буквально пересечься, то к полной неожиданности Джейн, у этого господина с массивным подбородком находится союзник – всё тот же неугомонный ветер, который, в общем-то, всегда подыгрывал тем, кто был в брюках. И этот ветер, на этот раз берёт и одновременно действует в нескольких местах и направлениях. Так он своим порывом приподымает у неё юбку, тем самым раскрывая все её секреты перед этим господином с массивным подбородком, явно не прочь знать лишнего, и заодно сметает с головы Джейн всю её причёску, да так хитро и умело, что она теперь, когда волосы застелили её глаза, мало что видит. А ведь ей именно сейчас, так крайне необходимо что-то видеть, ведь господин с массивным подбородком чуть ли уже не надвигался на неё.
Но видимо этот господин был не из храброго десятка, раз он не сумел использовать предоставленный ветром шанс и задвинуть на боковые, к стеночке позиции Джейн. И как только Джейн сумела справиться со своими волосами и убрать их с глаз долой, то к своему удивлению, перед ней уже никого не было. Что заставляет Джейн обернуться назад. Где она и видит, слишком уж сильно спешащего господина с массивным и крепким задом, единственное что, как сейчас выяснилось, у него и было крепкое.
На что, на то единственное, что ото дня крепнет, и на что только могут опереться некоторые принципиальные господа, Джейн противно смотреть, и она было уже собралась вернуться к тому, куда шла, но тут этот господин с крепкими задними принципами, вдруг оборачивается назад и, видимо не ожидав наткнуться на обращённый на него взгляд Джейн, в ужасе на мгновение замирает, а затем, хоть и не слышно для Джейн, но она разобрала, что он говорил, истерично клокочет: «Я ничего не видел и не смотрел!».
Джейн сразу и не поняла о чём это он, но стоило ей спроецировать обращённый на неё взгляд этого господина, когда он говорил, что не смотрел, то она начинает догадываться, и эта её догадка приводит её взгляд вниз. Где на неё смотрит задранная юбка. Что вызывает у неё улыбку, с которой она поправляет юбку. А когда она обратно приподымает уже голову, то господина с его массивным задом и нарывающимся на неприятности взглядом, уже не было.
– Вот же брехун. – Усмехнулась Джейн. – Всё-таки смотрел и видел. – И вновь звуковой эфир вокруг неё, после таких её слов заполняется волнением, со своими вопросами. – Что за брехун? Чего он там видел? Что ты там ему показывала? – начинают сыпаться вопросы, вслух от Слоуна и про себя, в головах представителей недружественной спецслужбы, Смита и Вольфа.
– Не важно. – В одно слово Джейн ставит всех этих интересантов в одну скрюченную позицию в виде вопросительного недоумения. Правда совсем ненадолго, а как только она преодолевает эту колоннаду, то теперь ей требуется помощь в выборе дальнейшего пути и значит, будут вопросы.
А на этот раз, ей нужно выбрать не между двумя малозначащими направлениями пути, влево или право, хотя эти векторы направления и присутствуют в каждом из рассматриваемых вариантов, а нужно выбрать между двумя очень для неё важными вещами – своим благоразумием, не предусматривающим храбрость, и бессмысленной отвагой, которая может привести и к провалу всей операции.
Так вот, дело в том, что один из путей предусматривал крайней степени опасность – придётся пройти мимо окон фигурально правильно выдержанного кабинета, где может быть, как раз в этот момент, прижавшись носом к окну, в него смотрит сам президент – а для этого потребуется крайней степени отвага и решимость – не всякий выдержит прямого на себя взгляда президента. Да и ты с первого шага в этом направлении будешь под прицелом бесчисленного множества снайперских винтовок, и попробуй только оступиться на своих каблуках, то это будет для тебя последний шаг. Ну а если ты свернёшь чуть раньше, то ты можешь там очень быстро затеряться в коридорах здания.
– Ну, что встала? – полным язвительности голосом сказал Слоун, решив не спускать с рук такое хамское поведение Джейн. – Никак к президенту в окошко заглянуть захотела. Думаешь, что сможешь приглянуться ему. – Так невыносимо язвительно всё это произнёс Слоун, что сидящие на «прослушке» их разговора сотрудники параллельной спецструктуры, прямо-таки почувствовали, что тут что-то не так. Как с этим вечно чем-то недовольным типом, который от одного своего присутствия в ушке этой девушки должен быть счастлив, так и с самой ведомой девушкой, которая явно обладает такими внешними талантами и достоинствами, что у того недовольного типа и возникли сомнения насчёт президента.
А ведь президент, между прочим, совсем не обделён вниманием со стороны женского пола, и можно даже сказать, что он несколько пресыщен этим вниманием, и со времён своего избрания, вполне вероятно, что стал ещё более чем избирателен (но это всем президентам присуще, ведь они демократически избраны и так сказать, так сказуемы). И, пожалуй, для того чтобы завоевать его внимание, то нужно обладать нечто большим, чем красотой. И судя по косвенным фактам, невыносимого поведения того типа на параллельной линии, то у этой девушки есть всё из того, что может заинтересовать уже пресытившегося президента.
И сидящий на «прослушке» Смит, видя в таком непревзойдённом качестве и образе, ведомую этим придирчивым типом нарушительницу находящегося под их спецконтролем информационного пространства, на этот раз не сдерживается, и из него вырывается всё то, что он насчёт этого типа надумал. – Вот же козёл. – И вот тут-то Смит оказался в полушаге от своего обнаружения. Но тут сказалось ряд ситуативных факторов и Смиту, так сказать, повезло. А всё потому, что скорей всего и сама Джейн, в этот момент точно такими же словами о Слоуне подумала, и как результат, прозвучавшие слова Смита в эфире, ею были приняты за свои.
Что же касается Слоуна, то и он был сбит с толку психологической составляющей, которой была наполнена эта вырвавшаяся вслух эмоция Смита – он тоже решил, что это Джейн так по нему прошлась. И только напарник Смита, Вольф, не впал насчёт него в заблуждение, и погрозил тому кулаком. А мог бы и врезать. Но не стал, а всё потому, что и сам находился на взводе из-за не оперативности их локационного отдела, который так и не смог ещё вычислить, откуда и куда шёл этот сигнал. И если откуда, мало волновало Вольфа – это была не его зона ответственности – то вот то, что эта нарушительница его информационной зоны ответственности, так до сих пор не обнаружена, то это его заставляло нервничать – президент находится в крайней степени опасности, если вдруг она его заинтересует (а этот косвенный намёк на её местонахождение, почему-то не привлёк внимание Вольфа).
– Что встала? – в нервном запале повторяется Слоун. – Дверь направо. – Поспешно добавляет Слоун, пока Джейн из духа своего противоречия не стала действовать ему вопреки.
– Если ты, дорогой, мне так «доверяешь», то мне прямая дорога в кабинет президента. И ты попробуй, теперь меня остановить. – Вполне бы могла срезать Слоуна Джейн. И её бы ничто, ни здравомыслие, ни благоразумие, не остановили, а всё потому, что Слоун их вывел их из неё, и вслед за ними и саму Джейн. Но Джейн та ещё … Ну та, кто признаёт чужие ошибки и отдаёт должное тем, кто их совершает. Да и к тому же она никогда не идёт прямым путём. Так что её ответ Слоуну, не мог быть просто содержащим прямые посылы Слоуна в баню (скорей для того, чтобы он очистился от своих грязных мыслей), а они несут в себе иносказательность и многосказуемость.
– Сейчас всё брошу и пойду. – Резко вздёрнув вверх голову, с не меньшей резкостью заявила в ответ Джейн. И, пожалуй, Слоуну ещё повезло, что он не видел всю эту её демонстрацию ярости, а иначе бы у него вслед за её шеей, уже свою голову в сторону снесло.
Впрочем, ему и этого её ответа хватило, чтобы испугаться того, что её слова не разойдутся с делом, и она прямо сейчас всё с себя сбросит, а он, будучи так далеко, всего этого не увидит. Зато отлично всё это увидят те, кем напичканы все углы и пространства этого дома – сотрудники службы безопасности. И ладно бы только они одни. А вдруг в этот момент в окно из-за угла здания выглянет сам президент, и что тогда спрашивается, все увидят на лице президента. Испуг? Конфуз? Живот свело? Или что пожеланней для жёлтой прессы, заинтересованность?
И, конечно, Слоун, перед глазами которого в одно мгновение пролетели все возможные варианты поведения лица президента, где некоторые из них, при всём его уважении к личности президента, были прямо-таки недопустимые, закипел. И уж если на то пошло, то если президент не возьмёт в себя в руки и продолжит отпускать собой такие взгляды на Джейн, то пусть он не обижается, но Слоун обо всех этих его взглядах расскажет его супруге. А там уж он пусть сам перед ней отбрехивается, какие, мол, у него взгляды на современную политику, и какую занимательную роль должны играть в ней женщины.
Но ещё до этого, вроде бы не дошло, а всё это пока что только плод фантазии закипевших мозгов Слоуна. И Слоун всё же с собой собирается и, несмотря на своё огромное желание, высказать Джейн всё то, что он думает насчёт их отношений с президентом, сдерживается и даёт ей наполненный ядом ответ. – Лифчик хоть оставь. – Говорит Слоун, вызывая на себя огонь ярости глаз Джейн и представителей параллельной спецслужбы, Смита и Вольфа. Правда, ярость Смита и Вольфа была другого качества и свойства, нежели у Джейн – им претила такая предупредительность Слоуна.
– Если девушка сказала, что всё бросит, то пусть бросает. Она имеет полное право поступать так, как хочет. – Насупившись в сторону одного из экранов, на который шла картинка из одной из установленных по периметру здания президентского дома камер, так, и ещё очень нехорошо подумали Смит и Вольф по поводу этого зловредного типа, который плюс ко всем своим отрицательным качествам, к тому же оказался большим собственником.
– Бьюсь об заклад, что он ей даже не муж. – Опять не сдержался от переполняющих его чувств, Смит. Но Вольф не стал с ним биться об заклад, хотя прибить его был бы не прочь. А всё потому, что он в отличие от Смита, не имеющего таких скреплённых клятвами верности обязательств ни перед кем, имел их, и поэтому не мог ручаться за то, что именно это обстоятельство обосновывает независимость поведения той мисс. Ведь попробуй он только, перед лицом своей супруги, этим безмужним положением обосновать, по его неупомянутому нигде мнению, крикливое поведение всех этих лидерш женских движений, а вслух им высказанному мнению, проявление ими независимости своей женской позиции, то она ему быстро покажет, где она видела эту его позицию – сегодня спишь на диване, в прихожей!
И поэтому Вольф не стал так категорично спорить, а только спросил Смита. – А что муж, не человек? И он что, не может поступать так, как ему заблагорассудиться? – Что вызвало у Смита скол в его сознании и он, ничего не сумел ответить, только внимательно уперевшись взглядом в Вольфа. И так бы они, наверное, всё упустили, если бы из наушников до них не донёсся полный грубости голос Слоуна. – Стой, дура! – Услышав такое, Смит и Вольф мгновенно забывают о своих разногласиях или недоговорённостях, в общем, как кого больше устраивает и,
