забыть его в этот момент и про игрушки, и про улицу, полную сладких запретов и мальчишеских приключений, за которыми неизменно следовали мамкины наказания. Так что любовь к литературе у маленького Витьки началась не с букв, а с запаха, с того запаха, который он вдыхал, осторожно открывая очередную книжку с отцовской этажерки. Тайком, когда никто не видел, он прокрадывался к этажерке, с трудом вытаскивал книжку, обязательно большую и толстую, и забирался под большой стол в зале, накрытый скатертью до самого пола. Затаив дыхание, он, сидя на полу, отрывал книгу у себя на коленях и начинал читать, с головой уходя в это занятие настолько, что к реальности его возвращал только громкий голос мамки: "Витька! Ты куда пропал?! Из дому вроде не убегал. Иди обедать!". Вздрогнув от неожиданности, Витька отрывался от своего «чтения», словно выныривал из глубины таинственного, неведомого мира. Он оставлял специальную закладку на той странице, где его палец был остановлен голосом мамки, закрывал книгу и тихо покидал свое убежище, чтобы в следующий раз продолжить свое «чтение», не зная ни номера страницы, не зная ни одной буквы из тех, которыми была наполнена эта толстая книга. Витька водил пальцем по строчкам и получал удовольствие от своего занятия, наслаждаясь общением с книгой и считая это свое занятие настоящим чтением. Вдруг вспомнив сейчас о том, Виктор Петрович не удивился бы, скажи ему кто-нибудь, что он появился на свет с книжкой в руках, которую у него отняли в роддоме. Другого объяснения своей недетской тяги к книгам в младенческом возрасте он не находил и готов был на любую версию.
Точно так же он не мог объяснить своего интереса к родным местам Есенина, считая, что это лишь повод увидеться с сыном. Но ведь это было далеко не так. Виктор Петрович был равнодушен к поэзии, будучи с детства привязанным, прикрученным, приколоченным, привинченным к литературе с самых что ни на есть неграмотных своих лет детского возраста. Ведь Литература парит в небесах Вечности на двух крылах, и ни без одного из них она немыслима. Ее, Литературу, поднимают над реальностью и уносят в Вечность как проза, так и поэзия, и только благодаря этим двум крылам Литература белым лебедем возносится над всем миром, над жизнью. Она, Литература, служит людям. Но она немыслима без творцов, поддерживающих ее полет в Вечность, дающих силу ее крыльям. Есенин – один из таких творцов и только ради этого стоит поклониться порогу дома, из которого он шагнул в Вечность своим талантом, посвященным Литературе. Голова Виктора Петровича, в отличие от его рук, не была занята строительством забора, и незаметно для него самого она выводила его на ту дорогу, что ждала его впереди.
Еще одна неделя строительных будней Виктора Петровича закончилась выходными. В воскресенье Андрей с Настеной приехали за ним, не верившим в успех планов, зависевших не от его желания. Но им суждено было сбыться. Егорка тоже поехал с ними, отказавшись от похода с сестрами и мамой в кукольный театр. Настена тут же ухватила дедушку обеими руками и усадила вместе с Егоркой к себе на заднее сиденье. Вся дорога до Константиново у него была занята разговорами с внучкой. Ему удавалось вертеть головой по сторонам, чтобы своими глазами увидеть и запомнить мелькавшие за окном картины.
Сначала это были проспекты, перекрестки, улицы, дома. Затем - оживленная трасса с обочинами, украшенными придорожными рекламами, автозаправками, всякими сервисами. Потом был сверток на дорогу с указателем КОНСТАНТИНОВО. 10км. Это не были финишные километры его мечты, но сердце Виктора Петровича учащенно забилось. Он почувствовал, что случай предоставил ему возможность, значение которой он недооценивал до этого момента, до поворота на Константиново.
Настена сбоку не умолкала ни на минуту, Виктор Петрович что-то ей отвечал, а глазами он был там, за окнами машины. По обеим сторонам дороги, тихой после московской трассы, простирались холмистые просторы с возделанными полями. Виктор Петрович вдруг пожалел, что у него не было с собой видеокамеры, и он не мог запечатлеть на память до самого Константиново открывающиеся вокруг просторы. Ему не давала покоя мысль о том, что более ста лет назад эта земля, эти поля подарили миру не только урожаи пшеницы, ячменя, картошки. Земля эта, по которой он сейчас ехал, дала миру талант Есенина. Значит, в ней что-то было, в этой земле. Наверное, это чувствовалось бы еще сильней, пройди он все десять километров пешком, по полевой дороге, слушая шелест травы, которую шаловливо взъерошивает ветер, слушая голоса птиц, вдыхая теплые ароматы полевых запахов, словно настоявшихся на молоке Земли-кормилицы. Но даже в машине он мог все это представить, не имея возможности остаться в своих мыслях наедине с землей, по которой бегал голыми пятками маленький Сережа Есенин. Это можно почувствовать, если едешь в такое место не просто для того, чтобы сфотографироваться на мемориальном крылечке или попить кофе в местном ресторане, но Настена не давала дедушке возможности окунуться в мир нахлынувших ощущений. Разве мог он из-за этого огорчаться, понимая, что его разумная внучка, эта говорливая девчушка, эта сиюминутная реальность бытия везет его на встречу с Вечностью, поселившейся в Константиново.
Ощущение прикосновения к Вечности не покидало Виктора Петровича до самого отъезда из деревни.
Обширная стоянка на въезде в деревню встретила отсутствием свободных мест. Андрей высадил их из машины и с трудом вклинился в тесном ряду машин, кое-как выбравшись наружу. Это людское и автомобильное столпотворение напомнило Виктору Петровичу деревню Чудеево в родной области. Там была церковь с чудотворной иконой и родником, из которого Виктор Петрович обливался не только летом, но и зимой, в двадцатиградусные морозы. Каждый раз, возвращаясь обратно, он чувствовал, как душа его наполняется спокойствием и все в ней, как по полочкам, расставляется по своим местам в порядке истинной значимости, а не по велению душевных смятений, нагнетаемых жизнью. Наверное, это испытывал не он один, судя по тому, что каждый раз свободного места на церковной стоянке было не найти. Туда приезжали из соседних городов, из соседних областей. Бывали и заграничные туристы, которых привозили из Екатеринбурга. Там было место силы, и народ ехал и ехал туда в своем стремлении прикоснуться к нему, очиститься от черной, отрицательной энергетики окружающего мира.
А зачем в Константиново едут и едут люди? – удивлялся Виктор Петрович. - Неужели это все поэты, знатоки и любители поэзии? Вряд ли, - усомнился он. - Это такие же простые смертные, как и он сам. Они на подсознательном уровне тянутся к тому месту, где родился Талант в лице Сергея Есенина. Талант обладает магнетическим свойством, он притягивает людей к себе, как носитель божьей искры на Земле. Люди тянутся к этой искорке, чтобы почувствовать тепло и очарование, исходящие от искры чужого таланта. И слава богу, - размышлял Виктор Петрович, слушая Настену. - Слава богу, что есть еще такие люди, ведь даже это дано не каждому – восхищаться и радоваться чужому таланту, а не только толстому кошельку и изобилию в супермаркетах.
Настена продолжала тем временем рассказывать о своих коллекциях, о своих подружках, о своих планах на жизнь, о том, что уже не раз ездила с папой в Константиново.
-А вот и школа, - воскликнула она, когда они подошли к длинному дому с многочисленными узкими окнами. Дом был из почерневших, древнего вида, бревен. Он был окружен огромной зеленой лужайкой размерами с футбольное поле. Лужайка словно охраняла дом на протяжении прошедших десятилетий и от людей, и от времени. Эта школа помнила первые шаги маленького Есенина к его самым первым в жизни буквам. Возможно, они и стали той искоркой, которая зажгла огонь его таланта. Дом этот из почерневших от времени бревен охраняла не только зеленая лужайка. Его хранила, хранит и будет хранить Вечность для нынешних и будущих поколений, чтобы они помнили то место, где детская ручонка будущего поэта написала первые буквы.
Как знать, быть может, это место предназначено для большего, не только для увековечивания имени родившегося здесь таланта. Быть может, дом этот, подобно чудотворной иконе, превращает все вокруг в место силы. В место творческой силы, которая незримо делает свое дело и оставляет неизгладимый след в душах таких вот ребятишек, как Настена и Егорка. Ничто в этом мире не проходит бесследно. Пройдут годы, и вполне возможно, что нынешние ребятишки в будущем сами будут удивляться и удивлять других тем, что они пишут, и какую красоту они дарят белокрылой птице с названием Литература. Им невдомек будет, что пришла их пора, и проросли те зерна творчества, что посеяны были в их души сейчас, здесь, в месте творческой силы, посеяны Вечностью, охраняющей это место. Совсем неважно, что сами ребятишки этого не понимают. Вечность – она делает свое дело. Бесконечные потоки посетителей доказывают это лучше любых научных теорий.
Виктор Петрович не был поэтом, но он не удивился бы, узнав, что людей, занимающихся поэзией, тянет сюда так же, как его тянуло и тянет в Чудеево с его, очищающей душу и тело, силой. Виктор Петрович не был поэтом, но сейчас, возле этой школы, оказавшейся сильней времени, он чувствовал, как в душе его начинает волноваться тот океан прозы, который уместился в нем за годы жизни. Словесные образы, фразы волна за волной всплывали из его сознания, словно в поисках выхода. Вроде бы Виктор Петрович должен быть всецело поглощенным окружающей местностью, но мысли возникали и возникали, отвлекая его от действительности.
- А вот и дом Есенина, - Настена потянула дедушку в сторону от школы. Собираясь в Константиново, Виктор Петрович не планировал никуда заходить. Он был рад хотя бы одним глазком взглянуть на деревню, на ее улицы, дома, чтобы оставить в покое свое воображение, а один раз увидеть и сохранить увиденное в памяти. Но сейчас он не собирался возражать внучке. Дом Есенина был совсем рядом от школы. В маленьком дворике, за низеньким забором из невзрачного штакетника, куда они вошли через узенькую калитку, стоял памятник Есенину в два человеческих роста. Указательный палец его правой руки блестел на солнце, сверкая полированной бронзой. Настена побежала вперед и, подняв руки кверху, ухватилась за блестящий палец памятника:
- Надо подержаться за палец, загадать желание и оно обязательно сбудется! Я уже загадывала желание, чтобы стать богатой, - добавила она. - Скоро оно сбудется, я знаю, - она была в том возрасте, когда ни от кого нет никаких тайн, и весь мир видится лавкой исполнения желаний. Виктор Петрович ничего не ответил. Какое время – такие и дети. Когда-нибудь она сама посмеется над своими словами во взрослой жизни, после испытаний и трудом, и богатством, ржавчиной разъедающим души хуже любых телесных недугов.
Виктор Петрович не собирался заходить в дом, считая, что во всех таких домах-музеях все одинаково, но Андрей купил билеты, и эти билеты оказались для Виктора Петровича билетами в Незабываемое.
Если бы он не прошел внутрь дома, то поездка в Константиново осталась бы в его памяти обзором
