Дровосек или человек сумевший наломать дров.Гл.7

с их стороны и, посмотрев в отражение зеркала на них, озвучил им её имя:
– Алиса.
Но то ли Алекс плохо сориентировался в новом пространстве и тихо сказал, то ли его слушатели, невольно пережав себе там все кровопотоки, стали хуже слышать, или может быть, всем ещё раз захотелось услышать это имя во всеуслышание, но его вновь переспросили. – Как, как? – как-то слишком требовательно задался вопросом не пойми кто. Но видно Алексу и самому хотелось ещё раз произнести это имя вслух и он, пропустив мимо себя эту звучащую в обращении к нему напористость, ещё раз озвучил этом имя.
И вновь кто-то проявляет не просто глухоту, а свою сердечную глухоту к образу мыслей Алекса, и этот кто-то, вместо того чтобы послушать как душевно и многозначно звучит это имя в устах Алекса, начинает чуть ли не потешаться над ним. – А я думал, ему совсем хреново. А как оказывается, ему там даже очень не плохо. – Кто-то совершенно не выносимо для Алекса и при этом так близко от него, брызгает смехом прямо ему в лицо (а в зеркало этого не видно), что Алекс больше не может стерпеть и резко оборачивается назад, чтобы наконец-то очнуться от своего забытья и, забыв обо всём, открыть глаза и начать возмущаться.
– Не пойму, и чего ты увидел смешного? – достаточно уверенно задал этот вопрос Алекс сидящему рядом с ним на небольшом стульчике человеку в белом медицинском халате. Правда как только Алекс себя таким вопрошающим способом ощутил, то он сразу жесумел осмысленно увидеть себя и сидящего напротив человека.
Ну а их неравное положение и не вооружённым взглядом было видно. Кто он–всего лишь пациент, и в глазах всех других пациентов, больной на всю голову больной, раз так дерзко разговаривает с самим доктором (лечить его мало и, вообще, после всего того, что он посмел сказать, прогнозы на его выздоровление неутешительные, и очень жаль, чтоего не лечит доктор неврологических наук, фельдшер Степаныч, у которого всегда при себе приводящий в чувства буйных пациентов молоточек, и он бы он ему показал, как его рефлексы работают) –а кто этот человек в белом медицинском халате – врач(!), самый главный человек в этих пахнущих извёсткой стенах, и которому уже один только медицинский халат даёт столько власти, сколько у всех вместе взятых пациентов нет.
Но уже поздно, слово сказано и Алексу деваться некуда, и по большому счёту, как он думает (голо-белые стены, так сказать, навевают грустные мысли), терять больше нечего. С чем бы мог поспорить любой врач в этой больнице и привести в качестве доказательств его результаты МРТ и кошерное мнение знакомых хирургов-трансплантологов, которые как никто в этой больнице знает, без чего человек переживёт (да без того же аппендицита или лишней почки – ну, это мнение чёрных транспантологов), а чего у него отрезать не стоит.
Ну а так как сидящему напротив Алекса человеку в белом халате, в виду того, что он находится на своём врачебном месте, а не на месте пациента, спешить, в общем, некуда, то он и не спешит нервничать, отлично понимая, что у пациента гораздо больше оснований для этого. – Знал бы он свой настоящий диагноз, то он ещё не так бы занервничал и,пожалуй, ещё умом тронулся. – Поглядывая из под повязки на Алекса, еле сдерживается лечащий врач от того, чтобы не выдать себя и не прыснуть от смеха,хотя бы себе в марлевую повязку.
А ведь это только больному пациенту нужно поспешать жить, пока насчёт него не передумали высшие силы или их инструмент, врач, забыв диагноз или же тот же рецепт у своей любовницы, главврача, с которым они совсем недавно так потешались над его эпикризом, вдруг каким-то неожиданным образом оказавшимся лежащим на столе перед их глазами – а они в этот момент как-то особенному нежно относились друг к другу в кабинете главврача, в той его части, где стоял стол. И где главврач в тот момент облокотился на стол, а этот пронырливый врач, находясь по отношению к ней сзади, что-то удивительно волнующее её сознание шептал ей на ухо.
И вот в этот достаточно захватывающий для них момент, вдруг кто-то стучит в дверь кабинета, и они,одёрнувшись от неожиданности, в оцепенении замирают на месте в одном положении, смотря в одном направлении на поверхность стола перед собой, на котором и лежит мятая бумажка с эпикризом. И почему-то главврач, а вслед за ней и пронырливый врач, начинают внимательно вглядываться в эту смятую бумажку, а не как это делают в таких случаях пойманные на месте своего преступления любовники – на входную дверь (а собственно зачем смотреть туда, если и так догадливо ясно, кто там стоит и стучит – ревнивый муж главврача, решивший пожаловаться на пронырливого врача за его бессмысленные притязания на должность заведующего отделением – да он даже диагнозы ставить не умеет – и заодно на подлость главврача, который,как ему кажется, готов нанести непоправимый ущерб его репутации, согласившись на это назначение).
Ну а написанный на бумажке и сейчас прочитанный главврачом поставленный пациенту пронырливым врачом диагноз «Дальтонизм головного мозга», в купе со сложившимися обстоятельствами его прочтения, да ещё в таком достаточно интригующем их положении, по особенному прочитывается и понимается чтецами, отчего они одновременно переводят свой взгляд в сторону пульсирующих ударами дверей и, внутренне содрогаясь, начинают покатываться от смеха.
Но всё это только домыслы Алекса, наблюдающего за задумчивым видом человека в медицинском халате, – он определённо о чём-то думал, так почему бы не о том, что о нём Алекс надумал (что достаточно приятно и интригующе –интересно, достучится ли до них муж главврача или нет?). О чём сидящий напротив него человек всего лишь в медицинском халате, а не как о нём столько много себе напредставлял Алекс, пронырливый врач,совершенно не догадывается, а может и начинает догадываться, раз он вновь улыбнулся и, наконец-то, ответил на заданный Алексом дерзкий вопрос.
– Да зовёшься ты как-то странно. Алисой. – С таким простодушием ответил этот человек в медицинском халате, что Алекс почувствовал к нему невольную симпатию. – Наверное, он всё-таки врач. – Так тепло отреагировал про себя Алекс.
– Ах, да. – Улыбнувшись, сказал Алекс. – Забылся.
– Ничего, здесь такое со всеми бывает. – Мягко и со всё той же улыбчивостью проговорил … раз решено врач, так врач. – Ну а как по-настоящему тебя зовут? – спросил врач Алекса. А вот этот вопрос неожиданно оказался для Алекса неожиданным. А всё потому, что он вдруг понял, что вот так сразу не может дать ответ на этот вопрос. И единственное, что он сейчас смог сказать, так это оттягивающее время словесное выражение со множеством точек на конце.
– Это…–недосказано проговорил Алекс и, нахмурив лоб в задумчивости, –так мысли быстрее дисциплинируются, –принялся размышлять. В свою очередь его визави на этот раз не проявляет выдержку, а с какой-то прямо свойственной только больным на всю голову пациентам, начинает перебивать ход размышлений Алекса (и хорошо, что Алекс был в задумчивости, а иначе бы врач быстро был понижен в звании, из врача в медбрата и при этом троюродного).
– Вот только не говори мне, что не помню или не знаю. – Переменившись в лице, с каким-то странным испугом сказал этот врач. Что в свою очередь как-то приободряет Алекса, и он без раздумий отвечает.– Надо подумать.
– Ну, тогда другое дело, а то всё заладили, не знаю, не помню, а тут какой никакой, а прогресс. – Обрадованно сказал врач, чей голос начинает Алексу казаться знакомым, а сам его образ уже где-то им виденным. А это заставляет Алекса призадуматься. И это даёт свои благодатные результаты, он вдруг удивлённо вспоминает, где и когда он мог видеть этого врача раньше – здесь же, в том же виде, но уже не безымянным человеком в медицинском халате, а человеком с именем Риск. – И как же я мог об этом забыть? – сокрушается про себя Алекс, удивлённый своей такой короткой памятью (точно заболел).
Риск между тем не молчит, а приступает к своим должностным обязанностям – к излечению больного от его болезни, а в данном случае от забывчивости пациента. А это такого рода опасная болезнь (почти что рассеянный склероз), что если её вовремя не диагностировать на первых этапах возникновения, при первом знакомстве доктора с пациентом, и ничего не предпринимая, запустить, то она, будучи опасной своим осложнениями, может так сказаться на будущих взаимоотношениях между доктором и пациентом – а это та основа, на которой выстраивается всё лечение и от этих отношений зависит то, когда пациент выздоровеет – что потом и не вспомнишь, как звали этот труп на столе патологоанатома.Который сам себя так залечил, а не как утверждают родственники, был залечен своим лечащим от своей скупости врачом.
Так что перво-наперво, прежде чем приступить к лечению, опытный врач устанавливает контакт с пациентом, а уж за тем всё остальное. Ну а чтобы установить контакт, то нужно верно идентифицировать пациента. Что не всегда легко установить, а всё по причине большой скованности, скрытности и нежелания больных полностью раскрыть свою душу перед врачом. Ну, а судя по тому, что Алекс не спешил представляться, то перед Риском стояла достаточно не простая задача.
Но этот Риск совершенно не тушуется и, судя по его виду, то он на своём веку повидал достаточное количество людей, не представляющих кто они такие и ещё больше тех, кто о себе представлял такого, что не имело ничего общего с действительностью. Были среди них и такие все из себя представительные, что даже не знаешь, что о них думать, после того когда на их обозрение представишь молоток для лоботомии – и где они после этого, да вон там в углу, сдулись. 
– Ну и что ты насчёт себя думаешь? – прямо в лоб, во всех смыслах этого слова,задаёт вопрос Риск. Ну а Алекс, даже если и думал о себе что-нибудь, хоть много или самую малость, то всё равно не готов на такие вопросы напрямую отвечать (этот Риск, что, психоаналитик?), а вот уклончиво, может.
– Пока не знаю. – Достаточно искренне, чтобы со стороны Риска к нему не возникло недоверие (а это как уже говорилось выше, самое худшее, что может случиться между врачом и пациентом, со своим прогнозируемым печальным результатом), что, в общем-то, и было так, сказал Алекс.
– Зато, я знаю. – Своим уверенным и достаточно неожиданным ответом, Риск определённо удивил Алекса. И тот было уже хотел срочно запросить у того, как так и кто он такой (может тот самый!), но Риск вдруг кардинально меняет свой взгляд на него и даёт противоположный первому ответ.–Хотя не знаю, но догадываюсь. – В конце Риск всё же смягчил свой ответ. И Алекс, пожалуй, должен был бы удивиться, видя такое противоречивое поведение Риска, но он совсем не удивился, будучи большим любителем сериалов про врачей и значит, знатоком внутренней врачебной кухни. Где те в своей работе с пациентами применяли такие изощрённые методы по их излечению от совершенно невероятных болезней, что дрожь пробивала при виде всего этого. Так что метод Риска, поймать его на противоречии, ему показался по-детски наивным.
– И чего? – заинтересованно спросил несколько омрачённый и в той же степени обрадованный Алекс– всё же не хочется полагаться на чужое мнение, которое всегда