ДЕКАДА ЭПИЛОГ

ДЕКАДА. ЭПИЛОГ
     Итак, любезный мой читатель! Мы приблизились к завершению нашего правдивого отчета о легендарных Днях Декады и легендарных деяниях Конца Феноменальной Эпохи. Да! Теперь вы знаете практически все. Но несколько слов, все-таки, думается, еще остается сказать. Конечно, вас в первую очередь интересует, как сложились дальнейшие судьбы наших героев. Ведь именно им мы обязаны тем благополучием и тою Благодатью, коими мы имеем счастье наслаждаться в наше время – в Эпоху Внутреннего Мониторинга, которой синонимом или, если хотите, аналогом может быть назван разве что упомянутый выше Золотой Век.
     Но, увы! О судьбах мы, к сожалению, можем вам поведать лишь с оттенком грусти и печали. Ведь наши герои – простые душой герои! – ведь они … но нет! – слезы застилают глаза! спазмы сдав-ливают горло и неудержимо рвутся рыдания наружу! Ибо кого-то из них уж нет с нами. Они спят вечным сном. А иные – хотя они и с нами, но души их далеко, далеко… И лишь надежды на Жизнь Вечную – не ту, нет, не ту – квази- или псевдо-вечную жизнь, о которой провозглашал Сократ Панасович Фригодный в Седьмый День Эксперимента, а на настоящую, завещанную Господом Вечную Жизнь – так вот, лишь эти благочестивые надежды оставляют нам право полагать, что в Вечности мы, благодарные, воссоединимся с большинством из наших славных, наших горьких!
      Поскольку мы уже упомянули Сократа Панасовича, то и начнем с него. Товарищ-пан Фригодный в Конце Феноменальной Эпохи имел все шансы сделать феноменальную политическую карьеру. Составив (как он изъяснялся) две научно-популярные брошюры – «Краткий курс Внутреннего Мониторинга» и «Внутренний Мониторинг для «чайников» (правда, не без помощи Вольдемара, написавшего девяносто процентов текста, но наотрез отказавшегося от авторства), и раздавая направо и налево интервью о своих подвигах в Зоне Эксперимента, Сократ Панасович приобрел довольно широкую популярность в узких кругах. Такую, что за него вступили в смертельную борьбу Хакамада с Каолицией, так что Сократу оставалось только сделать квалифицированный выбор между этими двумя хищницами. Но не судилось товарищу-пану Фригодному разрешить этой Буридановой задачи!
     Дело в том, что после свержения Гаранта путем импичмента, образовалась заманчивая и аппетитная вакансия на Самом Верху, и у Сократа закружилась его слабенькая головка и, как говорится в народе, поехала крыша. Он возомнил, что это место самим Господом Богом предназначено именно ему – товарищу-пану Фригодному, Сократу Панасовичу и никому иному. В этом заблуждении его активно укреп¬лял никто иной как Зяма Рабиновченко, которому на этот раз тоже изменили и его врожденное чувство меры, и здравый смысл, и обычная для него осторожность и он решил, что пробил и его час и самое время половить рыбки в мутной водичке. «Сократ! – внушал он Фригодному. – Мы, украинцы, всегда в самый решительный исторический момент не умеем сконцентрироваться на самой главной цели и только сопли жуем. Не будь лохом и кончай прыгать с одной Гинекологической Ниши в другую! Сейчас, как я чувствую, у нас так качественно масть ложится, что по дуре можно на Самую Гору влезть. А там – все Гинекологические Ниши наши станут и сами за тебя борьбу устроют. И вже тогда – позиционируй их, сколько и как хочешь! Вот это и есть то, что я называю стратегия и тактика!». И соблазнил-таки, зараза, нашего Сократа Панасовича. И стал пан-товарищ Фригодный кандидатом в Гаранты.
     Ну, не будем излагать здесь все перипетии его предвыборной кампании. Сообщим только ее результат: Сократу Панасовичу, несмотря на все старания – свои и Зямины, – удалось набрать всего лишь ноль целых тринадцать сотых процента голосов избирателей, чего, разумеется, было крайне мало не то, что для избрания, но даже и для объяснений с добрыми состоятельными людьми, ссудившими его день-гами на выборные мероприятия. После этого провала Хакамада и Каолиция, не сговариваясь, прислали Сократу свои издевательские поздравления. А сам Сократ Панасович, не выдержав разочарований и позора, укрылся в родных Хасриловцах и остался там навечно. Занятий у него теперь нет никаких. Поговаривают, правда, что он пишет книгу своих политических мемуаров «Моя жизнь и борьба». Средств для жизни Сократу Панасовичу вполне хватает (откуда эти средства, мы расскажем позже). Да, пикантная новость! В Хасриловцах он встретился с Машей Магдалиной, которая по-прежнему про-должала вести рассеянный образ жизни, и неожиданно для всех женился на ней. Удивительнее всего то, что супругой Маша оказалась отменной и ровно через год подарила Сократу прекрасного мальчишку, которого тот нарек Платоном. Все эти сведения сообщил нам Сергей Сергеевич Вознюк, помните? – это Сократов товарищ по медучилищу – Сирожка Вознюк, ставший впоследствии врачом скорой помощи. Мы встретили его в Блевахе, куда он приезжал к Арону Марковичу Гольдбергу, но об этом чуть позже.
     А что же наш умный Зяма Рабиновченко? А Зяма на самом деле оказался умный: после всех злоключений он, проявив воистину лучшие стороны нашего и своего национального характера, переметнулся от Хакамады к Каолиции и теперь служит главным полит¬тех-нологом-консультантом в КАФЮЛЕ. Там он пользуется большим авторитетом и, говорят, Хакамада только локти кусает, что упустила такого квалифицированного кадра, к тому же знающего ее подно-готную как свои пять пальцев. Но что сделано, то сделано, и прошлого уж не вернуть.
     Петро Кондратович… Да, Петро Кондратович… Он так и остался навсегда в Блевахе, в филиале психолечебницы имени Ющенка подле скорбных главою Александры и Хватанюка. Следует ради справедливости отметить, что Власти высоко оценили заслуги и Буряка, и остальных оставшихся в живых Реципиентов. Они, правда, не были избраны в члены-корреспонденты НАКАЖЕПРО, как это им было обещано в начале Декады           – Начальство, как оказалось, просто не знало, что в члены Академии кандидаты избираются отнюдь не по его, Начальства, велению, а уже действующими членами путем тайного голосования и никак иначе. Оно долго не понимало, как же такое может быть? ведь оно же подписало Указ? ведь оно каждый год из бюджета выделяет Академии такое колоссальное бабло? Но, когда ему подробно разъяснили академическую процедуру избрания, оно, кажется, окончательно разочаровалось в науке – как фундаментальной, так и прикладной. Зато оставшимся в живых Реципиентам были присуждены Державные премии по совсекретной спецтематике, что открывало путь к занятию весьма престижных должностей не только в государственных, но и в частных структурах и давало, в виде персонального пенсиона, определенные, достаточные для безбедной жизни материальные средства. Погибшим же членам сообщества были посмертно присвоены звания Героя Родины, хотя им-то, уж наверняка, было все равно…
       После всех этих событий лауреат-Буряк сначала совершил паломничество в Святогорскую Лавру, где принимал схимнический подвиг его друг, постигший тайны НДС, познавший затем свою Пара-диг¬му, а за нею, наверное, и смысл жизни, и вследствие этого ушедший навсегда от мира. Там Буряк имел долгую беседу со святым человеком, после чего возвратился в родное село и устроил, по его собственному выражению, выдающуюся пьянку – это было его прощание с односельчанами. После этого он исповедался святою исповедью у отца Виталия и окончательно распрощался с родным гнездом. Все село вышло провожать Петра Кондратовича, все плакали – и старые, и малые. Даже зоотехник Олег Гнатович и агроном-Дырченко и те выдавили из себя по мутной, лицемерной слезе. «Куды ж ты, батьку? Та на кого ж ты нас покыдаешь?» – рыдала бывшая бригадир-таракановод Маня и ей вторили все женщины, а близнецы – Виталик и Маня – теребили ее за юбку и канючили: «Та не плачте, мамо! Та ходимте ж до дому, мамо!». Но Петро Кондратович уже принял окончательное решение. Прибыв в Столицу, он обратился к Властям с настоятельной просьбой, чтобы его оставили в Блевахе научным консультантом – наблюдателем-смотрителем за Александрой Валерьяновной и Мар-кияном Рахваиловичем, и Власти (по зрелом размышлении и на высочайшем уровне) согласились, что эту просьбу следует исполнить обязательно-необходимо – исходя из самых разных державных соображений. И теперь посетители лечебницы могут наблюдать в хорошую погоду, как Петро Кондратович катает по парковым дорож-кам в колясках-каталках двух немолодых, тихих и совершенно седых душевнобольных – женщину и мужчину, улыбающихся какими-то удивительно одинаковыми улыбками. Он время от времени вытирает им слюни и убирает из-под них то утку, а то и судно. С ним часто любит бесе¬довать главный врач лечебницы профессор Гольдберг Арон Маркович, переведенный в Блеваху из Хасриловецкого медицинского универси¬тета для укрепления лечебной части. О чем они беседуют – нам неиз¬вестно, только после этих бесед у Арон Марковича всегда имеется весьма одухотворенный вид, глаза его сияют из-под очков, он стремительно шагает по своим владениям и его седые патлы раз¬ве¬ваются на ветру. В таком виде его обычно и застает Сергей Сергеевич Вознюк – врач скорой из первой городской Хасриловецкой больницы, время от времени наезжающий в Блеваху для консультаций к профес¬сору Гольд¬бергу, под руководством которого он уже который год пишет диссертацию про алкашей. А Петро Кондратович возвращается к своим подопечным в колясках, заботливо кутает им ноги больничными одеялами, говорит что-то ласковое, хотя они, разумеется, ничего не понимают и никак не реагируют – только слабо улыбаются своими неразличимыми улыбками.
      Иногда их посещают посетители. Чаще всего это красивая, элегантная и несколько печальная молодая дама в очках в сопровож-дении тоже нестарого высокого, стройного мужчины с атлетической, спортивной фигурой, пронзительным взглядом синих глаз и суровым, никогда не улыбающимся лицом. Это – Светлана с Вольдемаром.
После трагического окончания Декады Вольдемар возвратился в свою родовую одинокую квартиру и решил спиться и умереть от алкого¬лизма где-нибудь под забором – жизнь без Алены потеряла для него всякий смысл и привлекательность. Поэтому, не откладывая данного важного дела в долгий ящик, он стал регулярно напиваться по вечерам в одиночку – без друзей, без девок и без баб. И чем больше он выпивал алкоголя, тем, казалось, становился трезвее, и тем жарче, мучительнее и невыносимее горел в его груди огонь любви к Алене и боль от воспоминания о ее ужасной гибели на его глазах. Но вот, однажды вечером, когда Вольдемар, по обыкновению, открыл бутылку водки и сделал первый глоток из горлышка, внезапно в томительной тишине его огромной запущенной квартиры раздался резкий звонок. Когда Вольдемар открыл дверь, он увидел Светлану, в очках и плаще. В руках у нее не было ничего. Она сняла очки и, когда глаза их встретились, они без слов поняли друг друга, бросились друг другу в объятия и между ними – все равно как в тот бесконечно далекий Пятый День Декады! – произошло «факультативное отправление в форме полового акта». И, когда они кончили, они, точно также как и тогда, увидели на глазах друг у