Что натворила ты, о несчастная дочь Шахфаруха?! Как могла забыть, что чистый звенящий огонь Джанны больше не течёт свободно в твоих жилах?! Он пленник там! Уж не Иблис ли завладел твоей волей? Как осмелилась ты предположить, что по-прежнему можешь управлять собой?!
Стихия, воспылавшая от крови Зайде, оказалась вовсе не той, что так недавно ласково качала её в своих объятиях — раскалённый вихрь адского безумства вырвался на волю, подобно свирепому хищнику. Он взрывал воздух когтями и не желал подчиняться никаким запретам, он стремился туда, где мог развернуть во всю ширь лепестки тугого бутона, где мог оседлать ветер и устроить кровавое пиршество, а после скинуть весь этот мир в пекло Джаханнама.
Допустить такое было невозможно, на этот раз Зайде постаралась учесть прошлые ошибки, ей даже удалось спрятаться от назойливого любопытства местных жителей. Пока у неё ещё оставалась последняя надежда на спасение: необходимо было продержаться в огне, как можно дольше, до тех пор, пока какой-нибудь смертный не обнаружит кольцо с её камнем и не наденет на палец. Её чутким Проводникам поможет внутренняя энергия смертного, тепло его тела, возбуждение и радость от находки, недобрые помыслы и сомнения, мысли, приятные Джаханнаму, — и камень притянет её к себе.
Слабая надежда, но она была, Зайде цеплялась за неё из последних сил.
Одна только мысль о том, что скоро она может оказаться в огненном горниле, в лапах Иблиса, приводила её в неописуемый ужас.
Чтобы обуздать непокорный и буйный нрав пробудившегося хищного пламени, ей пришлось снова воспользоваться холодной энергией этого мира и остудить хищный цветок, обозначить ему пределы перемещения. После этого со лба ифрита посыпалась мелкая крошка погибших Проводников, из височных камней осталось всего два. Ослабленная почти до полного изнеможения, Зайде смогла наконец завернуться в бархатное покрывало усмирённого пламени, ей оставалось только ждать, и вынужденный отдых не был спокойным умиротворением — пекло Джаханнама плясало вокруг неё, дышало в лицо и норовило установить свои границы для молодого огня.
Что же ты натворила, неразумная дочь Шахфаруха? И кто теперь поможет тебе?
О великий Пророк Сулейман, повелитель всех джиннов, да пребудет с тобой вечное благоволение Всевышнего! Заступись перед ним за маленькую умирающую рабыню!
О Великий Аллах! Не отворачивай свой лик от Розы Зайде! Укрепи в невзгодах и потрясениях последнюю дочь горного ифрита Шахфаруха, дабы перенесённые испытания не стали для неё окончательным разочарованием и унижением. Подари ей прощение…
* * *
Среди ночи жители Протасовки внезапно были разбужены отчаянным воем собак. Жалобные визги, лай, рычание и тоскливый плач деревенских дворняжек разносились над крышами старых домов, им вторили разноголосые нестройные подвывания породистых охранников за высокими заборами новых каменных коттеджей. Эхо над речкой подхватывало тревожный концерт и придавало ему особенно отчётливое резонансное звучание. Вскоре к нему присоединились голоса новых исполнителей, выводящих душераздирающие рулады среди городских многоэтажек.
Псины первыми почуяли беду.
Вслед за собаками взбесилась остальная домашняя скотина: испуганно блеяли козы, свиньи отчаянно визжали, петухи, ни с того, ни с сего, решили, что уже настало утро, решительно взялись распеваться и сгонять с насестов кур-лентяек. В свою очередь несушки были неслыханно возмущены такой бесцеремонностью и принялись немедленно выяснять в полный голос, кто главный в курятнике, а кому лучше постоять в сторонке. В обычно тихой и спокойной Протасовке в эту страшную ночь поднялся невообразимый гвалт.
Последними в него вступили коты, причём орали не только те, что бродили по крышам в поисках приключений на пушистые хвосты, но также и те стерильные декоративные создания, которые привыкли занимать лучшие места в доме и делили с хозяевами одну кровать.
Естественно, спать в таком кошмаре было невозможно.
Нина Степановна Корытина, заслуженная пенсионерка, сунула ноги в высокие резиновые сапоги, накинула на широкую ночнушку старую дедову куртку, повязала платок и поспешила на двор, где надрывалась коза Манька, но не проделав и половины пути, учуяла характерный запах гари.
— Господи Исусе Христе! Это ещё что такое?!
Она кинулась на кухню — все краны были надёжно закручены на ночь лично ею, никакой утечки не могло быть, к безопасности своего жилища Нина Степановна относилась очень ответственно, и всегда вовремя оплачивала счета за газ, воду и электроэнергию. Мало ли! Старушка одинокая, заступиться некому, сколько уж таких случаев, когда за долги дома отнимают у беспомощных стариков. Муж Нины Степановны давно упокоился на кладбище и не был ей опорой, а единственный сын шестой год уже жил и работал в Якутии, женился там на местной женщине с ребёнком, и завёл своих деток, старушка бережно хранила фотографию двух серьёзных девочек-близняшек с раскосыми глазками.
— Иду, иду, Манюнечка, иду, подружка моя, — бормотала Нина Степановна, убедившись в неприкосновенности кранов, отсутствии запаха из всех электрических розеток, и слегка успокоившись.
Коза в сараюшке била копытами и выла дурным голосом.
— Ну и чего орёшь, оглаше!.. — заругалась было заботливая бабушка, отодвинула засов на входной двери, да так и замерла на полуслове. Темнота ночи освещалась зловещими отблесками неведомого источника, в воздухе висел вонючий дым.
Первое, что бабке пришло на ум было: «Атомная война началась!».
— Господь Вседержитель! — Нина Степановна присела от страха и часто закрестилась. — Святые угодники! Царица небесная! Владычица! Спаси и помилуй нас!..
Старуха забыла про козу, свои больные колени, и резво выбежала на деревенскую улицу, куда уже высыпали чуть ли не все жители полусонные Протасовки. Все одетые кое-как, с чумазыми от копоти лицами, с ужасом в глазах безмолвно смотрели туда, откуда шла беда.
Большой заливной луг между деревней и речкой пылал бескрайним пожаром, грозное пламя гудело и плясало по кочкам бывшего болота. Земля из-под огня плевалась длинными протуберанцами густой грязи, шипела тучами раскалённого пара, время от времени ввысь вырывался фонтан воды пополам с грязью. На самой глубине страшная жижа громко рычала и булькала, постепенно расползаясь во все стороны. В небо летели ошмётки и комья с остатками дёрна, в воздухе носились раскалённые светлячки пепла, деревню заволакивал густой дым.
Невиданной силы пожар, больше похожий на кипящий адский котёл, медленно но верно надвигался на дома и беспомощных жителей. Хоть накатанная грунтовая дорога, отделявшая палисадники от луга, как могла сдерживала огонь, но совсем скоро закурился первый дымок на другой её стороне, и начал он с канавы, вырытой вокруг деревни в целях пожарной безопасности.
Люди очнулись наконец от оцепенения, бросились к домам спасть детей, документы, вещи, выпустить из хлева животных, собрать временный запас еды…
* * *
Под утро Денис незаметно погрузился в блаженную дрёму и тут же зацепился за нечто размытое, яркое, звонкое, помчался вслед за длинной вереницей ускользающих смутных очертаний, силуэтов. Однако, подобраться к финишной десятке ему не удалось: фантасмагория сновидений взорвалась слепящим фейерверком, ударила литаврами и разразилась музыкой будильника.
Пора вставать!
На экране смартфона гордо светилась большая ровная шестёрка и такие же безупречные нули. Гаджет добросовестно выполнял свои обязанности, а если кто ложится в пятом часу, то это не его проблемы!
Минуты две-три Денис выдёргивал себя из цепких объятий сна, таращил глаза и соображал, что же он должен сделать в данный момент: бежать на службу или на последующие час-полтора послать всех в игнор далеко и надолго? Цифры на экране никак не хотели усваиваться мозгом, всё ещё, не избавившегося окончательно от ярких фееричных образов, организм никак не мог определиться: рано это или поздно — шесть часов утра?
Телефон звонил не переставая, помимо мелодии будильника высветился вызов от Лёшки Казупицы.
— Да! — прохрипел Денис.
Сзади его обняли две тёплые руки, две острые коленки упёрлись в поясницу, Ирка жарко и влажно зашептала ему прямо в ухо:
— Дэник, у тебя же выходной сегодня.
— Варламов, чтобы ты был в курсе, горит Протасовка! — орал в другое ухо напарник.
Иркины руки быстрыми мышиными лапками защекотали Денису живот, волосы упали ему на лицо пушистым каскадом, в близких зрачках жены отразились его собственные глаза, мягкие губы настойчиво боролись с его плотно сжатым ртом и не давали ответить на звонок. Он сделал усилие над собой и повернулся к телефону, губы Иришки мазнули по небритой щеке.
— У меня выходной! — выдохнул Денис в трубку.
— А у меня что, по-твоему? — парировал напарник. — Короче, будь на связи, могут вызвать. Там вроде торф воспламенился — ЧП районного масштаба! Иришке привет от меня! — выпалил Лёшка и отключился.
Да ё моё! Опять! То целая череда убийств, то газ, то торф — неужели всё это дело рук одного-единственного неуловимого существа?!
Благодушное состояние умиротворения и неги улетучилось без следа. Хоть в это утро он был и не против того, чтобы Ирка заслонила собой целый мир, пришлось решительно отстранить её от себя.
— Дэник, ты опять уходишь? — расстроилась жена. — А когда вернёшься?
— Я не знаю. Ир, мне некогда, — отмахнулся Денис. — Приготовь,
Я тоже приветствую, а то как выложу, а потом гляну месяц спустя - мама дорогая!
Что-то совсем обленилась. В том-то и дело, что концовку я написала, теперь надо подвести к ней.