Иванович, – посоветовал Карелин.
- Лемм думает, что перед Вами я буду сдерживаться, но он ошибается. Ставлю весь свой выигрыш против того, что должен. – Дмитрий высокомерно швырнул деньги в центр стола.
- Вы должны мне почти десять тысяч рублей, – возразил Лемм и, улыбнувшись, повернулся к князю, – но, в конце концов, у нас есть важный свидетель... На остальные деньги я согласен сыграть под честное слово, если Вы проиграете. Здесь почти восемь тысяч рублей... проигравший теряет двадцать тысяч... По рукам?
- Согласен! – крикнул Дмитрий.
Кто-то оставил дверь открытой, и теперь из основной залы в этот закуток начали приходить любопытствующие зеваки. Заинтересованные происходящим, они окружили стол, чтобы поглазеть на игру. Александр Карелин поднялся из-за стола, желая прекратить игру, но не двинулся с места, загипнотизированный картами, одна за другой выпавшими из рук Дмитрия.
- Три короля! Я выиграл! – в дикой радости воскликнул Лемм. – Теперь Вы должны мне двадцать тысяч рублей. Вам не расплатиться со мной, даже продав свою развалюху.
Вконец опьяневший Дмитрий ухватился за стол и с трудом выпрямился.
- У меня есть на что купить твой мерзкий, вонючий кабак. Дай мне реванш!
- А под какой залог?
- Сестра!.. – начал Дмитрий, но не успел договорить.
- Что ты говоришь, подлец? – со всей силой тряхнул его взбешенный Карелин. – Тебя не оправдывает даже то, что ты пьян! Идем немедленно отсюда!
- Минуточку! – в свою очередь запротестовал Лемм, тоже вставая. – Дмитрий Иванович должен мне сорок тысяч рублей, и я хочу получить честно выигранный должок.
- Негодяй! – гаркнул Карелин и ударил кабатчика прямо в челюсть. Лемм охнул и мешком рухнул на пол.
- Я убью Вас! – кое-как поднявшись, заорал он, вне себя от злости.
- А я – тебя, мерзавец! Елизавета Ивановна – моя невеста! Получи свои грязные деньги! – Карелин швырнул ему в лицо пригоршню купюр и монет, а потом подхватил Дмитрия и поволок его, как тряпичную куклу, к выходу. Люди, молча, расступались перед ним, давая дорогу...
На следующий день грустный, бледный, с пустой от перепоя головой, растрепанный и помятый Дмитрий в отчаянно-премерзком настроении, не переодевшись, с жалким видом докладывал матери о том, что случилось в кабаке. Он никогда не забывал, что делал и говорил, а уж тем более помнил, что слышал, даже если был в доску пьян, как прошлой ночью. Он смог со всеми подробностями пересказать матери события минувшей ночи, и Павла Петровна слушала его сначала с грустью, а потом с легкой улыбкой на губах. Впрочем, улыбка исчезла, когда Дмитрий признался в своей последней ставке, хотя Павла Петровна не стала корить сына, понимая, что именно этот поступок обязал Карелина защитить Лизу.
- Карелин оплатил твой долг? – недоверчиво переспросила она. – Он сказал, что Лиза его невеста? Ты уверен, что все правильно расслышал?
- Да, маман... Вы же знаете, что я никогда не теряю разум.
- Однако вчера тебя тащили, как мешок, и Борис на руках поднял тебя сюда и уложил в постель.
- Клянусь, все было так, как я сказал... только, думаю, князь никогда больше не вернется сюда, разве что в порыве благородства.
В это самое время в дверь тактично постучал Борис и, услышав разрешение войти, возвестил:
- Барыня, Его Сиятельство, князь Карелин ожидают в прихожей. Они спрашивали о барине Дмитрии.
Мать с сыном коротко переглянулись.
- Передай князю, – Павла Петровна повернулась к Борису, – пусть он будет так любезен подождать минутку!
Борис вышел. Дмитрий наотрез отказывался встретиться с Карелиным. Впервые в жизни ему было стыдно, но Павла Петровна живо напомнила ему их положение. К тому же, приход Александра свидетельствовал о том, что он тоже хотел извиниться. Ничто не позволяло ему прилюдно говорить в кабаке, что Лиза была его невестой. Пока Дмитрий бодро умывался, стараясь смыть следы вчерашнего пьянства, и переодевался, Павла Петровна продолжала наставлять сына.
- Ты должен заставить Карелина поверить, что никто в доме не знает о происшествии в кабаке, – втолковывала она, – и попроси его, чтобы он никому ничего не говорил.
Дмитрий напустил на себя смиренный вид человека, ждущего помощи и защиты. Павла Петровна слегка подтолкнула сына к лестнице, и когда он уже собрался спускаться, поцеловала его в лоб.
- Я буду ждать тебя в своей комнате, – сказала она напоследок.
Павла Петровна, не торопясь, шла по широкому коридору, на ходу обдумывая каждое слово сына и внимательно прислушиваясь к голосам, доносящимся снизу. Неожиданно выражение ее лица изменилось, будто она вспомнила нечто очень важное. Павла Петровна направилась прямиком в спальню Лизы.
- Лизонька, милая, как ты себя чувствуешь? – войдя в комнату заботливо спросила она.
- Не знаю, – сонно ответила Лиза, приподнимая голову с подушки. – Я только что проснулась. Даже не знаю, сколько я спала.
- Это всё, что тебе было нужно, доченька. Ты спала со вчерашнего вечера. Ты очень устала, Лизонька, и была расстроена. Успокоительное пошло тебе на пользу.
- Поручик Лаврецкий не приходил?
- Никто не приходил, кроме врача и князя Карелина. Князь справлялся о здоровье Ивана Петровича, а сейчас он разговаривает с твоим братом.
- Но... – Лиза смутилась. Ей снова стало очень тоскливо. – Вы уверены, что Лаврецкий не приходил? Он не прислал письмо?
- Будь так, я велела бы прислуге разбудить тебя. Ты же знаешь, что в конце осени у них много дел по службе, но можно послать Бориса справиться о его здоровье, если ты боишься, что он заболел.
- Да, у него, должно быть, случилось что-то серьезное. Не может быть, чтобы он не пришел спросить даже о папá.
- Это не должно тебя удивлять, ведь ординарец дважды в день приносит в полк рапорт о его здоровье. В полку тоже нет заболевших, иначе твоему отцу сообщили бы об этом. Вчера я прочитала все, что прислали, и, уверяю тебя, ничего такого нет.
Лиза пошла в ванную и ополоснулась прохладной водой. Выйдя из ванной, она почувствовала себя немного лучше. Она быстро оделась, причесалась, и побежала к отцу. Увидев дочь у изголовья больного, Павла Петровна, стараясь не шуметь, спустилась по черной лестнице прямо к личному кабинету Дмитрия. Как она и ожидала, сын привел Карелина именно сюда. Она медленно подкралась к плотным шторам и прислушалась к словам, которые могли ее заинтересовать.
- Ваш стыд и Ваше раскаяние, – говорил князь, – как и заверение в том, что Павле Петровне ничего не известно, частично возвращают мое к вам уважение, которое вчера было полностью утрачено. Думаю, мне тоже стоит объяснить Вам свои слова о моей, к сожалению, мнимой помолвке с Елизаветой Ивановной. Вчера я обращался с Вами с грубой прямолинейностью, как обращался бы с собственным братом. Вы не сознавали своих слов и поступков, и я счел необходимым защитить Елизавету Ивановну любым способом.
- Карелин, дружище, простите меня! – пробормотал Дмитрий, так чудесно исполняя свою роль, что Павла Петровна улыбнулась, стоя в своем укрытии.
- Как Вы могли упомянуть ее в этом мерзком, грязном кабаке! Она не такая, как все остальные... и мне горько думать, что до ее ушей может добраться какая-нибудь ничтожная сплетня о том, что было там вчера.
- Вы не знаете, как я Вам благодарен, князь! И прошу Вас, чтобы о моем проступке никогда не узнали не только сестра, но и родители! Никто не сожалеет о нем так, как я. Я становлюсь болваном, когда напьюсь.
- Дмитрий Иванович, сегодня утром я послал к Лемму доверенного слугу с деньгами, которые Вы ему задолжали, а также письмо уездному исправнику, в котором прошу его, как о личном одолжении, закрыть этот кабак. Я знаю, что исправник поторопится доставить мне это удовольствие. Вы ничего не должны Лемму, и даже никогда не увидите его снова.
- Александр Павлович, как я могу расплатиться с Вами за все это?
- Измените свое поведение, Дмитрий Иванович, станьте вновь Керловым. Обещаете?
- Клянусь, – искренне и страстно уверил князя Дмитрий к безмерной радости Павлы Петровны. – У меня нет теперь денег, чтобы вернуть их Вам.
- Это останется между нами. Забудем эту прискорбную историю так же, как и долг.
Дмитрий проводил Карелина до двери и от лица матери и от себя лично пригласил его поужинать с ними. Александр с радостью принял приглашение и передал полковнику сердечный поклон...
Полковник, глядя на дочь, понимал, что ее что-то гложет, и она пребывает в тревожном нетерпении, но сколько он ее не спрашивал, ответа так и не добился. Лиза говорила, что сама виновата, дескать, она совсем одурела от сна, проспав столько времени, а затем изъявила желание повидаться с Надей Кумазиной, пригласившей ее на чай.
- Ступай, дочка... твоя маман неподалеку. Мне не нравится, что ты такая бледная и взволнованная. Вот увидишь, все будет хорошо, к тому же, мне хочется немножко подремать.
Лиза вышла из комнаты и велела Борису передать конюхам, чтобы запрягали лошадей; чуть погодя, она уже входила в дом Нади. Та, как всегда, встретила ее с большой радостью, тем паче, что в саду у Керловых их прощание было крайне резким.
- Думаю, что я пришла не совсем вовремя, Надин. Горничная сказала, что ты собиралась уходить, – начала Лиза.
- Я в любом случае приму тебя, ведь ты моя задушевная подружка. Проходи, садись. Ничего, что я закончу приводить себя в порядок, пока мы говорим? Насколько мне известно, полковнику становится все лучше. Я каждое утро посылаю кого-нибудь из прислуги справиться о нем. Вчера я прождала тебя весь вечер, сегодня мне сказали, что ты спала... и я успокоилась... я ведь думала, что ты продолжаешь злиться на меня.
- Да, я, и в самом деле, очень долго спала.
Легкая, игривая, веселая Надя Кумазина порхала, как бабочка, по своей роскошной туалетной комнате. Она никогда не казалась такой легкомысленной пустышкой, как в эти минуты. Дрожа от волнения и тревоги, Лиза в смятении прибежала к ней за душевным спокойствием, мудрым советом, за надеждой... и молчала, понимая, что ничего не добьется от своей милой, смазливенькой, без умолку щебечущей подружки.
- Я еду вместе с Фредериком в Петербург. Зима на носу – нужно кое-что купить и посмотреть, в порядке ли содержится дом. Думаю, мы поедем туда на следующей неделе. У меня голова кру́гом идет... столько дел, столько дел, и обо всем надо подумать. – Надя на секунду взглянула на подругу. – Ты плохо выглядишь, – заметила она. – Почему? Ведь твоему папá лучше. – Надя хлопнула себя по лбу рукой. – Ой, ну, конечно, это из-за отъезда Федора!..
- Отъезда? – удивленно переспросила Лиза. – Какого отъезда? Куда?
- Разве он не приходил попрощаться с тобой? Он что, не сказал тебе ни слова, что должен ехать на учения?
Лиза встала. Внезапно она так сильно побледнела, что Надя испугалась за подругу и снова усадила ее.
- Значит, ты говоришь... что Федор уехал? – еле слышно прошептала Лиза.
- Прости меня, Лизонька, прости! Я думала, ты знаешь. Мне и в голову не могло прийти, что он уедет вот так, не попрощавшись!
- Я не видела его уже три дня, и ничего не знаю о нем! Это побег, побег от нищеты!
- Нет, Лиза, нет... – слабо возразила Надя, тоже опечалившись. Она не могла подобрать нужные слова, чтобы утешить подругу. – Федор тебя любит, и именно из-за того, что любит, он сомневается, боится, страдает...
- Значит, он сомневается и
