Про Мишаню, "огуречную республику" и гробы по сто тысяч (житейская история)

- Дядь Лёш!
Я обернулся. Мишка. Молодой, весёлый, здоровый – и как будто не было пяти лет, которые прошли с нашей последней встречи. Правда, тогда он был одет в обычные «рабоче-крестьянские» джинсы и рубашку, а сегодня – такой мэн… Прямо гламурный прилизанный мальчик с обложки модного глянцевого журнала. Я понял: это про него, сегодняшнего, Пушкин ещё в позапрошлом веке написал: «…как дэнди лондонский одет».
- Здорово, Мишаня! Ты откуда?
В ответ – простодушно-широченная улыбка во все тридцать два зуба. Нет,  «гламурно-глянцевый» Мишка так и оставался в своём прежнем «рабоче-крестьянском» амплуа.
- Всё расскажу! Дядь Лёш, как насчёт пивка, а? С прицепом? Я угощаю!
Никаких экстренных дел у меня в этот день не было, почему бы и не  посидеть, не потрепаться? Тем более, что, повторяю, больше пяти лет его, барбоса, не видел.

Мы поднялись на террасу ресторана, расположились за столиком. Тут же около столика появился официант.
- Рыбку вот эту, - и Мишка по-хозяйски ткнул в меню пальцем. – Два салата – дядь Лёш, ты какой будешь? Есть овощной, рыбный, креветочный. Ага… Значит, два креветочных. Горячие пирожки, четыре пива. И, само собой, графинчик водочки. Да-да, вот этой, «смирновской». Пока всё.

- Шикуешь, Мишок! – сказал я, когда официант, почтительно кивнув, пошёл за заказом. – С каких доходов?
- Доход есть,- доверительно ответил новоявленный «купец Иголкин». – Я ж теперь знаешь, где живу? – и назвал одну из богатейших деревень соседнего района. В этой деревне, на так называемых луховицких низах, испокон веков жили «огуречники», то есть, те, которые занимались выращиванием и продажей огурцов. Кстати, те красивейшие места в низине Оки иначе как «огуречной республикой» и не называли. Тамошние огурцы были выгодным продуктом, слава о них гремела далеко за пределами и района, и области, а на московских рынках именно за ними выстраивались очереди. Так что «огуречное» дело в той деревне было поставлено на широкую ногу и практически профессиональный уровень, отсюда и огромные доходы.
- Как же ты туда пропал? Тамошняя публика, я слышал, чужаков не особо приветствует.
- А я женился на тамошней! – и опять на его веснушчатном лице заиграла довольная улыбка. – Так что хочешь  - не хочешь, а принимай. Вот уже третий год строю счастливую семейную жизнь!
- С их доходами-то чего ж не строить! – рассмеялся я.
- И не говори! – махнул он рукой. – Ты знаешь, где они деньги хранят? Ни в жисть не догадаешься! В диванах!
- В каких диванах? – действительно не понял я. -  При чём тут диваны?
- Ну, раскладные! – начал объяснять Мишка. – Поднимаешь одну половину, а под ней что-то вроде ящика. Ну, куда нормальные люди разные ненужные шмотки или старую обувь складывают. А они – деньги. В пачках. И прям под завязку, еле умещаются. Не, ты представляешь?
- Да,  - согласился я. – Не представляю. У меня всю жизнь для денег места в кошельке хватает. Хотя, знаешь, не завидую. Это же не просто работать – натурально ломаться надо день и ночь, не разгибаясь.
- Это точно, - согласился Мишка. – Как апрель начался – и становись раком до самого октября. У меня там, в больничке, знакомый врач работает. Так вот он как-то сказал, что  в каждый огуречный сезон прямо на  грядках в деревне умирает три-четыре человека. То ли от солнечных ударов, то ли просто от перенапряжений. Да и попробуй день-деньской кверху задницей покорячься! Это хоть будь здоровым как бык,  и то крякнешь! Вот они так вот тыном кверху стоят, то пропалывают, то  собирают, а потом –раз! -  и носом в эту самую грядку. И всё. Приехали. И никаких больше денег не надо. Если только на похороны. Правда, и похороны, и поминки закатывают шикарные. Гробы под сто тысяч, оркестры военные. А на поминки шеф-поваров специально из Москвы приглашают.
- Ну а у тебя-то что за семья?
- А что семья? - Мишка пожал плечами. – Обычная. Трое нас. Я, жена и тёща. Тестя нет, помер на этих самых грядках пять лет назад. Там мужики редко кто до шестидесяти доживают.  Или  от этой лошадиной работы ломаются, или спиваются. Бабы крепче. На них всё и держится.
- Ты береги себя, Мишань…
- А я не особенно-то и ишачу, -правильно понял он. - Моё дело –машина. Как огурцы собрали, мешки в машину и прицеп загрузили -  и вперёд, в столицу нашей родины, на рынок. У тёщи там уже и место забронировано. Привёз, сгрузил – и назад, в деревню. Пока отвёз, назад вернулся –уже новые мешки готовы. Иной день под два раза приходится туда-сюда оборачиваться. И без всяких выходных.
- А сегодня чего же?
- А сегодня мне в конторе показаться надо. Я же вон там… - и он кивнул куда-то вправо, - … в одной шарашке столяром числюсь. Гробы делаем. Да нет, не по сто тысяч – обычные, из дээспэ. Нет, сам-то я не работаю, только числюсь, чтобы рабочий стаж шёл. Сегодня надо зарплату получить.
- Так тебе ещё и зарплата положена?
- Конечно! Государственное же предприятие! – нимало не удивился он. – Только я её получаю и тут же бригадиру отдаю. Моё дело за неё расписаться да раз в месяц перед ребятами, которые вместо меня пашут, проставиться. Вот сейчас отсюда в магазин зайду, водочки куплю, пивка, закуски – и отнесу. Пусть расслабятся. Нормальные мужики. Для таких не жалко.

С той памятной встречи прошло чуть более двух лет, и хотите верьте, хотите нет, но прохожу как-то на днях по тому самому скверу -  и вдруг слышу всё то же радостное:
- Дядь Лёш!
Да-да, это был опять он, Мишка, и опять такой же весёлый. Правда, немного похудевший, и одет был уже без тогдашнего, пятилетней давности лоска. Что ж, понятно. Всё-таки крестьянский труд  и глянцевые журналы –это совсем не одно и то же.
- Мишань, у нас  с тобой это место прямо как площадка для свиданий. Кстати, я тебе за прошлое угощение должен. Пойдём?
- Можно, - согласился он.  –Только не надолго. У меня через полчаса рабочий перерыв заканчивается.
- Не понял, - сказал я. – Ты чего, теперь действительно работаешь? Без всякой туфты?
- Ага, - кивнул он. – Такое дело… В общем, развелись мы. Уже полгода как.
Да, вот это была новость!
- Чего ж случилось-то? – оторопел я. – Сам же говорил, что деньжищи заколачиваешь! Провинился, что ли, по-крупному?
- Да нет! – досадливо махнул он рукой, усаживаясь за столик. – Тут, понимаешь дело… В общем, не по мне такая жизнь.
- Не, ты погоди! ( я опять ничего не понял).Сам же говорил, что денег навалом! В диван складывают!
- Ну и чего? А для чего они им эти деньги-то? – и он досадливо поморщился. -  Ну, вот подумай: у меня там восемь костюмов в гардеробе висело, а зачем они нужны, если я их и не надевал-то ни разу, потому что некуда и некогда? Обуви тридцать коробок – тридцать, представляешь! - и опять все ненадёванные! Дом трёхэтажный, внутри – сказка, в каждой комнате – по финской стенке и широкоэкранному «Филипсу» - а мы, считай, в нём только два месяца и живём. Остальное время – на терраске, чтобы грязь внутрь не носить. Целыми же днями, как проклятые, на этих огурцах, чтоб им…В октябре своей говорю: давай куда-нибудь за границу съездим! В море покупаемся, позагораем, фруктов от души полопаем! А она мне: нет, Мишань, некогда! Сейчас надо оставшиеся огурцы собрать, засолить, потом парники очистить, плёнку закупить, насчёт навоза договорится. Дел по горло! Я терпел-терпел, а тут прорвало. Высказал им всё, что думаю… Что они уже с ума сошли от этих своих денег. И понеслось: слово за слово… В общем, плюнул и в город вернулся. Пусть сами загибаются на этих грядках, а я ещё пожить хочу.
- Значит, не в прок оказались такие деньги…
- О чём и речь! Им они нужны ради самих денег, понимаешь? Вот, например, у них сосед купил себе машинёшку японскую. Не машина – картинка! Так он её во дворе поставил, и она там же, во дворе, и сгнила! И как пригнал, она больше ни километра не пробежала, потому что некогда! Не, ты понял? Настоящий дурдом!
Он допил пиво, взглянул на часы и энергично надвинул на затылок свою пролетарскую кепку.
- Всё, дядь Лёш! Пора! Спасибо за угощение!
Вскоре его широкая спина исчезла из виду. Гробы, как и огурцы, товар всегда востребованный. Покойники тоже ждать не могут…