Бабье царство

мужем счастлива да лишь о доме думает. А как муж, дом да дети на душе - до того ли бабе, чтобы якать? До начальства ли ей? До вмешательства ли? Она ж на тишь домашнюю надышаться не может!

- Это, Сенька, ты со своей рыкушей таким умным стал что-ли? - хохотнул дьяк, да приумолк задумавшись.

- Да... Хорошо хоть беды большой от бабского яканья не было...

- Было. - подал вдруг голос чех - У нас было.

- А ну-ка - расскажи.

- Долго рассказывать.

- А мы не торопимся.

- Ну, тогда слушайте! - чех снова указал корчмарю на пиво и начал.

- Мы от Чеха род считаем. Долго про него сказывать, как он со всеми от усобиц бежал да новую землю искал. Мы на его земле теперь живем. После Чеха был Крок, он Вышеград построил. А у Крока три дочери было. Старшая, Кази, травами лечила, средняя, Тета, богам молилась, а младшая, Либуша, судила да правила. Эта свою суть приняла сразу - всему народу вместо матери была. Властью не тешилась, блажью не маялась. Все люди для нее ее детьми были. С каждым нянчилась.Вы, как дурных баб вспоминать будете, допреж них о Либуше помыслите. Иная жена - с рождения счастье.

Хлебнул Чех пива, стряхнул с усов пену.

- А вот вышло так, что у мягкой матери дети от добра портятся, что трава от сеногноев плиснет. Рассудила раз Либуша двух мужей, а один недоволен стал, хулить ее начал. И велела тогда княжна людям искать ей супруга, а себе - князя. Ей Пржемысла и привели. И вот, при суровом отце, мы не раз о доброй матери плакали. Как Пржемысл до престола жил, так и править начал. пахал железной сохой - держал железной рукой. Позвали его княжить, не дав допахать, так в Чехии постоянно хлеба нехват. Ну, да сами напросились, сами такого нашли. А как умерли Либуша да Пржемысл, так беда и грянула.

Умолк чех, пива глотнуть нацелился.

- Ты, давай, не томи! - торопит его Сенька.

- А дальше лихо было. При Либуше двор был, как и при любой княгине. Из знатных девушек да женщин. Либуша замуж не выйдя уже матерью себя признала.Оттого народ ее за госпожу и держал. А жены двора ее матерями еще не стали, а госпожами себя возомнили. И заводилой у них Власта была. Ее за главную женщины признали. Глупость задумали - жить без мужчин. А чтобы затея сразу прахом не рассыпалась - кровью повязать друг друга решили. Попервости замок отстроили и назвали - Девин. Потом по стране клич кинули. И ведь нашли их слова отклик. Жена бросала хозяйство, дочь - немощного отца, мать - дитя в зыбке. А обещали им всего-то - мужам не подчиняться. Будто неволил их кто! Будто за рабынь держал! А кинули клич дурной - без мужей лучше будет, так уж и не видели женщины ни добра нажитого, ни почета семейного, ни любви близких - рабство себе напридумали! Да доо того им выдумка сладкой оказалась, что натешиться ею не могли! А напридумав рабство - избавиться от него хотели. Да по дурости бабьей - от выдуманной беды настоящим злом отделаться решили. Бросали семьи, уходили в Девин. А там их оружием дарили, да сражаться учили. Мужи тоже ум растеряли: мыслили - наиграются бабы, одумаются. Дождались: вышло бабье войско из Девина, от мужей отчизну спасать направилось. Спохватились чехи - сколотили войско. да толку с него стало, если сражались жалеючи баб. те же жалеть и не думали. Сотни три мужей полегло, другие по лесам разбежались. Собрал их благородный князь Стирад, да Девин город в осаду взял, а пройти через стены - не вышло. Бабы же озлобились. Злодей любой, как дитя, на первое мелкое зло идет - все пробует, все оглядывается - не накажут ли? А как зло свершит - гордость в душе, дескать, вот как могу! А гордость-то - голодная! И мыслит злодей - мол, а я ведь еще круче смогу! И пускается во все тяжкие. бабы девинские такие же были. Мало им мужей без вины кровью умыть - порешили убить Стирада. Муж честью берет, да чести от других ждет. Злодей же себя бережет, оттого ему хитрость милее. Подлость бабы задумали. Привязали у Девина в лесу одну свою - Саркой звали. Положили рядом рог и чашу меда. Та о помощи просить в голос стала. Услыхал ее Стирад - поспешил придти. Увидел Сарку связанной - спросил за что. та и солгала, мол хотела к прежней жизни вернуться, за то ее умирать связанную и бросили. А чтобы мучилась долше - мед оставили. Слишком верил Стирад в честь. Да и все мужи, хоть и кровью умылись, все ждали - перебесятся бабы, вернутся. освободил Стирад Сарку, дружину отослал вперед себя ехать. А пленница тем самым медом князя опоила до сна да в рог протрубила. налетели бабы на сонного Стирада, срубили ему голову. Да и дружину его на привале переняли - всех смерти предали.

Замолчал снова чех. Видать, тяжело ему эта быль давалася. Тут его не торопил никто. Да и все в корчме заслушались - гомон утишили. Лишь лучина трещала, да печь за стеной гудела.

- А дальше... - закончил сказ чех - дальше стало, как должно. ослепила баб власть, опьянила кровь. В том слепом хмелю думали, что забили мужей, переломили. По себе, знать, судили. Мужи, что о смерти Стирада сведали, поняли, что нельзя злодейство прощать, хоть и бабское. Поняли, что взбесились бабы с власти да крови и прежними уж не станут. И новое войско собрали. Прежнее шло прощать. Это - воевать. Выступили им бабы навстречу. под вышеградом сошлись. Зря пришли, смерть насильниц была предрешенною. Потому что бабы бабами остались, хоть и войском назвались.Мужей смирных резать - их хватало. А вот войско победить - другое войско нужно. И не было боя. Влегкую баб порубили. Власта их смерть приняла, Девин разрушили. И ни одной из Девинского войскажизнь не дали - помнили оплошку Стирада.

- А что с бабами такого стало, что сила их ушла - осторожно стрелец спросил.

- Ничего не стало. Баба с мечом - все равно баба. Перессорилось войско. Те - доспехи одеть не хотят: у подруг такие же. Вторые воевода своим не подчиняются - воеводы, дескать, старше, уступить должны. Третьи приказов не слушают - мол, звучат обидно. Таких вояк и первое войско разбило бы, если бы в жалость не верило.

- Вот я и говорю - зло одно от баб! - поднялся дьяк.

- Ты слеп, если не понял главного! - чех тоже поднялся и потнулся за шапкой - дело было много веков назад, а я с тобой говорю ныне, и народ чехов - жив!

- И при чем это?

- А при том, что сколько бы дурных баб не собралось, остались настоящие женщины - жены, дочери, матери. те самые, что знали себе цену. такие в сказки о рабстве не верили и к Власте не шли Остались с родителями, с детьми, с мужьями. они и продолжили род Чеха.

- Эвона как! - удивился дьяк.

- Сам же говорил - все они разные! - улыбнулся новгородец.

- ладно, я пойду - поежился Сенька - моя, хоть и ругливая,да без ужина никогда не оставит. И битого и пьяного меня кормить не забывала. Думаю, ножа она на меня не точит.

- Смотри, чтобы меда и рога тебя дома не дожидалось! - как всегда глупо пошутил стрелец.

- Рога я тебе сам назавтра обломаю! - огрызнулся Сенька и вышел за дверь.