посылают в командировки, в провинцию, принимать экзамены. Иногда, если ей нравится место, куда ее направили, она пользуется случаем и остается там на выходные. В тот раз ее послали на Тенерифе, и она решила улететь в пятницу и остаться там на неделю, до воскресенья. Совпало так, что Алехандро почему-то тоже был в отлучке, я уже забыл, почему. Честно говоря, я даже не помню, где он работает.
- Не верю, что не помнишь.
- Видишь ли, память – мое слабое место.
- У него мебельные магазины.
- Да, верно, магазины.
- Скажи я тебе, что он концессионер одной из автомобильных компаний, ты тоже сказал бы “да, верно”.
- Нет, не сказал бы.
- Иногда ты говоришь так странно, будто никогда не был там и ничего не знал.
- Твоя сестра думала точно так же, что я живу как улитка в своей темной раковине, вижу только большое и не замечаю мелочей. Вероятней всего, я забыл об этом, потому что мне не нравилось, что Клара была замужем за владельцем магазина. Скорее, я представлял ее женой архитектора, адвоката или университетского профессора.
- Тем больше причин, чтобы запомнить.
- Это ты так считаешь. Короче, Алехандро должен был уехать почти одновременно с моей женой, разница была всего лишь в день. Клара предложила мне взять отпуск и провести вместе эти дни. Мы подумывали о том, чтобы поехать на пляж, у ее подруги там квартира…
- Полагаю, что к Пилар, в Бланес.
- В Бланес? Сейчас, когда ты сказала “Бланес”, думаю именно туда мы и собирались. Видишь, с твоей помощью я начинаю что-то вспоминать. Ну да, конечно, мы хотели поехать в Коста-Брава, но не могли. И в самом деле, не мог же я вернуться домой загорелым после того, как жена несколько дней названивала мне по телефону и оставляла сообщения, а я на них не отвечал… Видишь ли, когда жена уезжала в командировку, она звонила мне каждый вечер, но не для того, чтобы убедиться, что я дома, а чтобы стать ко мне ближе. Мы как ни в чем не бывало болтали по телефону, будто нас не разделяли сотни километров. Честно говоря, я все еще не могу поверить, что жена бросила меня. Я не думал, что она сможет жить одна.
- Вероятней всего, и не живет.
- В смысле?
- Скорее всего, она живет с другим мужчиной.
- Да нет, вряд ли. Во время нашего прошлого разговора, я не сказал тебе о расставании с женой, но на самом деле она бросила меня потому, что узнала о моем романе с твоей сестрой.
- Или умело использовала ваш роман для того, чтобы сделать то, что хотела, но не решалась.
- Ты не знала мою жену.
- Ты, видимо, тоже. Скорее всего, из командировки она звонила тебе, чтобы удостовериться, что ты дома, или для того, чтобы ты не позвонил ей в самый неподходящий момент. А может, просто для того, чтобы избавиться от угрызений совести. Мы не всегда понимаем людей и расцениваем их поступки, как нам удобно…
Хоть это и кажется смешным, но меня задели слова Карины. Смешно, что я вообще задумался об этом. Но больше всего меня задело не то, что Карина допускала измену жены и сказала мне об этом, а ее вызывающий тон, словно она мстила мне за какую-то обиду, разжигая во мне подозрения. Что известно ей о моем браке, о жене, о наших с ней отношениях и о том, изменяла она или нет? Она и обо мне ничего не знает. Теперь Карина сидела на диване не с понурым, а с вызывающим видом, который я терпеть не мог: спина прямая, зубы стиснуты, глаза смотрят на меня прямо в упор. Мне стало не по себе: я чувствовал себя нерадивым студентишкой на экзамене, который вот-вот засыплется. Да кем она себя возомнила, черт возьми? Она у меня дома, на моей террасе; я рассказываю ей о сестре то, что она хотела узнать; помогаю разобраться, какими были на самом деле их отношения с Кларой, а она забыла обо всем, чтобы рассориться со мной, как рассорилась со всеми, и ждет, когда я начну словесную перепалку.
- Знаешь, мне все равно. Я не стану спорить с тобой, тем более что теперь это уже неважно. Я хотел поговорить с тобой о твоей сестре. Мне продолжать? – Карина не шелохнулась, только шумно дышала, но вот она перестала сопеть и воинственно вскинула голову, готовая к сражению. – Короче говоря, я предложил Кларе пожить эту неделю у меня дома. Я рассказал ей о террасе и о дурманящих ночах под звездами на надувных матрасах – точь-в-точь как в отпуске – пообещал, что сам буду для нее готовить, что днем буду натягивать над ней тент и подавать пиво и дайкири, словно она лежит на краю бассейна, и, знаешь, убедить ее оказалось гораздо легче, чем я думал.
Помню, Клара вошла в квартиру так, словно боялась, что ей устроили ловушку. Ей-богу, иногда она была странной, непредсказуемой, ее нельзя было понять. Порой твоя сестра была такой дерзкой и безбашенной, что от нее захватывало дух, и в эту минуту тебе казалось, что если ты уступишь ей, она увлечет тебя за собой в нескончаемое падение. А потом ее решительность внезапно сменялась робкой застенчивостью, и ты улыбался, чувствуя себя суперменом, ведущим ее за руку в неизведанные места. Ты меня понимаешь, правда?
Карина кивнула и откинулась на спинку пластикового дивана. Я не знал точно, слушает ли она меня или думает о чем-то другом, глядя на ставшее темно-синим небо. Стрижи уже разлетелись, и небо было безоблачным и безмятежным; лишь изредка дул, не нагоняя туч, слабый ветерок.
- Клара села на диван внизу, как обычно широко расставив ступни и сдвинув колени. Она оперлась локтями на колени и положила подбородок на руки. Я немного волновался, боясь, что Кларе здесь не понравится, и мы упустим наш отпуск, беззаботную, веселую и озорную неделю, когда мы вдвоем, в нашем маленьком спокойном мирке, без тревог и дурных предчувствий. “Хочешь посмотреть террасу?” – поинтересовался я. Клара, не поднимая головы, быстро стрельнула глазами в сторону металлической лестницы, по которой ты недавно поднималась. “Не хочешь? Но там и вправду очень хорошо”. Тогда она вскочила, шагнула ко мне и толкнула в грудь один раз и другой. Я не понял, шутливыми были ее тычки или всерьез; подначивала она меня или нападала, стараясь выплеснуть гнев. Клара продолжала толкать меня, вынуждая шаг за шагом пятиться назад. Мы оказались сначала в коридоре, потом в спальне, и там она повалила меня на кровать и сама упала сверху.
- Я не желаю слушать о вашем сексе.
- Я и не собирался рассказывать о нем, я уже все сказал. Клара снова вернулась к своей роли, как бы это сказать, темной и светлой одновременно, опять став беззаботной и радостно-ненасытной. Я понятно выражаюсь? Иначе говоря, в Кларе есть какая-то агрессия, воинственность, если не сказать, злость, но все это выливается в жизнерадостность и жизнелюбие, которые делают ее светлее. Надо же, я становлюсь поэтом.
- Это лучше, чем становиться пошляком, поэзия лучше непристойностей.
- Я же сказал, что не собирался... Слушай, я не понимаю, какого хрена рассказываю тебе все это? Ты же сама меня спросила.
- Ладно.
- Что ладно?
- Ладно, проехали, сделай милость, продолжай.
- Хорошо, буду говорить коротенько, без подробностей, как просила. Все было замечательно, мы отлично проводили время. Ты видела фотографии. Я наслаждался жизнью с твоей сестрой. Мы вместе завтракали, вместе чистили зубы, рука об руку загорали на солнце. Вместе готовили...
- Сестра не умела готовить.
- Зато я умел.
- Ей не нравилась готовка.
- А со мной нравилась. Что-то еще?
- Извини.
- Мы вместе принимали душ, а когда неделя нашей любви подошла к концу, фотографии стали тому свидетелями. Мы доказали, что могли любить друг друга. Это те самые, известные тебе, фото. Я как последний дурак сохранил их в телефоне, а где-то через месяц их обнаружила жена. Черт его знает, почему я не удалил их, отослав копии твоей сестре, почему решил отложить на потом? Помню, я еще подумал, что это рискованно.
Но это случилось уже после. Наша чудесная неделя подошла к концу, наступила суббота. Мне нужно было прибраться в квартире, выбросить кучу накопившихся бутылок, выстирать простыни, осмотреть шкафы и избавиться от всевозможных следов: волос, упавших на пол шпилек и прочее. Мы с Кларой попрощались здесь, она не хотела, чтобы я провожал ее до такси.
- Нет, лучше проститься здесь и сразу, – твердо сказала она, и добавила: – Не рассказывай никому, прошу тебя.
- О чем? Что я был с тобой?
- Нет, о том, что я была у тебя дома. Я не должна была этого делать, как и многое другое.
- А кому я об этом расскажу? Неужели ты думаешь, что я стану хвастаться своими победами на работе?
- Я прошу, чтобы ты не рассказывал об этом никому и никогда, ни теперь, ни после. Молчи о том, что я была настолько подлой, что заявилась в этот дом.
- А не все ли равно, где встречаться?
- Конечно, нет, глупый. Я умираю от стыда, стоит только подумать, что об этом узнает сестра.
- Да я даже не знаю, как выглядит твоя сестра. У тебя, случайно, нет ее фото?
- Нет, да и какая, в сущности, разница? Если когда-нибудь, через месяц или через год, вы с сестрой познакомитесь, я сама расскажу ей.
- А сестре-то что за дело, хоть бы и в моей квартире, и в моей постели?
- В постели твоей жены.
- И в моей тоже.
- Нет, в постели твоей жены. И я прошу тебя – ничего не говори моей сестре.
- С тем же успехом ты могла бы просить меня не рассказывать об этом Бараку Абаме или Дженифер Лопес.
- Ты действительно хочешь испортить наше прощание? – в эту минуту твоя сестра выглядела грустной, словно случилось нечто непоправимое, что, возможно, станет преследовать ее всю жизнь, словно мы упустили случай примириться с самими собой. Мне тоже было грустно, потому что предстояло сказать Кларе, что я не хочу уходить с ней. Я знал, что не смогу уйти, и понимал, что не смогу жить с Кларой, любить ее, возможно, ссориться с ней или, наоборот, не связываться, зная темные стороны ее натуры. Я знал, что мне нигде не найти себе места, я вечно буду маяться, спрашивая себя: каково мне, счастлив ли я?
- И ты ей пообещал?
- Что?
- Что ничего мне не расскажешь.
- Не помню, кажется, нет, или брякнул что-то неопределенное. Тогда ее просьба показалась мне дурачеством, и я вспомнил о ней, только познакомившись с тобой, и понял, что должен хранить ее секрет. Где ты нашла фотографии?
- Какая разница, где.
Карина встала с дивана и зябко обняла себя за плечи. Я живо вообразил, как ее мозг силится переварить новости, сложить воедино детали головоломки, поменять ее представления о сестре.
- А во-он то строение... это телефонная станция, да? – спросила она, указывая на север, и я кивнул, подумав, что она права. – А вот это – Навасеррада... Ничего не понимаю. [прим: Пуэрто-де-Навасеррада – горно-лыжный курорт в 60 км на северо-западе от Мадрида]
- Чего тут непонятного? Конечно, Навасеррада.
- Я тебе не верю. Не понимаю, с какой стати сестре понадобилось скрывать от меня эту ерунду, если она рассказала мне, что не просто встречается с тобой, а что у нее роман с женатым мужчиной? Я не ругала и ничуть не осуждала ее. Она была уже не девчонкой, которую я хотела защитить от жизни наркоманки, а женщиной со своими твердыми убеждениями, что хорошо и что плохо. Клара знала, что мои дела не так гладки, и что я, казалось бы, держащая все под контролем, этот самый контроль потеряла.
- Ага!
- Самуэль, твоего “ага” не достаточно. Скажи мне что-нибудь.
- Я не знаю, что сказать. Я слушаю тебя, мотаю на ус, но не знаю, что посоветовать.
- Я не прошу у
| Помогли сайту Реклама Праздники |