Тысяча левов (18+)

джете – водном мотоцикле.
    - Ты могла бы рекламировать этот отель, - улыбался мой друг, фотографируя меня в роскошном дворе,- если хочешь, можешь окунуться в открытом бассейне.
    Но мне не хотелось. Мне было гораздо интереснее наблюдать за компанией его друзей, которые стайкой сбежались к нам, едва мы с Кристианом переступили ворота парадной арки. И, как ещё потом оказалось, в этом отеле отдыхал давнишний друг моего кавалера – англичанин Питер, рыжий, рыхлого телосложения с молочно-белой кожей молодой человек, который вскоре присоединился к нашей шумной компании за столик.
    - Ты владеешь английским языком? – наклонившись ко мне, тихо спросил Кристиан, и я опрометчиво кивнула утвердительно.
    Ну, то есть, он понял, что я имела в виду. Мои жесты в корне отличались от жестовой культуры болгар, однако обслуживающий персонал на побережье нормально различал, что означают кивки приезжих туристов. Так вот. Кивнуть-то я кивнула, но вскоре поняла, что это было для меня слишком самонадеянно. Выйдя из стен лингвистической школы, я весьма сносно могла переводить с английского языка тексты, понимать обращенную ко мне речь и… на этом всё! К тому самому моменту, когда мне предложили обратиться к Питеру, в моей голове английский язык куда-то напрочь запропастился! Вместо английских слов вдруг из неоткуда, по какой-то чертовщине стали всплывать белорусские и польские приветственные фразы. О! Если бы я в ту минуту заговорила по-польски, моя школьная «научыцелька» была бы удовлетворена, ибо польские слова неожиданно дружно и легко стали выстраиваться в моей голове в сложные предложения. Сгорая от стыда,я поджала губы и раздула щёки:
      - Hi! – это было все, что я, улыбаясь, смогла выдавить из себя и помахала ему рукой.
      Компания не стала больше меня донимать, увидев моё смятение. Я облегченно выдохнула и почувствовала себя собакой, которая все понимает, но ничего не может ответить.
      Выпив по чашке зеленого чаю, все потянулись к морю.
    - Снимай платье, - потребовал Кристиан и, когда я осталась в одном купальнике, защелкнул на мне защитное крепление спасательного жилета, - держись за меня крепче, обхвати меня руками, старайся прижиматься ближе, и мы не упадем!
    - Йййяаааахооооо!!! – мои длинные волосы разлетелись по сторонам, как только мотоцикл тронулся с места.
    Яркое обжигающее солнце, брызги солёной морской воды и запах упругого смуглого тела молодого болгарина – я была бесконечно счастлива. Мы катались, и я наслаждалась своим утробным криком, которого никто, кроме нас с Кристианом, из-за шума морских волн и рокота мотора гидроцикла с берега особо и не слышал. С этим криком из меня выходила вся душевная боль, терзающая моё тело со дня смерти ребенка. Я впервые почувствовала облегчение и успокоение в своем, всё ещё оплакивающем умершее дитя, сердце. Жизнь моя продолжалась!
      На берегу парни о чем-то шушукались, пока я возилась с расстегиванием жилета. Поспешивший на помощь Кристиан мимоходом спросил, не возражаю ли я, если со мною сфотографируется его друг? Я удивилась, на что получила вразумительный ответ:
    - Ты очень красивая, и каждый из моих друзей хотел бы с тобою сфотографироваться, чтобы потом похвастать перед другими друзьями с какой красивой девушкой он был знаком.
    Я не захотела. Но потом часто возвращалась к этим словам. Они вселяли в меня надежду, что в дальше моей жизни обязательно сложится всё хорошо.
Вернулись в свою туристическую деревню мы довольно-таки поздно. Болгарин поблагодарил меня за прекрасную прогулку и, пожелав доброй ночи, ушел к себе в комнату спать. Каждый вечер после этой поездки Кристиан катал меня на машине по окрестностям, водил в ночные кафе и рестораны, знакомил с друзьями.
    Южная ночь как-то необычайно резко впитывает все окружающее в себя, и, не дав времени опомниться, шлёпается тебе на голову. Наступает непривычная темень – хоть выколи глаза! Мы сидели с девчатами на балконной террасе и строили планы на следующий день.
    - Поехали купаться, - прошептал мне на ухо Кристиан.
    - Куда? – глупо соображала я, что к чему.
    - На море, - расползлась улыбка на лице болгарина.
    Бутылка вкусного вина и один бокал – я, пританцовывая босиком, шлёпала по берегу, разнося вокруг себя брызги мокрого песка. Небольшие волны омывали мои ступни. Море было относительно спокойное. Но я не рисковала ночью лезть в воду и предпочитала хлебать из бокала белое вино, наливая сама себе столько, сколько хотела. Машина Кристиана была припаркована рядом на бетонной площадке, ведущей к волнорезам, и освещала мою дорожку яркими галогеновыми фарами. Дверца была приоткрыта и из салона доносилась весёленькая песенка Нэлины:
«Бял мерцедес ме преследва в живота
и неизменно след мене върви.
Бял мерцедес пак ми грабва окото,
но не продавам любов за пари».
(Перевод с болгарского: белый мерседес преследует меня в моей жизни, снова притягивает мой взгляд, но не продаю любовь за деньги).
    Болгарин уплыл куда-то далеко в темноту. Его так долго не было, что я успела заскучать и про себя уже назвала его местным ихтиандром. От нечего делать, начала читать надписи на этикетке винной бутылки и не заметила, как подкравшийся сбоку Кристиан зачерпнул воды в ладони и брызнул ею на мои плечи. Вскрикнув от испуга, я закачалась на пьяных ногах и чуть не зарылась носом в пляжный песок.
    - О! Моя принцесса перебрала вина? – подхватил моё неустойчивое тело парень, - пойдем в машину.
    Накинув на себя майку и шорты, Кристиан повез меня домой. Смеясь, по дороге я стала подпевать: бял мерцедес ме преследва в живота…
Кристиан подхватил мелодию, и вскоре мы уже на два голоса в машине орали эту незатейливую болгарскую песенку. Выехав в самый центр туристической деревни, болгарин вдруг приостановил у обочины машину, наклонился ко мне и спросил:
    - Не хочет ли моя принцесса отведать со мною ночь любви?
      Я залилась смехом и утвердительно (по-своему) кивнула головой. Он понял и тоже засмеялся, прижал меня к себе и поцеловал глубоко в рот.
    - Сколько презервативов мне надо купить для любви с моей красавицей? Один? Два? Три?
    - Бери десять! – ещё больше захохотала я. Алкоголь явно размягчил и отключил мои мозги, - не прогадаешь!
    - Хорошо, моя принцесса! Жди!
    Минут через пять Кристиан вернулся в машину и высыпал мне в подол не десять, в целую дюжину пачек с презервативами:
    - Выбирай на сегодня какой хочешь! Мы с тобой будем любить друг друга на все!
    Проснулась я утром в его постели. Болгарин сидел рядом и на оставшиеся несколько кадров плёнки в моём фотоаппарате фотографировал меня спящую, закутавшуюся в его разноцветных простынях. Моя детская привычка укутываться осталась со мною на всю жизнь.
    - Доброе утро, красавица! Пора завтракать!
    Моё утро и в самом деле было добрым. Нам не терпелось взглянуть на все фотографии, поэтому Кристиан отвёз очередную плёнку в фотосалон для проявки и печати снимков. Когда забирала фотографии, я забыла про плёнки, и они так и остались лежать в бардачке его автомобиля после моего отъезда.
    - Оставайся тут, не уезжай! – уговаривал меня возлюбленный, - я устрою тебя на работу в местную школу, станешь учительницей русского языка! Я люблю тебя! Здесь тебя никто не обидит! Пожалуйста, не уезжай. Или давай так: ты сейчас уедешь, а потом вернешься ко мне насовсем!
    Надрывающаяся на болгарских радиоволнах Toni Braxton усугубляла всю трагичность момента нашего расставания:
Un-break my heart (Не разбивай моё сердце),
Say you′ll love me again (Скажи, что снова меня полюбишь)...
    - Кристиан, я сама тебе вышлю приглашение, и ты приедешь ко мне со своим братом в гости, - я попыталась его утешить, выгребая из сумочки остатки болгарской валюты, которую не успела потратить.
    Зачем мне все эти левы дома? Да и где я буду их обменивать на свои рубли? Выложив на сиденье имеющуюся наличность, я подняла виноватые глаза на своего друга. Он, не отрываясь, смотрел на меня, понимая, что я не вернусь. Затем достал из своего портмоне ручку и, выбрав самую красивую банкноту, достоинством в тысячу левов, размашисто написал на ней: «Принцеса моя, обичам те!!!»
    - Это тебе на память…
                                                                                    ***
      По возвращению домой долго храню молчание и не звоню Игорьку. Он прерывает его сам. Приглашает меня в кафе. Распинается, как тосковал и грустил. По странному совпадению музыкальным фоном в этом душном кафе Toni Braxton всё так же оплакивает разбивающееся сердце, напоминая мне о Болгарии. Я достаю из сумочки нераспечатанный подарок Игорька и возвращаю ему. Мне не интересен больше этот парень. Не хочу быть своему парню ни мамкой, ни нянькой. Я хочу такого, который будет самобытным и инициативным. Игорёк плачет, падает в истерике посреди кафе на колени и умоляет меня не уходить и не бросать его.
      В ужасе и брезгливости вскакиваю из-за стола, несколько секунд в шоке смотрю на него расширенными зрачками и медленно начинаю пятиться к двери. Мне стыдно. Я заливаюсь краской. Соображаю, как неприятно будет, если вдруг эту сцену увидят мои знакомые. Быстро ухожу.
      Дома включаю компакт-диск, подхожу к окну, молча смотрю в темное звездное небо:
      - I am lonely, lonely, lonely, I am lonely, lonely in my life…
      Говорят, что женщина интересна своим прошлым, а мужчина интересен тем будущим, которое женщина способна с ним построить. Если уж и начинать с парнями новые отношения, то мои мечты будут о… чего-либо совместном сотворении…