окончательно рушится, "за небесами слоится тьма", есть ложный свет Петра, а "солнца нет". Центром этого апокалипсиса становится врач Пётр, "бури полн", излучающий фальшивый пугающий свет в лукоморье-немирье, где теперь даже птицы мерцают. И это его крест, и на берегу этого стонущего умирающего моря он падает, раскинув крестом руки и начертав слово"змеи,"– зло, погибель, предостережение, которому едва ли суждено дожить до адресатов, потому что волны надвигающейся бури, скорее всего, смоют след его последних усилий.
Сюжет поэмы – метафора битвы добра с растревоженным злом и победы зла.
О каком же зле, олицетворённом змеями, говорит в поэме автор?
Добро может быть абстрактным, это – гуманизм, любовь, свет, тепло, Бог…
Зло же всегда конкретно.
Для ответа на этот вопрос стоит вернуться в его время, в эпоху соцреализма.
Оговорюсь, что версия, которую здесь излагаю, преодолев великие сомнения, носит довольно деликатный характер, но настолько любопытна с точки зрения текстологии, что не вправе остаться в неизвестности.
Давайте вспомним некоторые моменты жизни и внутренней политики СССР, страны, в которой жил и творил поэт.
Вспомним кампанию против космополитизма, «дело врачей», возможно, явившееся одной из причин скорой смерти Сталина, после которой «дело» было закрыто, а врачи реабилитированы, антисемитские гонения и тому подобные моменты, нагнетавшие внутреннюю межнациональную напряжённость в стране.
Действия вызывали активное противодействие – и отношения между национальными группами, пусть и не выражавшиеся вслух, бывали достаточно острыми, будили в людях тайную неприязнь – вплоть до скрытого антогонизма, обсуждавшегося в курилках и на кухнях.
Процитирую фрагмент из «Готики» Кирилла Анкудинова:
«Кузнецов довольно остро реагировал на поэзию Иосифа Бродского:
"Перина в постели смотрителя "набита пухом перелётных птиц"; в припадке безумия смотритель станет развеивать этот пух по всему острову. Дети примут летящий по воздуху пух за снег и с радостью начнут ловить его – вся эта сцена похожа на пародию концовки написанного двумя годами раньше стихотворения Иосифа Бродского "Осенний крик ястреба". Отметим, что переосмысленные и жестоко спародированные цитаты из творчества И.Бродского возникают в поэзии Юрия Кузнецова уже в раннем периоде его литературной деятельности."»
Идёт ли здесь речь – только о Бродском, или же критик отправляется в недосказанном – от частного случая.
Возможно, это его тончайший намёк на конкретику, лежащую в основе метафоры Кузнецова в поэме.
Собственно, вот о чём речь:
Из рассказов Льва Котюкова, который вместе с Юрием Кузнецовым проживал во время учёбы в Литинституте – в одной комнате общежития, Кузнецов якобы говорил Котюкову о том, что поэма "Змеи на маяке" – это притча о русских среди евреев.
Лев Константинович рассказал мне об этом в доверительной беседе.
Насколько правдиво повествование, судить сложно. Котюков – человек непростой. Но и отрицать его версию трудно, если учесть, что в последние годы социализма – на свет выходили и «Протоколы сионских мудрецов», происхождение которых туманно, и инструкции, как вести себя в коллективе рядом с успешными русскими.
Действия властей, ограничивавших возможности еврейского населения в СССР, приводили к стремлению ущемлённых – выехать из страны, в Израиль, в Германию, в США и другие западные страны –
и к активному противодействию внутри страны.
Увы, было дело.
Как вариант трактовки сюжета версия может иметь право на существование.
Но привёл я её – ни в коем случае не претендуя на её уникальность и достоверность. Повторюсь, этого требовала текстология.
Комментарии к статье К.Анкудинова "Готика Юрия Кузнецова"
1. Притча по жанру – верно.
2. Черт готической новеллы не вижу:
1).сюжет слишком однолинеен;
2). нет сложных перипетий сюжета, характерных для готической новеллы
3). фантастический реализм, атмосфера страха, ожидания , предзнаименования есть, но для меня это слишком мало, чтоб даже просто говорить о готике. так к готике можно притянуть всё – от Пушкина до Шекспира;
4). нет никакой скрываемой тайны, которая раскрывается в конце, есть логическая последовательность событий, ведущих одно за собой другое;
5). недостаточно мистического готического антуража – нет замков, злодеев, подземелий, скелетов и призраков;
6). действие происходит не в реальном мире в прошлом, а в сказочном мире – вне реального времени;
7). как указывает сам автор статьи, "нет иронии, направленной на жанр", а должна бы быть, должна быть некая условность происходящего и автор над. Здесь виден фантастический реализм.
3. Соглашусь насчёт двух реальностей, мысли о "золотом веке", о чертах романтизма;
4. Насчёт симеотики образа змеи – примерно в том же русле и у меня этот образ рассмотрен. Я просто его таким количеством значений, иногда противоположных, перегружать не вижу смысла. Выбрал логичный для данного текста, причём прямо названный автором «злом». В этой связи вспомним его посвящение Вадиму Кожинову: «…Стряхни змею! Займёмся русским делом...».
5. Насчёт приезда горожанина в сельскую местность – я этого не вижу. Вижу приезд героя из реальности в местность сказочную.
6. С Петром Первым, на мой взгляд, круглолицый врач Пётр, умеющий есть и одеваться и ищущий средство от моровой язвы, чтобы исцелить человечество, коннотирует слишком слабо. Куда ближе – пойти от его имени, от круглости , которая тут вовсе не обязательна и, значит, авторски – не случайна. В сравнении с царём Петром – этот Пётр слишком пассивен, это типичный герой-наблюдатель, ботаник в прямом и переносном смыслах. Его роковое действие случайно, непреднамеренно, что для царя Петра – не свойственно. Титаном он совсем не выглядит, особенно рядом со стариком. К тому же Пётр Первый – царь-победитель.
7. "Демиурга-неудачника" я вижу не в Петре, а в старике. Ведь это на нём держался весь мир. Пётр вовсе на этот мир повлиять не желал – он просто случаен в нём, его случайное, бессознательное действие становится роковым. Цель у него другая.
8. Врач – представитель цивилизации, да, эта коннотация тут есть, латающий реальность – об этом прямо говорит Кузнецов. С негативностью этого воздействия тоже соглашусь.
9. Не вижу в образе старика образ "вернувшегося" из готической новеллы. Старик тут ниоткуда не возвращается. Он как раз находится в своём мире, в который вторгается Пётр. Насчёт "священного безумия" – мысль интересная. Орфея в старике не вижу.
10.Насчёт оппозиции " тьма-свет" – конечно, это так, это лежит на поверхности. Мысль про Диогена интересна.
11.Образ детей, ловящих пух ястреба – снег в стихотворении Бродского, наверное, действительно отношение к образу Кузнецова имеет .Сказать, что пародирует, не могу. Ястреб Бродского и орёл Кузнецова, похоже, просто с одного "птичника".
12. Насчёт кульминации текста – соглашусь.
13. "врачи – прислужники тьмы" – не уверен. Я здесь вижу, что в иномирье, в пространстве мифа, – меняются как бы полюса по отношению к миру естественному – и суть врача меняет своё значение на инверсное.
14. экологический мотив, мотив природной катастрофы – да, очевиден.
15. Не вижу, почему вестник должен быть непременно светлым? Это из текста никак не вытекает. Здесь он ближе к кудеснику из «Песни о Вещем Олеге» всё того же Пушкина.
16. обряда инициации я тут тоже не вижу – поскольку гибнет не только мир, но и всё лукоморье вместе со своим создателем.
17. Не вижу, что Пётр нашёл истину – он нашёл смерть. Не вижу просветления его сознания – вижу его кару. Не вижу, что именно змеи даровали ему светоносность. Он просто на какой-то момент замещает старика-маяка в этой картине мира, латая мир, восстанавливая на короткий промежуток времени прежнее равновесие, которое тут же нарушается змеями, заполняющими пространство между небом и землёй – и вот уже и за небом тьма. Ничто поглощает это пространство.
18. Змеи тут эквивалент смерти, не вижу их положительного начала. Просто это часть шаткого равновесия сказочного мира, которое нарушил Пётр.
А в целом работа интересна.