Произведение «"Анфиса и Прометей". Книга 2-я. "Школа Громовой Луны". Глава 7-я. "Революционер - человек обречённый" (1967)» (страница 3 из 4)
Тип: Произведение
Раздел: По жанрам
Тематика: Роман
Автор:
Читатели: 1171 +4
Дата:

"Анфиса и Прометей". Книга 2-я. "Школа Громовой Луны". Глава 7-я. "Революционер - человек обречённый" (1967)

осталась в войну, в осаждённом Ленинграде, круглой сиротой, в 16 лет. И спасли её от верной гибели — друзья родителей, библиотекари, многие из которых были связаны и с эсерами, и с анархистами. И с Пролеткультом — которым идейно руководил «еретик» и «богостроитель» — а, по сути, коммунист-космист — создатель тектологии и автор «Красной Звезды», организатор Института переливания крови (в результате одного из опытов над собой он и погиб), Александр Богданов...

Но слишком расспрашивать об этом было нельзя...


Народники, эсеры и Песня Солнца

Где-то в конце 1967-го года Анфиса писала в своей «Хронике тонущего корабля»:

«Посмотрели с Никой в «Авроре» ужасно смешной и весёлый фильм «Операция «Ы» и другие приключения Шурика», из трёх частей. Все его обсуждают и все очень хвалят.

Герта говорит, что Шурик — это герой нашего времени. Но что судьба его может быть трагической. И совсем не такой весёлой как в фильме.



Перечитали с Никой ещё раз «Подпольную Россию» Сергея Степняка-Кравчинского. Какая замечательная вещь! Какие это были замечательные люди — все народники! Как сейчас не хватает таких людей! Не можем с Никой об этом не думать...

Герта говорит, что прототипом Овода в романе у Войнич стал как раз Степняк-Кравчинский.

Он убил шефа жандармов Мезенцева кинжалом, мстя за своих товарищей. Это произошло на Итальянской улице (сейчас улица Ракова). Герта показывала это место. Говорила, что он решился на это убийство только с третего раза, когда до него дошло известие о гибели друзей...

И он первым перевёл на русский язык роман «Спартак» Джованьоли.

Фридрих Энгельс знал и очень уважал его, считал своим другом. Карл Маркс тогда уже умер, когда Кравчинский, скрываясь от преследования царских властей, приехал в Лондон.

А погиб под поездом в лондонском тумане. Какая судьба!..



Прочла (не выдержала, всю ночь читала) роман «Штундист Павел Руденко» Степняка-Кравчинского. Как он хорошо показал христианские корни идей социализма! Герта всё время говорит об этом. Он очень хорошо показал, насколько близки были взгляды разных русских сектантов-богоискателей из народа (в том числе штундистов, духоборов, молокан, христоверов, «всемирных братьев» и многих старообрядцев), которые хотели подражать первым христианам, и — взгляды социалистов, тех же народников.

У нас сейчас про это не пишут, и в школах не говорят...

Школу ненавижу. И писать про неё не хочу. В ней почти всё враньё! И давит на тебя всё так — что не знаешь, куда бежать!

Дома об этом не говорю, чтобы никого не расстраивать. Только Нике говорю. Её отзывы о школе — примерно такие же, как у меня. А выражения о ней и ещё покрепче...




Читаем с Никой про «хождение в народ» первых народников в 1874 году. Герта говорит, что это было не только революционное, но и религиозное движение, и совершенно мирное. Но царская власть своими жестокими преследованиями толкнула их на путь террора.

Герта говорит, что Иван Крамской в 1872 году написал картину «Христос в пустыне», которая стала духовным знаменем всего движения народников. Христос в этой картине — не застывший иконный и официально церковный, а — живой и глубоко народный. Этого Христа народники и считали первым социалистом и коммунистом — и шли Его проповедовать в народ...

Ещё Чернышевский создал первую организацию «Земля и Воля». Но её разгромили. Потом после подавления и разгрома всего «хождения в народ» народники создали вторую организацию, которую тоже назвали «Земля и Воля». А потом «Земля и Воля» раскололась на две организации: «Народная Воля» и «Чёрный передел». А раскололись они из-за вопроса о терроре. В «Народной Воле» были за террор, говорили, что другого пути для изменения социального и политического строя в России нет. Там были Желябов, Кибальчич, Софья Перовская и Вера Фигнер.

А в «Чёрном переделе» были против террора, но их было меньшинство. Там были Плеханов и Вера Засулич. Они потом эмигрировали в Швейцарию и стали там марксистами, и создали группу «Освобождение труда». 

Потом к Плеханову приехал молодой Ленин (тогда ещё просто Владимир Ульянов), и он уже тогда сильно разочаровался в Плеханове (почувствовал в нём будущего меньшевика), хотя до этого Плеханов был его кумиром...



Я когда вижу Спас-на-Крови — то почти всё время вспоминаю про 1 марта 1881 года, когда народовольцы убили на этом месте Александра Второго. Говорят, что и огромное пятно крови там выложено из красного камня.

Герта нам с Никой рассказывала про это во всех подробностях, и гораздо больше, чем у нас написано во всей официальной исторической литературе.

Нам с Никой тоже очень близки народовольцы и, вообще, народники. Хотя насчёт террора — это, конечно, вопрос очень сложный. Наверное, тогда это было необходимо и неизбежно в той исторической обстановке.

А вот сейчас?..



Опять не могу не написать про Сергея Нечаева.

Сергей Нечаев — самый удивительный революционный деятель того времени! От него отвернулись все, и из-за его террора, и из-за его мистификаций. Но Герта говорит, что такого одержимого идеей революции человека не было больше во всём русском революционном движении.

Он был из простого народа и сам получил образование самоучкой. И его сестра потом вспоминала, что в него были смертельно влюблены поголовно все её подруги — но он не обращал на них совершенно никакого внимания и думал только о революции.

Он написал потом в Европе «Катехизис революционера» (быть может, в соавторстве с Бакуниным). Герта давала нам с Никой его прочесть, ещё раньше.

Я как прочла тогда у него, что революционер — человек обречённый, то сразу почувствовала, что этот человек будет мне близким по духу навсегда, что бы он ни делал, и что бы про него ни говорили. И Ника со мной здесь полностью согласна.

И Ленин Сергея Нечаева очень уважал и ценил. Но об этом у нас сейчас не принято писать...



Герта говорит, что свой скандально знаменитый роман «Бесы» Достоевский написал как раз после убийства Нечаевым этого странного студента Ивана Ивановича Иванова (который обещал всех выдать, если ему не дадут места в руководстве организацией).

Все народники говорили, что этот роман — полная карикатура на всё революционное движение в России...



Прочла роман «Бесы» Достоевского. Не выдержала. Опять читала всю ночь. Из-за Нечаева — которого Достоевский действительно изобразил в совершенно карикатурном виде. Но впечатление от книги у меня просто чрезвычайно сильное. Кончила читать днём и несколько часов ходила как ошарашенная. Что-то Достоевский, всё-таки, такое почувствовал. И в революционерах, и в самом человеке.

Удивительное и странное чувство, что Достоевский одновременно и очень прав — и очень не прав. И Нечаев тоже: и очень прав — и очень не прав. А люди они оба — совершенно разные, даже просто совершенно противоположные. И это удивительно.

Я думаю, что все талантливые люди — очень противоречивы.

Ника — очень противоречива.

Значит, и я тоже? Да, наверное. Я тоже не знаю, куда мне бежать: не то к индейцам — не то в Космос.

И мы обе так мучаемся...



Герта говорит, что вся русская революция вышла из русской литературы. Об этом, кажется, Василий Розанов писал. Он говорил, что в русской революции — всё литературно.

А Герта говорит, что вся наша революция началась с выстрела на Чёрной речке — когда смертельно раненый Пушкин, уже лёжа на снегу, попытался ответить на выстрел Дантеса. Считается, что пуля Пушкина попала Дантесу в металлическую пуговицу, и это его спасло. Есть даже версия,  что Дантес имел на себе какую-то кольчугу или панцирь. Но Герта в это не верит, и считает, что Дантес был не способен на такую подлость.

А Наталью, жену Пушкина, Дантес очень любил. И она, видимо, тоже была в него влюблена. Вот так и начинаются все войны и революции!



У нас в официальной исторической и партийной литературе совершенно не говорят о том, что самыми прямыми преемниками и наследниками всех народников и народовольцев — были эсеры, а не марксисты! У нас даже очень не любят пояснять, что «эсер» — это ведь значит «социалист-революционер» (а социал-демократов называли «эсдеки»).

Я знаю, что Герте очень симпатичны левые эсеры и эсеры-максималисты. И Мария Спиридонова особенно. И нам с Никой тоже. Но и большевики — тоже! Ленин, Богданов, Дзержинский! Да и Троцкий тоже. Про Сталина мы с Никой до сих пор не решили.

Просто сейчас у нас всё это совершенно извращено и опошлено. И очень о многом замалчивают: и про большевиков, и про эсеров, и про таких «еретиков» как Богданов. И про всю революцию.



Обсуждали очень горячо у нас на кухне пьесу Михаила Шатрова «Шестое июля» про мятеж левых эсеров 6 июля 1918 года. Герта, как всегда, очень защищала левых эсеров, а отец — большевиков, хотя при этом во многом соглашался с Гертой.

Если бы тогда, во время Гражданской войны, не поссорились большевики, левые эсэры и анархисты! Если бы они потом вместе строили социализм! Какая бы это была силища!

И Марию Спиридонову очень жалко. Да и Нестора Махно тоже — сделали из него какое-то пугало...

Я опять слепила хлебного человечка. Как тогда Мария Спиридонова, когда ждала смертного приговора. И опять съела его. И это во мне — Революционер. Как Сергей Нечаев, которого сгноили в Петропавловской крепости. И за него ещё надо отомстить!



Обсуждали на кухне поэму «Двенадцать» Александра Блока. И отец, и Герта в один голос говорили, что это гениальная вещь, и что без неё совершенно невозможно понять нашу революцию. И Христос в ней — Революционер и Коммунист. Но в школе про это не услышишь. И лучше про это и не заикаться.

Герта особо выделяла, что эта поэма была опубликована в газете левых эсеров «Знамя Труда», редактором которой была Мария Спиридонова.

Зачем её расстреляли? В 1941 году! Она же предлагала самому Сталину — дать ей возможность лично организовать и устроить убийство Гитлера! И она смога бы! И она могла бы возглавить партизанское движение...

Недоверие к человеку?..

В нашем человеке действительно оказалось — слишком много буржуазного и мещанского!

В нашей школе — я и сама не могу никому верить...



Наши знакомые педагоги-энтузиасты говорят, что произошёл полный конфликт и полный разрыв всего педагогического Коммунарского Движения с бюрократами из ЦК ВЛКСМ.

И наши знакомые с Никой девочки-коммунарки говорят то же самое. Говорили, что и раньше их страшно зажимали, а теперь и вовсе запретят. Хоть уходи в подполье и переходи на нелегальное положение.

Их ревком на чердаке тоже накрылся. Но у них в запасе есть и ещё чердаки и подвалы, о которых никто не знает.



Знакомые Герты по библиотечному делу хорошо знают Ольгу Берггольц, ещё со времён блокады. Говорят, что она человек редчайшего мужества и честности!

Нам с Никой очень нравятся стихи Ольги Берггольц. И Герта про неё очень много рассказывала, про её героизм во время блокады, про её арест и тюрьму. Она всегда была настоящей коммунисткой и всегда мечтала о настоящей Коммуне.

В 1918 году петроградские рабочие-коммунары с Нарвской заставы создали на Алтае земледельческую коммуну Первороссийск, которая была уничтожена колчаковцами. Об этом Ольга Берггольц поведала в

Реклама
Реклама