Выбор князя Владимира 1. Последняя надежда язычников

характер этих культов доказывается тем, что даже после крещения Руси множество людей продолжало придерживаться прежней веры. В “Слове некоего христолюбца” помещен донос на людей, по-прежнему почитавших богов из Владимирова пантеона (Е.В. Аничков “Язычество и Древняя Русь”, с. 453, М., 2009), а в “Слове об идолах” автор жаловался, что этим богам “i ноне по украiнам молятся” (там же, с. 464). Вывод однозначный: никакая религиозная реформа на Руси не требовалась, народ вполне устраивало сложившееся положение в стране. Просто, капища время от времени ветшают и им требуется ремонт. Ольга-христианка не заботилась о поддержании капищ в надлежащем виде, Святославу вообще было не до этого – он много воевал, Ярополка больше интересовало христианство, а время-то идёт, вот и подошёл срок для капитального ремонта. Ну и киевлян задобрить заодно.
    После религиозных забот князя Владимира летописец перешёл к его семейным делам. Он авторитетно сообщил, что у князя кроме уже названных двух жён появились дополнительно две чехини и болгарыня. Пять жён для языческого князя весьма скромный показатель, и уязвить его тут нечем. Тогда уровень обвинения резко повышается: кроме пяти жён у Владимира оказывается 300 наложниц в Вышгороде, 300 в Белгороде (кстати, Белгород ещё не построен), да 200 в Берестове. Всего аж 800 наложниц и откуда вдруг взялась такая толпа девиц – тайна тайн. Во всяком случае, летописец молчит, как партизан. Хотя, нет, проговорился, сравнив Владимира с Соломоном. “И было у него семьсот жён и триста наложниц; и развратили жёны сердце его” (“Библия”, изд. пятое, с. 156, С.-Петербург, 1900). Вот из священной книги, за неимением ничего другого, и черпал летописец свои измышления. Сходство слишком очевидно, сразу бросается в глаза. Церковники состряпали заведомую фальшивку. Пускай Владимир и был мужчиной в расцвете сил, так ведь не монстром же. Неправдоподобна библейская байка и столь же неправдоподобна байка летописная. И какой смысл прятать девиц по углам? Уж князя приголубить желающие всегда найдутся.

                                                                                     V

    В конце концов, Владимиру удалось утрясти все личные проблемы, вставшие перед ним после захвата Киева, и настала пора перейти к проблемам государственным. А для этого князю снова пришлось воевать:

    “В лЪто 6489 (881). Иде Володимеръ къ Ляхомъ и зая грады ихъ, Перемышль, Червенъ, и ины грады, иже суть и до сего дне подъ Русью”
                    (Лаврентьевская летопись, РЛ, т. XII, с. 80, Рязань, 2001)

    Поляки показание летописи объявили доказательством изначальной принадлежности Червенских городов Польше. Вот, мол, русские сами признали польский приоритет, и выходит, что Польша теперь на законном основании удерживает захваченные ею западнорусские территории. Земли между Саном и Бугом в те времена населяли хорваты, подчинявшиеся ещё князю Олегу и принимавшие участие в его военном походе на Византию (Лаврентьевская летопись, РЛ, т. XII, c. 29, Рязань, 2001). Притязания польских историков на исконность польского заселения междуречья Сана и Буга вызвали решительную отповедь Е.М. Крыжановского, который напомнил, что при первых Пястах Польша находилась в очень тесных границах между Вислой и Одером: “Самое существование Польши, как государства, до Мечислава принимается только как возможность, правдоподобность, а не как исторический факт, потому что о нем нет никаких исторических свидетельств” (“Забужная Русь” // Е.М. Крыжановский “Собрание сочинений”, т. II, с. 320, Киев, 1890). То, как обстояли дела на территории Польши в IX веке, наглядно демонстрирует эпизод из старинной рукописи, датируемой концом XII века: “Очень сильный языческий князь, сидящий на Висле, поносил христиан и делал им вред. И, послав к нему, (Мефодий) сказал: “Сын, хорошо бы тебе креститься по своей воле на своей земле, чтобы не был ты крещен насильно в плену на чужой земле, (когда так будет), вспомнишь обо мне”. Как и стало” (“Житие Мефодия” // Б.Н. Флоря, пер. “Сказания о начале славянской письменности”, с. 99, М., 1981). То есть, некий князь, чья власть ограничивалась районом Вислы, был побеждён Святополком Моравским и крещён насильно. Видно, что в IX веке Польша как централизованное государство ещё не состоялась, и по её землям были разбросаны самостоятельные этнополитические образования.
    Однако совершенно убойный аргумент заключается в том, что Польша в принципе не могла владеть Червенскими городами, потому что не имела с ними общей границы. Их разделяла Краковская земля, принадлежавшая тогда Чехии, отрезая Червенские города от польских владений. Лишь в 999 году полякам удалось завоевать Краков:

    “В лето от рождества Христова 999 <…> польский князь Мешко, коварнее которого не было другого человека, вскоре с помощью хитрости захватил город Краков и всех чехов, которых застал там, уничтожил мечом”
                    (Козьма Пражский “Чешская хроника”, ПСИНЦВЕ, с. 78-79, М., 1962)

    Хронист перепутал Мешко с его сыном Болеславом I, правившем Польшей в 992–1025 годы, но всё же отметил, что ещё в 999 году Краков оставался за Чехией. Застал Краков в составе Чехии и еврейский путешественник X века Ибрагим ибн Якуб:

    “Что же касается до земли Бвйслав-а, то длина ее от города Фраги до города Кракв-а – трехнедельный путь. И она сопредельна в длину с странами Тюрков. И город Фрага выстроен из камня и извести и он есть богатейший из городов торговлею. Приходят к нему из города Кракв-а Рус-ы и Славяне с товарами и приходят к ним (жителям Фраги) из стран Тюрков мусульмане и Евреи и Тюрки, также с товарами и с миткалями византийскими, и вывозят от них муку, олово и разные меха”
                    (Из “Записки Ибрагима Ибн-Якуба” // Г.Е. Кочин, сост. “Памятники истории Киевского государства IX-XII вв.”, с. 65-66, Л., 1936)

    И логическое заключение Е.М. Крыжановского: “Со времени завоевания Кракова (999 года) Болеслав стал непосредственным соседом Руси в верховьях Вислы, занятие червенской страны и владение ею географически стало возможным для Польши” (“Забужная Русь” // Е.М. Крыжановский “Собрание сочинений”, т. II, с. 328, Киев, 1890).
    Анализировал вопрос о Червенских городах и В.Д. Королюк. Он тоже пришёл к выводу о невозможности владения ими для поляков в 881 году. Когда Владимир занял города Червен и Перемышль, он не вёл войны с Польшей. Дело в том, что летописец перенёс на давнюю историю современные ему события: захват в 1018 году поляками Червенских городов и ответный поход Ярослава и Мстислава в 1031 году. Но в 981 году ситуация была совсем иная и польское государство лежало слишком далеко от земли, заселённой хорватами и дулебами. Расширялась Польша в противоположном направлении – в сторону поморян. Летописный текст подвергался позднейшей редакции и В.Д. Королюк предложил очищенный вариант: “Иде (Владимир) на Перемышль, Червен и ины грады и зая их” (В.Д. Королюк “К вопросу об отношениях Руси и Польши в X в.” // “Институт славяноведения. Краткие сообщения”, вып. 9. “Из истории русско-славянских отношений”, М., 1952, с. 43-50). Таким образом, Владимир подчинял местных хорватских и дулебских князей, а Польша не проявила к его походу никакого интереса. С озвученными выводами полностью согласился Н.Н. Ильин: “…Червенские города были тогда географически в полном отрыве от остальных владений Мешко I и, следовательно, не могли принадлежать Польше <…> Поэтому в X в. никаких польско-русских столкновений не было” (Н.Н. Ильин “Летописная статья 6523 года и ее источник”, с. 76, М., 1957).
    Хорваты жили возле Карпат и граничили с Венгрией. От червян, жителей города Червена, и пошло название Червенских городов (Л.В. Войтович “Карпатские хорваты” // “Вестник Санкт-Петербургского университета”, сер. 2, 2005, вып. 1, с. 137). Во время борьбы Владимира с Ярополком хорваты, понадеявшись на отдалённость, прекратили выплачивать дань, но только вызвали на себя карательный поход Владимира. Совершено очевидно, что польские претензии на власть над Червенскими городами не имеют под собой никаких исторических оснований. Поляки беззаконно присвоили эту территорию и теперь себя оправдывают задним числом. В Иоакимовской летописи, правда, говорится о войне Владимира с Польшей, но совсем по другому поводу:


    “Владимир, имея с Месчем (Мешком), князем ляхов и ленчан, войну, и асче воеводы Владимири двакрат победиша их, но он не престая воюя земли даже до Горыни. Сего ради Владимир шед сам и при реце Висе (мню Висле) тако победи, что Месч все воинство погуби, едва сам спасесе, а преднии его муже все пленени быша, и Владимир вся грады ляцкие заят. Месч же испрасил мир у Владимира, отдая ему пять градов; Владимир же дая ему мир и дань погодну на ляхи возложи”
                    (В.Н. Татищев “История Российская”, ч. I // “Собрание сочинений”, т. I, с. 112, М., 1994)

    Лихо, но врать-то зачем? Не было захваченных польских городов, не было погодной дани, да и войны с Польшей, скорее всего, тоже не было. А если даже и случилась как-то, то совсем в других краях – там, где русские земли смыкались с польскими.
    Поход Владимира на запад явился рядовым военным предприятием и не привёл к большой войне. Потому что в том же году пришлось воевать и на востоке, против вятичей:

    “В семже лЪтЪ и Вятичи побЪди, и възложи на ня дань отъ плуга, якоже и отець его имаше”
                    (Лаврентьевская летопись, РЛ, т. XII, с. 80, Рязань, 2001)

    Вятичи не видели смысла в подчинении Киеву: хазары побеждены и боле не опасны, так что защита от них уже не требуется. Зачем же продолжать платить дань, если можно не платить? А того не понимали, что хазары не последние из врагов и не самые опасные. Будут и пострашнее, от которых поодиночке не отобьёшься. Вразумление не помогло. Видимо, вятичи уклонились от сражения, скрывшись в лесах, а после возвращения Владимира в Киев вздумали отомстить:

    “В лЪто 6490 (982). Заратишася Вятичи, и иде на ня Володимиръ, и побЪди я второе”
                    (Там же)

    Если “заратишася”, значит, вятичи напали на подвластные Владимиру земли, желая продемонстрировать, что и сами способны на ответные действия. Повторный поход Владимира подтвердил, что расстановка сил на Руси осталась неизменной, и предостерёг местную знать от необдуманных поступков. Вятичи притихли, и Владимир получил возможность повернуть войска снова на запад против очередного противника:

    “В лЪто 6491 (983). Иде Володимеръ на Ятвягы, и побЪди Ятвягы, и взя землю их”
                    (Там же)

    Ятвяги не были для Владимира серьёзным противником, да и взять с них особенно нечего. Ради одной только прибыли не стоило и начинать такой поход. Но вот нападения ятвягов на приграничные русские земли следовало решительно пресечь. В летописи сказано о победе князя Владимире, но нет сведений о сражении. Должно быть, ятвяги поступили так, как поступали много раз впоследствии: при первом же известии о приближении русских дружин все они бежали в польские пределы. Владимиру только и осталось взять землю их.
    Несмотря на свою малозначительность, поход на ятвягов удостоился упоминания в летописи в связи с убийством в Киеве двух варягов-христиан. Но связь между этими двумя событиями откровенно надумана.