боится? – Лиза выпрямилась, к ее щекам вернулся цвет, она стала воинственной и даже враждебной.
- Я советовала ему пойти и поговорить с тобой. Должно быть, ему было слишком тяжело осознать, что...
- Что я бедна, – отрезала Лиза. – Когда я познакомилась с ним, он был беден, и я с самого первого дня приняла его бедность. Так к чему теперь этот глупый предлог?
- Лиза… не знаю, как это у меня получается, но я всегда всё порчу. Федор, и вправду, ведет себя странно, непонятно, но я-то знаю, как сильно он боялся, что это ты не захочешь смириться с ни... с таким положением.
- Именно так я и думаю, Надя, Федор ведет себя так, что его никто не понимает.
- Замечу, что со мной он тоже не попрощался. Я узнала от Фредерика, что… – Надя не закончила, в дверях стоял ее обеспокоенный муж.
- Наденька, мы опоздаем на поезд. Как Ваши дела, Елизавета Ивановна?.. Прошу прощения…
- Напротив, Фредерик, это Вы простите меня. Я очень сильно отвлекла Надин, но я уже ухожу.
- Ради бога, Лиза, не думай ни о чем, пока я не вернусь! – шутливо попросила Надя.
- Не думаю, что Елизавета Ивановна сможет добиться того чуда, в котором Вы отлично преуспели, дорогая, – подхватил Фредерик шутку жены.
- Вот видишь, Лиза, какие противные эти мужчины? – рассмеялась Надя.
- Сейчас мне легко поверить в это, – согласилась Лиза.
- Ради бога, Елизавета Ивановна, Вы очень молоды и красивы, чтобы говорить подобные слова, – возразил Фредерик, – а такому поклоннику, как князь Карелин, любая женщина будет рада.
- О чем Вы? – удивленно и негодующе спросила Лиза.
- Простите, если это секрет… Я думал, Вы уже сказали Наде.
- Это не секрет, Фредерик, это чушь… Прощайте.
Лиза чуть ли не бегом вышла из комнаты, даже не дав времени проводить ее. Домой она пришла бледная, дрожащая, полная необъяснимой тоски. Мать вышла ей навстречу. Она боялась разговора дочери с Надей – кто знает, о чем они могли говорить? – но быстро поняла, что от подруги Лиза вернулась еще более разочарованной, чем до визита к ней. Лиза сослалась на головную боль, и Павла Петровна, не вдаваясь в объяснения, посоветовала ей немного отдохнуть, чтобы к вечеру она была здорова. Лиза принялась настойчиво расспрашивать мать, и та была вынуждена признаться, что к ним на ужин придет Карелин. Лиза собиралась, было, резко возразить, но поскольку они подошли к комнате полковника, сдержалась, заметив почти просительный взгляд больного. Павла Петровна оставила ее наедине с отцом.
- Дочка, что сделал тебе этот бедняга? – слабым голосом спросил Керлов. – Ведь он такой благородный, великодушный, истинный дворянин.
- Ровным счетом ничего, папá, но мне ненавистны частые визиты людей, которые нам не интересны.
- Что было у Кумазиных? Ты сказала, что пойдешь к ним на чай, и тебе так хотелось поговорить с Надей!
- Потому что я глупая… но Вы не волнуйтесь.
- Доченька, ты единственная, о ком я тревожусь…
- Иногда мне не хватает благоразумия, вот и все, папá.
- Это верно, – улыбнулся Керлов. – Мне бы хотелось, чтобы ты признала, что несправедлива к Карелину.
Полковнику очень хотелось рассказать дочери, что сделал для них князь, но он не мог: таково было единственное условие, выдвинутое Карелиным, и с ним приходилось считаться! Керлов все еще думал об этом, когда Лиза неожиданно спросила:
- Папá, а сколько времени дается офицеру, чтобы подготовиться к отъезду на учения?
- Об отъезде сообщают накануне, если это не срочно. А почему ты спрашиваешь об этом?
- Просто интересно. Значит, если они уехали сегодня утром, то известили их вчера?
- Конечно. Вчера в полдень я отослал все бумаги Прескову.
***
Александр отдал распоряжения, какую одежду нужно подготовить для него к вечеру. Катя пошла выполнять указания, а затем вернулась с чаем. Князь сидел у камина и смотрел, как она уходит. Эта простая, преданная ему всей душой служанка вызывала какое-то непонятное чувство. Возможно, она была единственной из многочисленной домашней челяди Карелина, кому он открывал свою душу и сердце с нежностью и доверием.
- Катя, – тихо промолвил князь, пока она подавала ему чай, – у меня в голове есть кое-какая мысль. Она кажется мне совершенно безумной, и я должен произнести ее вслух, чтобы услышать и убедиться, что я действительно хочу то, о чем думаю.
- И что же это, батюшка?
- Сегодня вечером я подумываю просить руки Елизаветы Ивановны! – Радостный свет засиял в потухших зрачках служанки. – Она тебе нравится? Думаешь, она хорошая?
- Я никто, чтобы думать, батюшка, но если тебе интересно, что думает служанка, то она мне люба, да и тебе, чай, пришла пора жениться. Она будет тебе славной парой, ну чистая королевишна. Ты уже решил?
- Нет, Катя... еще не решил. – Карелин резко встал, словно его душу наполнила печаль, словно недоверие и злость, отравившие его юность, разом взошли на плодородной почве жизни. В порыве внезапной, виноватой нежности он положил свою руку на спину Кати, и та склонилась, будто испугавшись этого ласкового прикосновения. Ее глаза затуманились от слез. – Катя, ты единственная из моих нынешних служанок, которая трудилась еще в старом доме моего папаши.
- Многие из нас еще живы, батюшка, но ты больше не хотел ничего знать о них. Ты никогда так и не вернулся в тот старый дом.
- Это верно, – посуровел Карелин, – я ненавижу карелинские угодья, доставшиеся от деда, ненавижу это гадючье гнездо, и ты единственная из тех, кто меня окружает, знаешь – почему. Я ушел из того дома мальчишкой, и не хочу даже вспоминать о нем. Когда я вернулся из-за границы и пришел в карелинский петербургский особняк, то встретил там тебя. Ты перебралась туда из наших владений, что в Малороссии. Ты опустилась на колени и целовала мне руки, и у меня не хватило смелости оттолкнуть тебя! – на секунду он замолчал, а потом продолжил. – Я ненавижу все, что берет начало оттуда. Я знаю, что там жили предатели, не имевшие жалости к моей матушке. Ты должна была поклясться, что не знала ее, чтобы я мог терпеть твое присутствие.
- Батюшка, да ведь ты родился на той земле.
- И там же умерла моя матушка... Но не будем вспоминать об этом.
- Да, батюшка... Лучше расскажи мне о том цветочке, который ты хочешь сделать королевишной...
- Твоя правда, – мечтательно улыбнулся князь. – Она цветок, но горда и чиста, как звезда. Есть в ее взгляде что-то глубокое, какой-то свет, идущий изнутри, из самой души. Я увидел этот свет, хотя она, обычно, избегает моего взгляда. Наши глаза никогда не встречались.
- Разве возможно такое? Неуж она не любит тебя, не восхищается тобой?
- Пока, боюсь, что нет, Катя. Елизавета Ивановна из тех созданий, что долго остаются детьми. Она даже не представляет, что такое любовь, но любит землю и весьма ласкова с родными, особенно с папá, которого просто обожает. Кроме того, она не легкомысленна, и ее брат говорит, что она интересуется книгами и не очень-то ладит с маман, а это само по себе является лучшей рекомендацией, – Карелин снова улыбнулся, на этот раз иронично.
- Ты не говорил с ней, батюшка?
- Очень мало. Елизавета Ивановна молчалива и сдержанна, но мне достаточно было видеть, с какой любовью подходит она к кровати больного папá. Я смотрел на ее нежные, как у маленькой королевы, руки, ласково ухаживающие за старым полковником, и чувствовал вызванную этими ласками ревность к беспомощному инвалиду.
- Ты дюже сильно любишь ее, батюшка!
- Верно, я никогда не чувствовал того, что чувствую теперь. Я живу, как оглушенный, в круговерти, ровно в центре вихря, одержимый своей манией. Передо мной только она – с утра до ночи, во сне и наяву. В голове только одна мысль – где она, что делает?.. Вечером я постараюсь остаться с ней наедине. От ее поведения зависит, осуществится ли мое намерение завтра же просить ее руки.
Карелин поспешно оделся, страстно желая увидеть Лизу, как можно раньше, но когда он пришел к Керловым, его встретил Дмитрий. Павла Петровна была в комнате дочери. Она пребывала в отчаянии от нежелания Лизы одеваться к ужину.
- Маман, эти постоянные приглашения князя Карелина просто невыносимы! – возмущалась Лиза.
- Если ты на самом деле сильно любишь папá, то не говори так. Неужели ты не понимаешь, что он в отчаянии? От тоски он на грани безумия. – Павла Петровна вперилась в дочь суровым взглядом, и Лиза вздрогнула.
- Я понимаю, что он болен и страдает.
- Твой папá болен на всю жизнь. Он этого не знает, и не нужно говорить ему об этом, но если он встанет с кровати, то только для того, чтобы пересесть в инвалидное кресло... Мне жаль наносить тебе такой удар, но поскольку ты неразумна, тебе лучше знать об этом. Теперь нам с тобой придется улаживать дела, доведшие его до болезни.
- Нам? – Лиза снова вздрогнула. Она поняла, что мать не лгала, и ее ожидало нечто ужасное.
- Да, нам с тобой, и речь идет не только о деньгах. Как я поняла, бедность тебя не пугает. Еще бы, ведь ты не знаешь, что это такое! Но сейчас я не об этом, а о чести. Я имею в виду, что есть такие обязательства, которые могут обесчестить самого благородного дворянина, если их не выполнить. И единственный человек, который, кажется, готов помочь нам, именно тот, с кем ты упорно обращаешься хуже, чем с прислугой. – Павла Петровна постепенно распалялась. – Неужели ты не замечаешь, каким становится лицо папá всякий раз, как ты плохо отзываешься о князе? Зачем я приглашаю его, как ты думаешь? Как считаешь, зачем я нашла его, зачем возобновила давно позабытую дружбу с ним? Да затем, что он единственный, кто может спасти Ивана Петровича, спасти его репутацию, облегчить наше положение и улучшить его состояние, насколько это возможно.
Лиза печально смотрела на мать, изменившись в лице.
- Это чудовищно! – пробормотала девушка.
- Чудовищно, Лиза, если дети не понимают, каков их долг! Папá умирает из-за тебя, думая, что ты останешься вконец разоренная, опозоренная, что твое имя будет обесчещено, и ни один мужчина не подойдет к тебе, а ты... ты, наоборот, не можешь доставить ему даже маленькой радости – быть любезной с Карелиным. Я знаю, что Иван много раз просил тебя быть с ним вежливой и милой.
- Я так и сделаю, маман, – горячо пообещала девушка.
Лиза вытерла увлажнившие ее щеки слезы, так что было почти незаметно, что она плакала, и начала быстро одеваться. Павла Петровна вышла из комнаты. “Как жаль, что дочь влюбилась в этого шалопутного Федора Лаврецкого, с которым, к счастью, давно не виделась”, – с яростью думала она.
Когда Лиза спустилась вниз, Карелин повернулся к ней и был ослеплен – никогда еще девушка не выглядела такой обаятельной и привлекательной, как в тот момент: свежие, немного бледные щеки, мягкий взгляд, улыбка искренней признательности на губах, прежде таких презрительных, таких холодных и высокомерных по отношению к нему. Дмитрий тактично удалился, выполняя указания матери, а Александр пошел навстречу Лизе.
- Вы остались в одиночестве, князь, – нежно промурлыкала она, протянув Карелину руку, которую он с благоговением поцеловал.
- Ради бога, не называйте меня князем, Елизавета Ивановна. Не могли бы Вы называть меня просто Александром Павловичем? Так меня зовут друзья, и хоть я не смею называть Вас своим другом, но очень бы этого хотел...
- Почему же нет, Александр Павлович? – улыбнулась она. – Моя дружба и моя
