кулака. Тот, отлетев в сторону, ловко вскочил на ноги, и, быстрый как молния, успев выхватить меч из конторки, едва не поразил им священника, однако снова был повержен стражником, а меч, выбитый из его рук, отлетел в сторону. Но стражник так и не успел вновь подхватить оружие - убийца с самым свирепым видом набросился на него с кинжалом. От верного удара стража сберегла лишь его кольчуга, но убийце удалось ранить ему запястье. Епископ, придя в себя, решил помочь, передав стражнику меч, но был оттолкнут, не заметившим его намерений, стражником, который в этот момент пытался увернуться от очередного удара кинжалом. Владыка, не устояв на ногах, повалился навзничь, роняя меч. Увидев такой оборот дела, секретари, превозмогая страх, уловчились проскочить в комнату, чтобы прийти к нему на помощь. Один из них стал хлопотать рядом со священником, другой же, что был, как видно, побойчее, схватил меч и протянул его стражнику, сумевшему к тому моменту повалить убийцу, и теперь немилосердно месившему корчившегося на полу злодея кулаками и ногами. Вооружившись поданным ему мечом, тот уже вновь занес было его над преступником, но, спохватившись от пронзительного крика испугавшейся видеть рядом с собой смертоубийство доброй хозяюшки, прорычал: «Не здесь» и, потащил избитого им в хлам преступника к выходу. Вскоре с улицы послышался хриплый душераздирающий вопль поверженного злодея, а стражник вновь предстал перед домочадцами, окровавленный и злой, чтобы удостовериться, что преподобный владыка не пострадал. Затем он приказал, появившемуся к тому времени, напуганному Мирону, запереть двери его дома изнутри и никого не впускать, ибо, - сказал герой, - он должен отнести труп наемного убийцы к командиру вигилов и поведать о нападении на епископа Кордубского.
Соглядатай Саратия, прятавшийся в ближайшем переулке, видел, как тот зашел в дом и видел, как стражник, сразу отправив восвояси свою девчонку, последовал за ним (значит, он либо был предупрежден, либо что-то заподозрил), как в дом зашел ещё один человек, по всему хозяин, и как вскоре после этого из дома появился стражник и, дотащив неудачливого убийцу ближе к переулку, где и расположился зоркий наблюдатель, заколол наемника мечом. Хотя нет, только ранил, по всему, решив сохранить ему жизнь, чтобы выбить из него имя заказчика. Долгом соглядатая было во что бы то ни стало не допустить этого. Благо, стражник, оставив раненого, вновь поспешил за какой-то надобностью скрыться в доме. Времени было в обрез.
Слежка мигом оказался около раненого наемника, корчившегося и стонавшего на земле, пинком перевернул его с бока на спину, чтобы вернее поразить и заставить замолчать навсегда, склонился над ним с кинжалом и, даже не успев понять, что произошло, остался лежать на его месте, с кинжалом в груди. Саратий же, расправившись с соглядатаем, опрометью бросился наутек. В то же мгновение на улице показался патруль, а из дверей дома вышел Галл, который сразу призвал к себе вигилов.
В сгустившихся сумерках нетрудно было затаиться никем не замеченным в переулке, а потом стремглав рвануть наискосок к знакомому забору, перемахнуть через него, пробежать опрометью по тропинке ночного сада, чтобы остановиться около скрытой в боковой нише двери, оказавшейся не затворенной, как он того и ожидал. В доме, все ещё не чувствуя себя в безопасности и озираясь, будто затравленный зверь, он взбежал по широкой, словно улица, лестнице наверх к жилым покоям и лишь за затворенной дверью комнаты выдохнул, устало привалившись к стене. Он счастливо избежал злой участи. Никто не преследовал его и не видел, в каком из особняков Неаполиса он нашел себе убежище. Теперь его судьба целиком была в руках фортуны, да ещё этой доброй матроны, соблаговолившей по милости щедрых богов влюбиться в него.
- Милостивый Господи! Я так молилась за тебя! Глаз не сомкнула! – приглушенно и взволнованно заговорила встретившая его женщина, обнимая его. Она была простоволосая и босая, в простой домашней столе, и лишь распространяемое от неё тонкое благоухание свежести и цветов выдавало в ней сейчас богатую матрону.
Только теперь почувствовав боль в не слабо помятых приятелем ребрах, Саратий непритворно и жалобно застонал.
- Ты ранен?!
- Нет, это ерунда… Беда в том, что мой враг будет искать меня, чтобы расквитаться. Я должен тайком покинуть город в ближайшие дни, чтобы никогда больше здесь не появиться, и не подвергать опасности ни свою жизни, ни твою.
- Прошу тебя, ни о чем не беспокойся, – отвечала, торопливо перебивая его и ласково прикрывая ему рот ладонью, женщина. - Верь моим словам, этот богомерзкий негодяй Планк тебя не получит, - при упоминании главного советника её голос в темноте прозвенел искренней ненавистью. – Что до этого дома, то это пустующий особняк моего брата, а он ещё до лета будет при дворе императора, а может и дольше не вернется. О том, что ты здесь знаем только мы с Хрисидой, но я никому о том не расскажу, а она если бы и захотела, то не смогла бы совершить предательство, ибо немая от рождения. Видишь, о любезный моему сердцу юноша, беспокоиться не о чем, - теперь по её голосу чувствовалось, что она улыбается.
- А тот христианин из общины? - всё не оставлял своих страхов Саратий.
- Павел? Он знает только то, что я велела ему передать Биррене, не более.
- Дорогая моя, милая Аглая, нет таких ни греческих, ни римских слов, чтобы выразить всю силу моей благодарности тебе, - проговорил Саратий. - Но не стану же я всю оставшуюся жизнь скрываться у тебя, пугаясь собственной тени.
- Господь милостив, мы обязательно что-нибудь придумаем. А пока нам надлежит лишь запастись терпением. Знай только, что здесь в этом доме, у любящей тебя женщины, ты в совершенной безопасности, - заверила его матрона, и, решительно пресекая его дальнейшие причитания, заключила его в объятия и наградила страдальца долгим страстным поцелуем.
Тем временем, для Галла дежурство завершилось как нельзя лучше и после своей стражи он пребывал в отличнейшем настроении. Все удалось: советник императора жив, а Саратий ушел из лап хитро-злобного патрона. Пожалуй, сегодня есть повод торжествовать и праздновать. Куда же двинуть стопы? К Маркелу-трактирщику? Чашка доброго пива теперь была бы наиболее уместна. Да, отправлюсь-ка в трактир. Или же навестить мою безотказную красотку Арсиною? Давненько я у неё не был, а общение с хорошей милой девушкой сейчас тоже было бы в самый раз… И вдруг он остановился как вкопанный, вспомнив нечто, что заставило его застывшим взглядом уставиться на дворец Адриана, мимо которого он проходил, и, похолодев от ужаса, еле сдержаться от того, чтоб не разразиться посреди ночного города самыми страшными ругательствами. «Ааа! Пантия!»
Виновница же внезапно охватившего Валерия приступа отчаяния сама пребывала в не меньшем смятении, вот уже полночи тщетно дожидаясь возлюбленного. Хотя она понимала, что он при всем желании не мог раньше времени покинуть пост, но это понимание никак не помогало ей справиться с тревогой. Она то садилась на прибрежный валун, то, не в силах пребывать в покое от обуревавших её чувств, бегала вдоль шумного прибоя, готовая, так же как Галл, кричать от отчаяния.
Что если он не придет? Что если он не придет? Нет, он поклялся, он поклялся, он придет, он придет, - то и дело повторяла она, уговаривая саму себя.
Ведь сама Домиция сказала ей нынче, что Исида к ней благосклонна и все будет так, как она, Пантия, того пожелает. А сколько подарков я возложила на твой алтарь?! – гневно обратилась она к богине. – А сколько вина и елея возлила?! Знаешь что, Исида! Если не станет по моему, то с первым лучом солнца меня самой не станет! Клянусь тебе твоим алтарем, великая богиня, и всеми твоими именами, что я не уйду отсюда такая же одинокая и отчаявшаяся, какой пришла! Уж лучше я стану прислужницей Амфитриты, так и знай! Здесь никого нет и некому будет остановить меня. И вот тогда ты лишишься своей самой преданной и самой прилежной почитательницы и жертвовальницы! Никто из смертных не будет так же предан тебе, как я! Никто не будет так часто воздавать тебе почести и так часто посещать твой храм! – последние слова она, забывшись, уже выкрикивала вслух, обращая взоры куда-то ввысь и грозно размахивая руками в том же направлении.
- Не грози богам, Пантия, как бы не пришлось после раскаяться, - заметил, приблизившись к мятущемуся в прибрежной тьме одинокому женскому силуэту, Галл.
- О великая Венера, ты все-таки пришел! – радостно воскликнула девушка, веря и не веря, что действительно видит его.
- Я тебе не попиратель клятв, - недовольно проворчал Галл.
- Да, я знаю, о мой возлюбленный Валерий, ты лучше всех, - она хотела обнять его, но он холодно отстранился, чтобы снять плащ и амуницию.
- Слушай, красавица, а где твоя чудесная корзиночка, - сказал он при этом, - она сейчас будет очень кстати. Давай подкрепимся для начала. А вино в ней хотя бы есть?
- Забыла… - с досадой проговорила Пантия, проклиная свою неуместную рассеянность. – Она осталась там.
- Да? Надо ж какая жалость. - «Что я здесь делаю, на свидании с её рабыней, такое и во сне не приснится!» - подумал он в великой досаде на себя и уловившую его девушку.
«Валерий со мной, так и должно быть, благодарю тебя, великая богиня» - мысленно ликовала Пантия, скидывая с себя покрывало, торжествуя победу и с девичьим трепетом предвкушая исполнение своих надежд.
- Ладно, что ты там рассказывала про эти твои огненные реки, у тебя неплохо получалось, моя сладкоголосая сирена, - смирившись с поражением нехотя произнес юноша.
Его равнодушный, насмешливый и высокомерный тон разозлил её, заставив в одно мгновение скинуть с себя и платье. Затем она решительно приблизилась, тесно обняла его, прижившись обнаженным телом, обвив тонкими, легкими руками, пленяя разум дурманящим терпким ароматом.
- Ну как тебе нравится мое красноречие? – прерывисто прошептала она, горячо целуя его.
- Вполне, - одобрительно бросил он, не оставаясь безответным на призыв её тела.
На утро, едва над океаном забрезжили солнечные лучи, Валерий проснулся, сел, огляделся и, не сказав ни слова рабыни, быстро начал одеваться.
- Послушай, мне надо спросить тебя… Только одно слово! – воскликнула Пантия, наблюдая за его стремительными сборами.
- Говори, - нетерпеливо отозвался Галл.
- Это правда, что ты женишься на Лидии?
- Нет, - бросил он ей вместо прощания.
- Конечно нет, - довольно усмехнулась она, глядя на отдаляющийся в утренних сумерках силуэт, - только попробуй жениться на другой, возлюбленный мой Валерий.
Вернувшись домой, - а в это время суток уже ничего другого и не оставалось, так как даже кабатчик уже, выпроводив последнюю веселую компанию и подсчитывая прибыль, закрывал свое заведение, - Галл завалился спать. Однако, не прошло и полдня, как Валерия разбудил громкий и настойчивый стук в двери. На пороге стоял посыльный, который вручил юноше предписание явиться в управу префектуры, что тот и вынужден был немедленно исполнить.
Начальником здесь теперь оказался, в противоположность предыдущему куратору, хмурый, неулыбчивый, желчного вида, потрепанный жизнью человек средних лет.
- Валерий Галл, ты отстраняешься
