достопримечательностей места, оберегаемого Вечностью. То, что он увидел внутри дома, словно вывернуло наизнанку его душу, зацепившуюся за правду жизни, давно забытой среди мишуры повседневной действительности. Он не подозревал об этом, когда осторожно поднимался по ступенькам на крылечко дома, но внутри, в доме, сердце его дрогнуло. Нет, этот домик, родной дом Есенина, отличался от любых других домов, превращенных в музеи.
Смотреть там было нечего, и смотреть на это равнодушно Виктору Петровичу было невозможно. Обстановку домика составляли две деревянные кровати. Одна кровать стояла в комнате у левой стены, а вторая была напротив, чуть поодаль. Дальше по комнате, за кроватями, был полу стенок с печкой, который отделял комнатку с кроватями от крошечной кухни, такой крохотной, что при виде ее сердце не могло не дрогнуть от мысли, что на этой кухне, когда-то, надо было жить изо дня в день. Теперь большую ее часть занимали две смотрительницы, примостившись на табуретах. Домотканые дорожки на полу, полочка на кухне. Все убранство домика можно было окинуть одним взором, не сходя с места. Сердце Виктора Петровича сжалось, подчиняясь контуженному сознанию. До его сознания не доходило, оно отказывалось понимать как, каким образом душа Есенина обрела крылья творчества в таких условиях. Что помогло маленькому Есенину нарушить постулат философии и, вопреки ему, преодолеть рамки такого бытия, в котором, если верить философии, должен был вырасти какой-нибудь пастух или землепашец, привыкший воспринимать жизнь примитивными категориями, такими же крошечными, как эти комнатки?
В голову Виктору Петровичу приходило только одно объяснение чудесного рождения поэтического таланта здесь, в этих четырех стенах, охраняемых теперь Вечностью. Без божьего провидения это было бы невозможно. Неземной дар, вложенный с рождения будущему поэту в душу, освещал его жизнь, и его восприятие жизни помогало ему не замечать земных условий, в которых он вырос. Душа его видела красоту в обыденности, в повседневности, а его талант позволил ему облачить эту красоту в словесные одежды неповторимого поэтического стиля и подарить людям плоды своего таланта.
Оказавшись здесь, в доме, где вырос Есенин, Виктор Петрович теперь понимал, что поэтом тот стал не благодаря месту своего рождения, а вопреки ему и всей той обстановке, что окружала сейчас Виктора Петровича и в которой можно было только выживать, а не думать о творчестве.
Да, в этом доме не было никакой обстановки, не было условий для жизни, но оберегая этот факт, Вечность напомнила Виктору Петровичу о правде жизни, контузив его сознание, потому что там, снаружи, за стенами дома, он давно забыл про те времена, когда жизнь напоминала ему об этом. Вечность, словно экскурсовод, молча напомнила Виктору Петровичу о том, что творец, талант, достойный ее, Вечности, живет вне дворцов, вне роскоши, вне комфорта, вне валютных накоплений и банковских счетов, вне всего того, что там, за стенами этого домика, навязывается людям как атрибуты успешной жизни. Он, талант, живет в мире своего творчества, оставляя после себя его плоды, которые принимает из его рук Вечность и хранит их, обращая в прах и роскошь, и комфорт.
Наследство Есенина содержится в томиках его стихов, и стоимость этого наследства измеряется не в валютном выражении, а в единицах человеческой памяти на весах Вечности. Пока будут на свете люди, несущие дань памяти на эти весы, до тех пор будет существовать надежда на то, что человечество не превратилось в того покойника из Древнего Мира, которому на глаза положили золотые монеты. До тех пор у человечества будет шанс увидеть за этими монетами правду жизни и красоту окружающего мира, которой служил Есенин своим талантом.
Все эти мысли крутились в голове Виктора Петровича, пока Настена вела всю их компанию на берег Оки. Берег был высокий, очень высокий. Панорама оттуда открывалась такая, что дух захватывало и хотелось расправить плечи, наполнить легкие воздухом, а память свою – всей этой красотой, лежащей там, внизу, вокруг, насколько видит глаз с высокого-высокого берега Оки.
Ничего в жизни случайного не бывает. Теперь Виктор Петрович понимал, что он начал искать свою дорогу к Есенину давным – давно, еще тогда, под столом, со своего тайного чтения. Все равно встреча эта должна была когда-то состояться, его встреча с Незабываемым, охраняемым Вечностью здесь, в Константиново.
Вся их компания сидела на скамеечке и с высокого берега любовалась природой. Егорка с Настеной уплетали бананы из дорожных припасов. Виктор Петрович понимал, что его дорога к Есенину только начинается и был за это благодарен и Аленке с Ромой, и Андрею с Настеной. Он был уверен, что этот визит в Константиново для него не последний, потому что жизнь продолжается и для этого стоит жить, пока над миром кружит белокрылая птица, имя которой Литература.
