт. Тут и подворачивался Бородулин, умевший внушить безграничное доверие своей бородой и внешностью очень, очень ответственного человека.
Утром мы общались с заказчиком. Крепыш средних лет (наверно, из бывших спортсменов) встретил нас в прихожей и имел вид настолько растерянный, что даже спортивный костюм «Адидас» выглядел на нем без должного лоска.
- Ребята, а денег я вам не дам, - произнес он смущенно вполголоса, с опаской озираясь на дверь в кухню. – Меня жена сожрет, вместе с костюмом, - продолжал он оправдываться и жестами пригласил пройти в зал, где не далее как вчера нами была поставлена жирная точка в очередном ремонте.
Бородулин от увиденного только ахнул, у меня на глаза навернулись слезы.
- Я ей еще не показывал, - заискивающе шептал хозяин квартиры, безумными глазами разглядывая последствия ремонта. – Может, удастся что-нибудь сделать?
Обои, опавшие с потолка, каким-то чудом держались по центру комнаты и печально шевелили отклеившимися концами, как умирающий лебедь скребет по земле ослабевшими крыльями.
- Окна не открывали? – строго спросил Бородулин.
- Кля-нусь… - отрицательно мотнул головой хозяин, приложив зачем-то к груди правую руку.
- Л-ладно… - задумчиво почесал бороду мой компаньон и снял с себя видавшую виды «кожанку».
Не знаю, как у него получается, но уже к обеду мы восстановили разрушенную гармонию на объекте и тряслись в трамвае, ощущая, как трутся в карманах заработанные купюры.
- Серега, ты молоток, - высказал я ответный тост, посолив предварительно край бокала.
- Да ладно… - Бородулин задумчиво отвернулся в сторону, словно собираясь с мыслями. – Я что думаю, - повернул он лицо ко мне. - Обои – это хорошо. Но больно уж нестабильно. Подвернулась тут работенка поинтересней.
- Не тяни, - замер я в ожидании с поднятой тарой.
- Почка, - лицо его скрылось за дном поднесенной к губам кружки, а глаза внимательно наблюдали за моей реакцией. Прикончив пиво, он выдохнул, вернул на стол опустевшую посуду и снизошел, наконец, до объяснений:
- Короче, инженер искусственной почки. Звучит?
Предложение стать капитаном дальнего плаванья меня удивило бы меньше.
- Работа не пыльная, особых знаний не требует, и работать – три раза в неделю, - напористо продолжал Бородулин, видя мое замешательство.
- Да ты что?! – было первыми моими словами после выхода из прострации. – Это ж медицина! Люди! А я?! Геофизик несостоявшийся. Да я крови боюсь с детства.
- Пойми, чудила, не Боги горшки обжигают, и ничего сверхъестественного от тебя не потребуется. Я все расскажу, покажу… Мне сменщик, в конце концов, нужен! Так зачем я буду искать кого-то на стороне? И вообще, тебе деньги нужны?
Последний аргумент был из тех, что заставляют задуматься.
- Скажи, Бородулин, ты как считаешь, это нормально? – решил добавить я каплю яда к решенному уже разговору. – Что мы обои клеим, людей лечим?..
Я уже понимал, что соглашусь и на эту работу, не представляя, как всегда, во что ввязываюсь.
- Не трави душу, - зыркнул на меня насупившийся Бородулин. – Нормально, раз деньги платят. Меня туда, кстати, сосватал наш препод по электроразведке. Вот и думай… - он опять отвернулся, потом вздохнул и потянул к себе свежий бокал.
* * *
В отделении нефрологии, или на «почке», как называли его в областной больнице, пахло тем, чем и должно было пахнуть – больницей и общепитом.
- Сере-ежа! – расплылась в улыбке одетая в белый халат женщина средних лет, увидав Бородулина.
- Вот, Нина Михайловна, сменщик мой, прошу любить и жаловать. Зовут так же, как и меня, надеюсь, не спутаете.
- Меня вообще трудно запутать, - дама внимательно изучала меня серьезным взглядом глубоко посаженных глаз, хотя на лице ее играла самая компанейская улыбка. Это был профессиональный, настороженный взгляд человека, долго имевшего дело с материальной ответственностью.
- Ничего, сработаемся, - сказала она, не обнаружив, как видно, серьезных изъянов в моей наружности, и заржала вдруг смехом базарной торговки, повиснув на локте у тактично хихикающего Бородулина.
- Старшая наша. В смысле – старшая медсестра, - пояснил мне мой сменщик, увлекая с собою дальше. – Вата, марля, кислота – это к ней. Да она и сама предложит: тетка не вредная, но осторожная – зарплаты здесь, сам понимаешь, какие…
- А кислота зачем? – спросил я, пребывая под впечатлением от необычного приема.
- Как, зачем? – остановился искренне удивленный Бородулин. – Унитаз мыть, конечно.
- Какой… унитаз? – я честно пытался понять, о чем речь. Бородулин махнул вместо ответа рукой, устав, наверное, удивляться моей дремучести, и, открыв дверь, завел в какое-то помещение.
- Твоя каморка. Здесь можно лежать, читать, в общем – все, кроме сна, - он уселся на медицинскую кушетку, обтянутую синим дермантином, и по-хозяйски хлопнул по ней руками.
Комната была небольшой, где-то пять на два, но, к удивлению, выглядела светлой и довольно уютной. Высокое окно, кушетка, тумбочка, стул и даже небольшой шкаф – все вполне гармонично вписывалось в обстановку. Кроме входной, имелась здесь еще одна дверь, но уже из стекла. «Зал гемодиализа» - сообщала кроваво-красная надпись, сделанная на ней крупным шрифтом.
- Твое рабочее место, - проследил за моим взглядом Бородулин. – Вернее – места.
За дверью обнаружилось светлое помещение с высоким потолком и высокими окнами. Весь периметр и центр его занимали кровати, в количестве двенадцати штук, и у каждой из них стоял он – аппарат. Если честно, я ожидал увидеть что-нибудь более современное: светящиеся табло, кнопки, цветные лампочки… Вместо этого передо мной стоял угловатый шкаф с единственным тумблером «Вкл-Выкл» и таким же одиноким регулятором, напомнившим мне ручку настройки частот бабушкиной радиолы.
- Как видишь, ничего военного, - положил Бородулин руку на ближайшую «почку». – Здесь крепим фильтр, сюда заводим трубки и – вперед. Задача этой техники – гонять через фильтр физраствор. Его, кстати, готовит Анна Ивановна, наша сестра-хозяйка.
- А мы тут зачем? – задал я вполне резонный вопрос.
- Если коротко – мы включаем «почки» в начале процесса и выключаем в конце. Но главное – вот, – он постучал указательным пальцем по продолговатой стеклянной колбе, выступавшей из передней панели аппарата. – Уровень физраствора… - неожиданно вспомнив о чем-то, Бородулин торопливо взглянул на часы и озабоченно замычал:
– У-у, время обеда.
Потом загадочно улыбнулся и произнес, подмигнув правым глазом:
- Пойдем, перекусим. А там сам все увидишь.
* * *
Даже мне, не избалованному изысканной пищей, было странно наблюдать, с каким аппетитом поглощает Бородулин пресное, едва теплое, с синеватым оттенком пюре. Думаю, за такую рекламу столовской еды ему просто обязаны были приплачивать. Люди за соседними столиками тоже с недоумением поглядывали на гурмана, увлеченно работающего ложкой, после чего с тем же недоумением переводили взгляд на собственные тарелки.
- А я даже досаливать перестал, - ответил на мой вопросительный взгляд Бородулин, старательно вылизывая ложку. – Привык, знаешь. Да и где сейчас поешь «на халяву»?
Мне тогда показалось, что такие люди просто необходимы в подобных заведениях, особенно в столовых, в которых как нигде проявляется истинное отношение человека к жизни. Некоторые из больных, как я успел заметить, заставили себя вернуться к трапезе, хотя до того вяло ковырялись ложками в своих тарелках.
Все двенадцать коек были заняты, когда мы, отобедав, вошли в зал гемодиализа. Я ощущал неловкость и скованность, чувствуя на себе взгляды незнакомых людей, но белый халат – неизменная часть формы медицинского работника – обязывал держать спину ровно и сохранять серьезное выражение на лице.
- А вот и наши сестрички, - представил мне Бородулин двух девушек в белых халатах, которые вошли вслед за нами. Одна из них, Валя – круглолицая розовощекая блондинка – краснела по всякому поводу, и, судя по говору, еще недавно была простой сельской девушкой. Вторая, Ирина, была городской. Без всякого говора было
