Знахарка

В длинные, летние дни, внучка и бабка в дом заходили только переночевать. Всё остальное время проводили на дворе, либо в лесу. Огородик  настолько мал, что времени  не занимал, всегда  в идеальном состоянии и урожай давал в два, три раза больше чем  огороды у других хозяек, что являлось причиной черной зависти, живущих в этой деревеньке  женщин. Всякие там вредители обходили огород Екатерины стороной.  Свободное время, которого было в избытке, Екатерина Васильевна  посвящала сбору трав, чему и сталась обучить  малолетнюю внучку.
Взяв запасу еды на день для малышки, баба Катя уходила со двора ещё затемно, ведя за собою упирающуюся Анютку. Без крика ласковым словом убеждая ребёнка, что надо потерпеть, что скоро выйдет солнышко и станет тепло  хорошо и интересно:
  –  Ты милая отоспаться ещё успеешь, весь твой сон ещё впереди, зимой на печи  надоест валяться да спать. 
Утренняя роса леденила босые ноги, Анна понимала,  что хныкать бесполезно и стойко переносила утренний холод.
Екатерина Васильевна, с интересом смотрела на Анюту, в  глазах загорался  горделивый огонёк.
    – Наших кровей смотри-ка по породе пошла, с характером девка,  такую  обучать не грех. 
В лесу не видно как встаёт солнце, то, что оно взошло понятно по свету да по теплу, что начинает разливаться от животворящего светила.
  –  Не зря предки поклонялись Солнцу, вот  его и не видно, а силу, что от него исходит, чувствует всё живое! 
Екатерина, впитывала  энергию, которая исходила от дневного светила. На подобной подзарядке  могла прожить несколько дней, не нуждаясь ни в воде, ни в пище.
Тепло и свет на малышку тоже влияли благотворно, куда девался  недовольный вид. Она уже не плелась, рядом уцепившись за подол, с видом пленника, а с визгом бегала вокруг Екатерины, показывая  то ягоду, то замысловатую травинку. Васильевна терпеливо рассказывала  непоседе. О свойствах того, что она нашла, как называется и когда это следует собирать.
Правда, иногда раздавался строгий  окрик, заставляющий внучку отдёрнуть руку, на вопрос, что это и для чего? Ответ был краток:     
            –  Рано тебе ещё знать!  Иногда  их заносило в такие дали, что казалось, там никогда не ступала нога человека. Её тайные тропки пролегали, то по дну оврага, то по берегам ручьев, то по болотинам. А по солнечным полянам она проходила на рассвете или, наоборот, на закате солнца.
  –  Травка не любит когда её из-под солнца забирают,  объясняла она внучке, сорвешь не вовремя и считай,  нет у тебя сильного лекарства, а так  сено, сеном, а сможешь ли ты сеном болезнь изгнать?!
Как-то за горелым лесом вышли на поляну. Странные бугорки покрывали поляну в определённом порядке. Остановились на краю в тени деревьев,  Екатерина стояла в раздумье, как бы, не решаясь вступить на освещённую солнцем землю.
      –    Что здесь, бабуля? – Спросила Анюта.
      –      Партизанский лагерь.  –    Тихо ответила Екатерина Васильевна.
      –  А ты, что в партизанах была?  –    Не отставала от неё внучка.
      –  Была во время войны, будь она неладна!
      –  Ушла в отряд, когда  село под немцем оказалось, я хоть и в стороне от народа жила, но  о том, что в наших лесах объявились партизаны, узнала одной из первых. Дабы от немцев уйти я, взяв с собою дочку, твою мамку, ей тогда чуток больше было, чем тебе сейчас, ушла в лес. Плутать долго не пришлось. Лес мне самой подсказал, в какой стороне пришлые люди лагерем стали. Не принимали в начале. Подсылом считали, расстрелять хотели. По понятиям наших партийцев было так, коли ты  единоличник, значит враг. А то, что Русский народ не одно столетие без них, без коммунистов, немцев бил, им невдомёк, ибо большая часть из них неграмотная.
Они историю земли Русской от семнадцатого года  только и  знали. Муж мой, твой дедушка одним из первых на призывной пункт уехал, считал, что после войны к фронтовикам  меньше цепляться будут. Да не прав он, хотя и погиб под Москвой, в первую  зиму отдал жизнь за победу.
Всё равно нас с твоей мамкой притесняют!  Так вот не принимают нас в отряд и всё тут, чужая я им.
Слышу из одной землянки человек,  диким зверем кричит, мне этот крик  знаком, так кричат, когда кости по живому пилят. Ну, отпихнула я того, что с автоматом мне дорогу загораживал, столбняк на него навела.
Сама вбежала в землянку, а там точно: - Лазарет! 
Какие-то мясники от медицины, молоденькому парнишке ногу отпиливают, обычной, садовой ножовкой. Хотя бы напоили до беспамятства, так нет, самогон они сами для храбрости выпили. Ногу спасти  уже нельзя, отрезали её в чистую, успела только я, тому парнишке боль убрать да усыпила его на три дня, заодно и  рану заживила. Тот бдительный, так и стоял с автоматом наперевес, посреди лагеря. И дочка рядом с ним, меня ждала, пока я освобожусь, так я  и осталась при лазарете.  Этот бдительный боец Митяй, на меня долго обиду держал,  пока я его от страшной жизни не спасла. Привезли Митяя к вечеру, бледный в лице ни кровиночки. Видно, что много крови потерял. Не знаю, издалека ли его везли?  Но видно, что издалека. Когда занесли в землянку лазарета, он  был без сознания.
От сапог,  лохмотья остались, штанины брюк посечены и кровью пропитаны.
  –  Полицай под ноги гранату кинул, да как-то неудачно, убить не убило, а вот ноги ему  посекло!  –    Оправдываясь, говорил молоденький паренёк, с рассечённой губой.
    –  Мне-то что, у меня только царапины,  а вот Митяю  крепко досталось, все ноги попортило, коли не умрёт, безногим  останется. 
У нас как велось. Я вроде как санитарка. А военврач городской и фельдшер при нём, это чистые мясники. Посмотрели на Митькины ноги и одно решение резать!
Вот тут я и взбунтовалась, говорю им:   
          –    Без ног он не боец, ни работник, лечить надо, ноги сохранять надо!
А они одно талдычат:   
          –  Не отрежем, помрёт, а так хоть надежда есть, что  жив останется. 
          –  Да какая это жизнь для сельского мужика. Без ног он никому не нужен, по вокзалам да у церквей милостыню собирать!
Пока спорили,  Митька вроде как помер, ну старший глянул и говорит:   
          –  Не жилец он на этом свете, режь не режь конец один, могилка в сосновом  логу. 
Вон видишь в той стороне, Екатерина показала Анюте на Восток, там кладбище Партизанское. Много всякого люда закопано. Крестов памятников не ставили, чтобы Немцы не обнаружили да не надругались.
            –  Бабушка, а почему так далеко от  лагеря хоронили?   
            –    Близко от жилья хоронить, то не по-людски, зачем  мёртвым покой нарушать. Вот и хоронили, так как время заставляло. Замполит, вроде как на карте отмечал места захоронений, да по сегодняшний день там не одного памятника не стоит! 
            –    Да о чём это я! Сейчас уже многое забывать стали, кто помнил, те остарели, а молодым нужны эти  могилки? Определили  они, этого Митьку в покойники, и ушли в землянку, казённым спиртом развлекаться. Меня оставили, что бы прибралась, да мужиков организовала, дабы Митяя в холодную  вынесли. 
Осталась я одна в санчасти, значит хозяйка. А по-нашему негоже ещё живого человека  в покойники записывать. Стянула с него сапоги, штаны ножом срезала, чтобы не мешали.
Глянула и обомлела, у него в самом паху ноги жгутами перетянуты. Это молодой постарался, видно учил кто, что надо делать при открытых ранах.
Туго стянуто, ноги уже  отмирать начали, холодными стали, вот мой начальник и решил, что всё уже, остывает парень! Спьяну и не то покажется.
Им командир послабление давал, вот они и наглели. Сняла жгуты, кровь опять к ранам вернулась, её из-за жгутов не так много и потерялось. Как убедилась, что из ран живая кровь пошла, так к исцелению приступила.
Где травкой, где молитвой, да и колдовства немного применила, закрыла ему раны, кости сложила. Нам дано кости сквозь тело видеть и  поправлять. Вот станешь взрослой, я тебе покажу, как это делается.
В твоей мамке силы этой нет, коли были бы в ней силы наши женские, то я её никуда бы от себя не отпустила. А в тебе есть искра нашего рода, она от бабки к внучке передаётся. Моя прабабушка в этих местах случайно объявилась, её прохожие люди  на крыльце  бобылихи оставили. Так и выросла в нищете.
              –    Ну, а что с Митяем, бабуля?    –  Теребила внучка Екатерину.
              –  А что  с Митяем? К утру раны полностью затянуло, только шрамы остались, синие, да рваные, ну это под брюками не видно, кости хорошо  срослись  наступать можно. Он как  очнулся, даже не понял, что с ним. Как увидал, что лежит без штанов, шибко застеснялся, а когда понял, что в лазарете больше нет никого, вообще ему меня стыдно стало.
Завернулся в простыню и ушел, видно, что больно ему на ноги наступать, но он характерный. Лучше боль будет терпеть, чем насмешки.
У нас народишко злой на язык,  если узнают,  что перед бабой голым, лежал, заклюют! Им наплевать, что в лазарете и раненый.
Пошел он в землянку к себе. Выпугал  всех! Этот молодой напарник, что с ним на задание ходил, успел рассказать, что Митяй того, в  лазарете мертвый лежит.
На  войне за убитых не особо переживают, смерть она у каждого за спиною стоит. Люди больше о себе заботятся. Чуток погоревали да спать легли, под утро со стонами и матерными причитаниями вползает в землянку Митяй, весь в белом и без штанов, требует освободить  место, на котором он обычно спал.  Его занял молодой напарник, вроде как по наследству. А тут покойник требует место освободить.
Как поднял  напарник крик, всех разбудил. Смотрят мужики, стоит  Митька, в  белом, глазами хлопает и за ногу молодого напарника  с постели  тащит, а тот верещит как свинья недорезанная!
Хорошо в Митьку ни кто со страху не пальнул, тогда точно убили, все мои труды в напраслину бы пошли.
Выскочили  с криком      –    Нечистая сила!    Весь лагерь взбудоражили. Все бегают позиции занимают, командиры тишины требуют. Какой-то дурень  пальнул по кустам для острастки, а тут ещё туман пошел, рассветный. Сверху всё видно светло,  внизу  за пять шагов ничего не видно.
Чуток постреляли и успокоились. Стали лагерь свёртывать, подводы грузить. А тут  разведка и докладывает, что немцев в округе нет. Была стычка с полицаями, да и то небольшая. Вот только Митяя  убили.
В лагере, что на базаре, слухи быстро расходятся:
          –  Как это убили? –
Говорит один из мужиков, он в землянке с Митяем жил.
          –  Митяй под самое утро по лагерю шастал, в простыне и без штанов, ноги  босые, замёрз, матерился крепко.
Тут  Фельдшер вмешался, ему с похмелья нехорошо  и он искал на ком бы зло сорвать.
          – Какие ноги! Его вчера привезли, вместо ног одни куски  раздробленные, мы их даже обрезать не стали, чтобы труп не портить, пускай так хоронят. Когда уходили, он  как  лёд холодный был, санитарка его к сегодняшним  похоронам готовила. Я  с утра и  документ  по  форме выписал!    –    Доложил он командиру.
         –    Какие документы!  –    Возмутились мужики из землянки.  –  Он на топчане лежит и вроде, как живой. В привидения мы,  конечно, не верим,  не положено, нам это Замполит запретил. А почему он без штанов лежит и простыня белая!? 
         –  Командир  приказал шум прекратить, и пошел  лично  на Митьку посмотреть. Перед дверью остановился. Я со стороны смотрю, если б не люди