себя медленно, он чувствовал, что лежит в своей спальне, уткнувшись носом в ковёр. Запястья рук туго охватывали наручники.
Господи! Внутренне закричал Анатолий, всегда бывший атеистом. Господи, за что? Опять похитители? Слегка повернув голову, успел увидеть чёрную маску. Удар тяжелого ботинка и хруст ломаемых рёбер, последнее, что почувствовал Медведев, лёжа на ковре в своей спальне.
Сознание медленно возвращалось. Увидел склонившееся лицо с льдинками пустых глаз и тяжело набрякшие под ними мешки.
– Живой. – Проговорило лицо, выдохнув на Анатолия целую гамму тошнотворных запахов, причудливо смешанных, но явно различимых. Перегар водки и табака. Не чищеные зубы и не качественная пища, прекрасно сочетались с грязным, когда-то белым халатом и проглядывающим сквозь прореху, майорским погоном. Генерал Медведев, привыкший к тому, что вокруг него только ухоженные лица и уставная, вежливая речь. Не мог сообразить, что он находится в родном ментовском отстойнике.
Едва раздвигая непослушные губы, Медведев шепотом произнёс:
– У меня сломаны рёбра, мне больно дышать.
И провалился в бессознательное состояние.
– Подумаешь рёбра, у меня вся жизнь поломана, у меня на старости лет жена загуляла, а ты мне про рёбра рассказываешь. – Ворчал майор медицинской службы. Он, не обращал внимания на состояние Бомжа, которого вчера доставили с генеральской дачи.
Голый, в дешевых, замызганных трико. Босые ноги в дерьме! Он до того был пьян, что не понимал, где находится, залез спать в генеральскую постель. Все простыни измызгал, вот ребята ему и приложили.
– Ишь ты, как стонет, ничего оклемается, а сдохнет, не велика потеря.
Железный организм в очередной раз настроился на ликвидацию нарушений в своих системах. Подсознательно включились силы и работали на полную мощность, ликвидируя неполадки тела.
Анатолий Николаевич лежал на ржавой койке. Каждая смена, ожидала скорой смерти, которая почему-то не наступала.
Провалявшись трое суток в бессознательном состоянии, Толик поднялся и кое-как добрёл до параши.
Если со дня похищения в нём не было крупицы твёрдой пищи, но воду он пару раз пил, в организме находился изрядный запас жира, который услужливо раскладывался на воду и калории, потребные организму. Мочевой пузырь требовал, чтобы его опорожнили.
Резкая боль в том месте, заставила взглянуть на ту часть тела, которую не упоминают в приличных разговорах.
Увидев синяки и ожоги на упомянутом члене. Анатолий вспомнил всё, что произошло с ним, с момента похищения из собственной дачи.
Оглядевшись по сторонам. Генерал понял, он находится в родных стенах. Что все это подчинено ему генералу Медведеву!
Чувство негодования заполнило душу. Забрали из дома, вытащили из постели, сломали рёбра. Держат в одной камере с вонючими бродягами и ни кто не удосужился спросить фамилию или заглянуть в лицо!
Анатолий Николаевич считал, что своего генерала население области должно знать.
А сотрудники, обязаны узнавать его в любом виде. Тем более, когда похищают такую значительную фигуру, вся область должна стоять на ушах и принимать активное участие в розыске значительного человека.
Он забыл, что существует установка, не придавать гласности отрицательные события, происходящие с первыми людьми Области. При возникновении негативных событий, расследование должно проводиться тайно. Дабы не подрывать авторитета руководящей верхушки.
Похищение руководителя Областного УВД держалось в секрете! Розыском занимался узкий круг посвящённых людей. Районные управления даже не подозревали, что на верху, что-то не так.
Основной работой по розыску, занимались секретарши. Сидели и ждали у телефонов, в надежде, что похитители позвонят и выставят какие либо требования. А если нет требований, то зачем же похищать.
Когда можно просто убить, как охранников. А коли не убит кормилец, то будут требования.
По предъявлению требований и определимся, где искать и как искать. Логика следствия несокрушима.
Любая попытка проникнуть в тайну следствия каралась быстро и по закону.
Анатолий Николаевич заколотил в железные двери руками и ногами, крича во весь голос, что он вспомнил ценные сведения.
Кормушка открылась, и заспанный сержант недовольным голосом поинтересовался. Что нужно в столь раннее время? Медведев забывшись, где он и кто он на данный момент, высокомерно представился и потребовал к себе кого-либо из начальства. Сержант странно хмыкнул и кормушка с лязгом закрылась.
Дверь камеры открылась, стоящий в проёме прапорщик поманил Медведева пальцем. Отойдя в сторону, коротко бросил:
– На допрос! –
Анатолий Николаевич зашагал по коридору. Но его остановил свирепый окрик:
– Лицом к стене, сволочь. Медведев дёрнулся но решил подчиниться. Наливаясь злобой, он всё же встал к стене и завёл руки за спину.
Вновь почувствовал, как на руках щёлкнули наручники.
– Зачем?
– Все заключенные, конвоируемые на допрос, должны находиться в наручниках. Стыдно не знать устава господин генерал.
В голосе конвоира явно слышались нотки издёвки. Медведев не стал задавать вопросов и побрёл по коридору. От пыток электрошоком, под глазами налились чёрные круги, серая щетина покрывала щёки и подбородок. Стриженные под ёжик, волосы на голове, свалялись и напоминали собою сальную шерсть.
Сердобольные бомжи, товарищи по камере, поделились одежонкой. Поверх футболки странного апельсинового цвета, одета цыганская безрукавка, рванная в клочья и без единой пуговицы. Тонкие трикотажные штаны, сквозь прорехи которых виднелось грязное тело. Весь гардероб довершали кроссовки, явно подобранные на помойке. Жители камеры поделились с голым Толиком, чем могли.
Анатолий Николаевич оказался в комнате для снятия дознаний. Стол и соответственно табурет, прикрученный к полу. Свет попадал в комнату из зарешечённого окна, расположенного под потолком. За столом сидел молоденький лейтенант, недавний выпускник школы Милиции.
Голосом киношного героя, произнес:
– Кури! – И небрежно толкнул пачку.
– Ты бы велел наручники снять, чем я твою сигарету брать буду?
– Ну не хочешь не надо.
Лейтенант убрал пачку, как бы не слыша генерала. Медведев решил не обращать внимания на глупую рисовку салаги, и как бы докладывая старшему по чину, чётко и ясно обрисовал ситуацию. Насмешливый голос лейтенанта прервал доклад Медведева.
– Видно, что ты бывший мент. Случайно набрёл на дачу генерала, решил, что в опечатанную хату ни кто не сунется и захотел в ней отсидеться. Время пропажи генерала ты определил по записи на бумаге, которой заклеили дверь. Видно, что ты мужик грамотный в прошлом. Лазая по даче, запомнил кое, какие сведения о семье генерала. Я сейчас не удивлюсь, если ты начнёшь перечислять родственников и вообще блеснёшь эрудицией. Ты, что нас тут за лохов держишь!
Перешел лейтенант на жаргон. Произнося эти речи, молодой мент любовался собой:
– Какой он вдумчивый и как он лихо раскусил наглого Бомжа.
Самодовольная глупость лейтенанта резанула по сердцу. Анатолий с болью осознал, взятки, с помощью которых поступают в высшую школу милиции вот такие умники, начинают приносить плоды.
Глупые дети богатых родителей захватили те места, где должны работать умные. Впервые результат он почувствовал на себе. Негативный результат! Свою долю с взяток генерал имел регулярно! Боль из сердца ударила в обожженный мозг, глаза Медведева налились бешенством.
Вскочив с табурета. Он кинулся на лейтенанта, не смотря на скованные сзади руки.
Охрана была на высоте, вбежавшие в камеру конвоиры. Несколькими точными ударами уложили взбесившегося Бомжа на пол.
От резины крови не бывает. Избитое тело конвоиры волоком тянули по коридору. Остановились перед дверью, глянув в глазок, конвоир, погремев ключами, открыл дверь и снял наручники с бесчувственного тела. Швырнули его в камеру к уголовникам.
– Надо же до чего человек опустился, говорят бывший мент. – Громко произнёс конвоир, как бы обращаясь к напарнику.
Вор и наркоман с громадным стажем, Гера Воронов, сидел на шконке прижавшись спиной к стене. Боль ломки, идущая из каждой косточки высохшего тела, не давала ни покоя, ни забытья.
– Хотя бы кружку горячего, сладкого чая, билась в воспалённых мозгах, мысль. Он знал, со временем боль уйдёт, но эти дни надо как-то прожить.
Шум в камере воспринимал как болевой раздражитель и сокамерники, жалея бедолагу стойко переносящего страдания, старались не шуметь.
Резко клацнувшая дверь, привлекла внимание. Смотрящий, вор в законе по кличке Штырь, взятый с поличным на подломленном, ювелирном магазине дожидался суда. Скрипящий зубами Гера, надоел всем до чёртиков, нервы у сидельцев были на пределе.
Тело, брошенное вертухаями и слова, сказанные как бы, между прочим, обещали развлечение.
Штырь внимательно оглядел лежащего бомжа. Рассмотрел весь набор повреждений на нём, оценил количество кровоподтёков и вздувшиеся шишки на голове, Штырь, чуть усилив голос дабы привлечь внимание всех жильцов хаты.
Кроме него и наркомана Геры на шконках лежали, изнывая от безделья три молодых быка, беспредельщика. Взятых с поличным на вымогательстве и разбое.
Все, всё друг про друга знали. Первые дни отсыпались, но прошло время, спать не хотелось, скука заедала всех
– Ставлю пачку чая на то, что этот доходяга проваляется на полу один час и оклемавшись поползёт вправо к шконкам. – Проговорил Штырь.
Быки, так же спрыгнув со своих мест, внимательно оглядели тело, со знанием дела восхищались кровоподтёками и включились в игру, ставя каждый по пачке и называя условия.
Когда запомнили и уточнили ставки каждого, чтобы не оставалось лазейки для выверта, все обратили взоры на Геру.
Наркомана трясло, он с ожесточением грыз угол тряпки, бывшей когда-то носовым платком. Гера происходил из интеллигентной семьи и вытирать нос рукавом стеснялся.
У него всегда был хотя и грязный, но носовой платок. Наркоша сидел молча, погрузившись в боль. Один из быков ткнул его пальцем похожим на сардельку и утробным голосом потребовал, что бы Гера вступил в игру.
Наркоман странным взглядом огляделся по сторонам и кивнув в сторону лежащего тела, произнёс:
– Мне кажется, что Вам чай не понадобится, сейчас он поднимется и всех убьёт! Останетесь в живых, отдадите сахар и чай.
И прикрыв глаза, вжался в угол, как бы стараясь спрятаться от грядущих событий.
Точно в подтверждение слов Геры, казалось бы, почти дохлый мужик, со стоном приподнялся на истерзанных руках, усевшись по-турецки среди камеры, внимательно осматривал её налитыми кровью глазами, то ли от ударов по голове, а может от скопившегося бешенства, глаза были красного цвета.
Штырь понял, что проигрывает и всю злость обернул против сидящего на полу хмыря, подкинутого в камеру, как понял Штырь, для правилки.
Подозвав обозлённых братков, шепнул: – Головой его в парашу, чтобы оклемался, ну а потом поспрошаем мента по-нашему. Может, расскажет, почему его из ментовки попёрли. Плохих людей даже менты выгоняют, а нам они тут, - ваще без надобности.
Пацаны, радостно гоготнув,
