Сотворение любви - Глава 17

Я пошел поужинать с Хавьером. Недавно его уволили с работы, и ему требовалось если не утешение, то хотя бы компания. Домой я пришел около десяти. Я живу на улице города-призрака. Китайцы уже разошлись по домам, опустив металлические жалюзи и навесив на них замки. Интересно, кстати, где они живут? Но явно не в этом квартале. Никогда не видел, чтобы они входили в подъезд или что-то покупали. Китайцев можно увидеть только возле их лавчонок или в самих лавчонках. Они курят, ожидая чего-то, или перетаскивают огромные тюки с одеждой, обернутые бежевой бумагой. В сумерках на улицах не встретишь никого: ни китайцев, ни цыган, ни русских, ни поляков. Даже индейцы не слоняются по магазинчикам с огромными сумищами, в которые складывают покупки. По вечерам на моей улице тихо и пустынно, все движение замирает. Выйдя в это время из дома, ты словно погружаешься в другое измерение, нежданно-негаданно обнаружив вход в черно-белую фотографию, по которой идешь, зная, что нет никого, кроме тебя, и слыша лишь свои шаги.

Однако, открыв дверь подъезда, я заметил, что уже не одинок. На мраморных ступеньках лестницы, придающей дому обманчиво-величественный вид вкупе с лепниной на потолке и зеркалами и канделябрами на стенах, сидел Самуэль и крепко сжимал голову руками. Его волосы, раньше собранные в хвост, превратились теперь в нечесанную, спутанную гриву, закрывавшую лицо. На нем была та же самая, что и тем вечером, камуфляжная форменная рубашка военно-воздушных сил и замызганные джинсы. Одежда и сальные патлы делали его похожим на пожилого рокера с не совсем пригодным для обычных людей прошлым, зато отлично подходящим для разгульных буянов, тусовщиков и наркоманов.

- Привет, – я остановился рядом с ним.

- Кто ты такой? – Самуэль схватился рукой за перила, вроде бы собираясь подняться, но даже не попытался встать. – Я тебя не знаю, и плевать я на это хотел. Иди в задницу! Я хочу сидеть на лестнице, понял?

- Ну и сиди на здоровье, – я открыл стеклянную дверь, отделяющую наши квартиры от лестницы, но, прежде чем она закрылась, снова услышал за спиной его голос:

- Эй, ты, как там тебя зовут, ты не мог бы подать мне руку? Я расселся тут, как жирная куча, – промычал он. Нарисованный Самуэлем портрет абсолютно не вязался с потрепанным, исхудавшим пьянчужкой, тщетно силившимся сейчас подняться. Его попытки были безуспешны, пока я не схватил его под мышки и не помог встать на ноги, присовокупив свои усилия к его. Он стоял и таращился в сторону улицы, напоминая марионетку, полностью зависимую от туго натянутых нитей в руках кукловода.

- Ты уходишь или, наоборот, пришел домой?

- Все меня бросили. Не знаю, какого хрена я сделал, но все меня бросили.

- Ну, так что, ты уходишь или вернулся? Если хочешь, я тебе помогу.

Самуэль с большим трудом повернулся ко мне лицом. Он был явно не в себе, где-то далеко, и выглядел неважно: лицевые мышцы были дряблыми, словно он уже не мог управлять ими, а отвисшая нижняя губа делала его похожим, скорее, на слабоумного, чем на упившегося вдрызг человека. В уголках рта виднелись следы подсохшей слюны или блевотины. Немного помедлив, Самуэль кивнул. Видимо, в голове у него вертелся какой-то ответ, но он не мог его выговорить.

- Я же сказал, что мы незнакомы, – пробормотал он.

- Тебя зовут Самуэль.

- Верно.

- И ты живешь в квартире 4Д.

- Ладно, потом поговоришь.

Я повернул его к лестнице и помог подняться по ступенькам, а затем поддерживал до прихода лифта. В кабине Самуэль прислонился затылком к стенке и закрыл глаза. Пока мы поднимались, он почти при каждом вдохе сглатывал слюну, и я озадаченно гадал, не грохнется ли он на пол. Немного поразмыслив, я решил, что если Самуэль упадет, я не стану его поднимать, а отправлю лифт обратно вниз. Пусть он так и валяется там, скорчившись на полу, и его обнаружит кто-нибудь из соседей. Тем не менее, когда лифт неожиданно остановился на четвертом этаже, Самуэль все еще держался на ногах, хоть и на полусогнутых. Он наощупь выбрался из лифта. Я вышел следом и наблюдал, как Самуэль, слегка согнувшись, стоит перед своей дверью и роется в карманах.

- Шлюха драная, – злобно выругался он.

- Ключи не можешь найти?

- Жена, твою мать, так и врезал бы ей пару горячих.

- Позвони в дверь, так будет лучше.

- Да пошел ты на хрен.

- Или дай мне ключи.

- Я теперь один; у меня никого не осталось: ни одной, ни другой.

Только тут меня осенило, что имел в виду Самуэль. Я подошел к нему, вытащил его руки из карманов и сам залез туда, чтобы найти ключи.

- Педрила, – пробормотал он и пьяно расхохотался.

Я открыл дверь, первым вошел в квартиру, включил свет и махнул Самуэлю рукой, чтобы он шел за мной. Тот понуро поплелся следом, низко опустив голову.

- Закрой дверь, – велел я.

Не обращая на меня внимания, сосед, пошатываясь, шел вперед, но теперь его походка все же обрела некую уверенность. Самуэль добрался до дивана и осторожно присел на него, словно опасаясь, не развалится ли он под ним, как ветхий стул. Я закрыл входную дверь и пошел на кухню. Найдя там початую бутылку вина, я вернулся в комнату вместе с ней и двумя бокалами.

- А как же твоя жена?

- Сука конченая.

Я пошел вглубь коридора, по пути заглянув в обе комнаты: в квартире Самуэля две спальни, так же как в моей. В одной из них царил образцовый порядок. Двуспальная кровать была аккуратно застелена, уголок простыни отвернут назад, как это принято в некоторых гостиницах. В изголовье висели четыре фотографии, сделанные на каком-то североафриканском рынке: глиняные миски со специями непонятного красновато-желтого цвета. Кальян, стоявший на комоде, навел меня на мысль, что он и фотографии являлись частичкой воспоминаний о поездке в Турцию или еще какую-то восточную страну. Однако я не заметил ни одной фотографии самого Самуэля или его жены.

В другой спальне все было перевернуто вверх дном, будто какой-то вор искал здесь драгоценности или деньги. Десятки самых разных вещей были разбросаны по полу: какие-то бумажки, одежда, компакт-диски, видеокассеты, смятые сигаретные пачки, рваная обувь, календарь с фотографиями животных, провода, шариковые ручки, книги. Постель была неубрана, а скомканные простыни бесформенной грудой валялись в углу. В комнате воняло затхлостью, падалью и пóтом.

Открывая дверь ванной, я знал, что я найду здесь точную копию моей собственной. Здешний беспорядок ограничивался несколькими полотенцами, сваленными кучей в раковине и парой серых трусов на полу.

Я повернулся и заметил стоящего за моей спиной Самуэля. Он так же, как и я оглядывал свои опустошенные владения. Так король после битвы окидывает взором тела своих убитых на поле брани вассалов.

- Даже та баба, что убиралась, ушла. Ума не приложу, что во мне такого.

- Прими душ, это помогает.

- Давай, я приглашаю тебя на стаканчик. Чувствуй себя, как дома. – Самуэль довольно осклабился, процеживая воздух сквозь стиснутые зубы, и положил руку мне на плечо.

Мне было трудно представить, что Клара любила эту дряхлую развалину, это потасканное, истрепанное чучело, которое сейчас, громко хлюпая, лакало вино и клевало носом. Самуэль был недостоин Клары, даже если был трезв и любил ее. Кларе было мало этого; ее изменившееся тело вчерашнего, слишком быстро выросшего, подростка было достойно большего, и Самуэль с его признаками увядания – залысинами, прикрытыми длинными волосами, слоящимися ногтями, обрюзгшим телом не в меру пьющего человека – совершенно не подходил ей. Я поднялся и схватил его за отвороты нелепой армейской рубашки.

- Ты был недостоин ее, подонок, ты не заслуживал ее.

Самуэль очнулся от своей тревожной дремоты. Скорее всего, он даже не вспомнил, кто это рядом с ним, и принял меня за вора, но постепенно в его испуганные глаза вернулось спокойствие.

- Тоже мне открытие, – Самуэль прищурился, – я, видите ли, был недостоин ее. Да нет ни одного, кто был бы достоин Клары, никто не заслуживал ее. У тебя сигареты не найдется?

Самуэль сразу понял, что я говорил о Кларе, а не о сбежавшей жене или уборщице.

- Ты заставлял ее сильно страдать.

- Не переживай, она меня тоже. Вначале… слушай, у тебя в самом деле нет сигаретки? Я пошел бы за Кларой на край света, и сказал ей об этом, но ей было жалко мужа, этого кретина, похожего на фарфорового пупса. Короче, она дала мне от ворот поворот, а когда захотела, чтобы мы ушли и стали…

- Она просила тебя?

- Само собой, просила. Из-за меня она собиралась уйти из дома, представляешь? Вот так-то, приятель, уйти из дома из-за меня, – повторил он с вызовом и стукнул себя в грудь кулаком, – а я вел себя, как дурак, как последний идиот…

- Почему?

- Почему? Да потому, что жена догадалась обо всем, и я чувствовал себя ужасно. В смысле, я не отказал Кларе наотрез, а попросил ее подождать, потому что не знал, что мне делать и хотел разобраться в себе.

- Верно – дурак, да еще какой!

- Да откуда мне было знать, что Клара меня бросит? Я об этом даже не думал. Вот уже две недели от нее ни слуху ни духу. О, смотри-ка, неужели сигареты, – удивленно воскликнул Самуэль, ощупав карман рубашки. – Будешь?

Мы закурили. Я взглядом поискал пепельницу, но Самуэлю было до лампочки, и он стряхивал пепел прямо на стол. Мне и подавно было беразлично, и я стряхнул пепел на ковер.

- Клара перестала тебе звонить.

- Это все козни ее недоделанной сестрицы.

- Ты ее знаешь?

- Нет, но Клара сказала, что сестра посоветовала ей бросить меня – дескать, нечего жалеть мужика, который не может принять решение. Блин, как будто принять решение так легко.

- А теперь еще и жена ушла. Да уж, ты законченный мудак.

- Эх, кабы знать! Заметь, если бы я послушался Клару, то теперь она была бы здесь, со мной вместо... или мы были бы вдвоем где-то еще... а может, и не были бы, как и сейчас... знаешь, после того, как я отказался уйти с ней, мы еще встречались, но однажды она подумала, что я не стоил... Послушай, как тебя зовут? И что ты здесь делаешь? По-моему, я тебя не звал.

- Расскажи мне о Кларе.

- О Кларе? Ты тоже знал ее?

- Кажется, я как-то видел вас вместе. Она зашла к тебе домой. Веснушчатая девушка гораздо моложе тебя, с короткими волосами. Это она?

- Да, дружище, приводить ее сюда было опрометчиво. Потому она сюда и не приходила, чтобы жена не узнала. Ты и вправду хочешь, чтобы я рассказал тебе о ней?

- Не заставляй себя упрашивать, ты и сам этого хочешь.

Я налил нам еще по бокалу вина. Самуэль даже не прикоснулся к бокалу. Теперь он казался собранным, словно пытался вернуть былые, ускользающие от него воспоминания или же старался сформулировать не совсем понятную ему мысль. Самуэль нахмурился и даже бросил курить, хотя сигарета еще дымилась. Он несколько раз провел ладонями по волосам, пока не остался доволен результатом. Его пальцы напоминали грабли, скребущие по земле и захватывающие траву. Впервые Самуэль посмотрел на меня более или менее осмысленно. Его помятое доселе лицо немного разгладилось, и глаза перестали закрываться сами собой, даже если он и не проснулся полностью. Я испугался, что сейчас он задумается над тем, что это за незнакомец заставляет его рассказывать о своей жизни, и что, собственно, этот самый незнакомец делает в его квартире на рассвете?

- Ладно, – выдавил он, – я расскажу тебе о ней.



Клара