всего, рисовать что-либо подобное будем тоже на заказ. Ведь этот вид искусства уникален в своём роде, да и сами подумайте, сколько труда вкладывается в каждую такую картину!»
Мы не думаем, мы просто молча восхищаемся. Сочетание таланта художника с умением владеть техникой хохломской росписи – это редкость.
…Почти полтора часа экскурсии позади. Нам уже надо ехать обратно. А ехать совсем не хочется. Фабрика, где дарят тепло просто своей работой, где работают отзывчивые и доброжелательные люди, где всё какое-то домашнее, своё – кажется, здесь можно ещё долго ходить и без устали разглядывать.
На обратном пути Настя ещё раз подбегает к Семёну Ложкарю и садится к нему на колено. (Семён Ложкарь, наверно, уже привык к подобным проявлениям признаков внимания и, не обращая внимания на девочку, продолжает заниматься своим делом.) Я едва успеваю щёлкнуть затвором фотоаппарата, как Настя уже бежит обратно и таинственно сообщает: «Я думала, что раз он каменный, то и сидеть у него на коленках холодно. А вот и нет, тепло!» Возможно, теплота русской души, которой пронизано всё в этом небольшом городке нижегородского края, распространяется здесь на всё. И даже на каменные скульптурки. Такой уж здесь дух. Необычный.
И вот мы выезжаем из Семёнова. За окном мелькают осенние пейзажи, а в глазах ещё долго стоят хохломские узоры, которых нигде, кроме нашего нижегородского края, больше не найдешь.
Смотрю на притихших детей и думаю: «Хорошо, что они столько увидели, теперь это на всю жизнь запомнится: ведь хохлому как один раз увидишь – так она в сердце и останется. Навсегда. И сердце это потом будет хранить то необыкновенное тепло, что дарят нам весёлые и милые куклы-матрёшки в нарядных сарафанчиках и расписная посуда, и даже простая ложка, которую когда-то в первый раз вырезали из дерева на этой земле…»
