друга слезы. Они обнялись еще крепче и разрыдались друг у друга на плече. Сквозь рыдания Вольдемар услышал прерывающийся от любви, горя и надежды шепот Светланы: «Любовь не выбирают, любимых не винят, судьбу не повторяют, забытым не звонят…». Но последние их слезы уже не были горькими. И Светлана навсегда осталась у Вольдемара.
Жизнь его с этого момента изменилась неузнаваемо!
Как-то незаметно его квартира – громадное по местным меркам фамильное гнездо из шести комнат в старом, конца позапрошлого века доходном доме – стала приобретать все более ухоженный вид. Светлана сначала отвоевала у хаоса кухню и кабинет. И Вольдемар вдруг обнаружил свой родной письменный стол и на нем свои книги, материалы и записи. Затем на письменном столе откуда-то появился компьютер и Вольдемар погрузился в привычный для себя мир экономического анализа и прогноза. А Светлана в это время вела беспощадную войну с энтропией, господствовавшей в Вольдемаровой квартире, и чувствовалось, что эта борьба доставляет ей наслаждение и, несомненно, завершится ее победой. Неожиданно она обнаружила в квартире целое состояние – картины довольно известных мастеров, севрский и кузнецовский фарфор, гамбсовскую мебель, богемский хрусталь, старинное столовое серебро – все это, накопленное поко-лениями предков Вольдемара, было в беспорядке свалено в огромной кладовой и пылилось безо всякой пользы и смысла. Обладая от природы художественным вкусом, здравым смыслом и фантастической женской интуицией, Светлана, однако, не спешила пристраивать и расставлять по комнатам эти богатства. Она окружила Вольдемара своею любовью, и он, привыкший к эпизодическим, а то и вообще случайным связям, вдруг оказался в завлекающей и зачаровывающей стихии семейной жизни. Чистая постель, белоснежные, пахнущие свежестью простыни и подушки, регулярное питание и нежные ласки Светланы постепенно лечили его душу. Счастье их состояло еще и в том, что они оказались феноменально подходящими друг к другу даже чисто физиологически. И, просыпаясь ночью от желания любви, Вольдемар чувствовал готовность к любви Светланы, что всегда вызывало у него прилив еще большей нежности.
Наверное им, все-таки, помогал Бог, потому что Вольдемару удалось буквально за полгода закончить и издать довольно давно начатую книгу, которая имела название «Феноменология мировых экономических кризисов». Книга, как оказалось, имела отношение не только к экономическим кризисам, но представляла совершенно оригинальную философию экономики и социального устройства вообще. Как раз в это время случился очередной глобальный финан-совый кризис, абсолютно точно предсказанный и в деталях описанный Вольдемаром, и в результате его книга получила оглушительный успех. Она была переведена на все европейские и ряд азиатских язы¬ков, издана Шпрингером, Пергамоном, Эльзевиром и другими мировыми издательствами и стала мировым экономическим бестселлером. Постепенно его имя в науке все чаще стало появляться рядом с именами Адама Смита, Маркса, Леонтьева и Кейнса. И вскоре Вольдемару была предложена должность советника-эксперта одного из крупнейших мировых банков, а НАКАЖЕПРО таки избрала его своим членом-корреспондентом по отделению политической экономии. Но еще перед этими событиями в сверкающей благодаря Светланиным заботам квартире Вольдемара появился серьезный, молчаливый девятилетний мальчик. Это был ее сын Сережа. Мальчик сначала дичился Вольдемара, но тот посвятил его в тайны восточных единоборств, занятия которыми возобновил сразу же после прихода Светланы, и постепенно стал кумиром этого юного существа. На глаза Вольдемара даже навернулись слезы, когда однажды Сережа вбежал на кухню, где Светлана с Вольдемаром пили кофе, с радостным криком: «Папа! Папа! У меня получилось заднее «маваши»*!».
* Маваши-гери – один из самых сложных ударов ногами в каратэ (Сост.)
И еще большее удовольствие получили они все трое, когда однажды, решивши наведаться в Блеваху втроем, они услышали на входе в лечебницу реплику от знакомого охранника: «То це, значить, ваш сынок будэ? Як на батька схожий – вылытый тато!». В это время Светлана была уже беременна вторым – Вольдемаровым – ребенком. Вольдемар провел мужскую беседу с Сережей о том, что у него будет сестричка и что он очень хотел бы надеяться на его, Сергея, помощь, потому что поддержка, в том числе и душевная, потребуется, в первую очередь и особенно в первое время, маме. Роды, на которых с радостного согласия Светланы присутствовал и Вольдемар, прошли благополучно; родилась здоровая девочка, которую – конечно же по инициативе Светланы – назвали Аленушкой. Когда Вольдемар привез родильницу с ребенком домой, он в первый же вечер подарил Светлане роскошное изумрудное колье, объяснив ей, что оно досталось ему еще от прабабушки. С этим колье у них произо¬шел довольно смешной казус. А именно, когда через несколько месяцев после рождения Аленушки Светлана с Вольдемаром решили выбраться в оперу (как раз давали «Набуко» Верди), Светлана, проходя по фойе под руку с Вольдемаром в прекрасном вечернем платье и колье, изумительно гармонировавшем с ее серо-зелеными глазами, неожиданно столкнулась носом к носу со своим бывшим Боссом. Тот радостно улыбнулся и бросился к ней со словами: «И кто это нас видит? Светик! Сколько лет, сколько зим! Ба! Какое у тебя классное би-жу! Это Сваровски?». Светлана, очаровательно улыбнулась, наклони-лась к самому его уху и прошептала: «Да пошел ты на хер!» У того и рожа перекривилась. А Светлана, как ни в чем не бывало, повела свое-го мужа в ложу бенуар, где находились их места. Босс моментально навел справки у знакомых: «А кто этот фраер, который с вот той вон дамой в бенуаре, в колье?» и, получив ответ, сразу же и благоразумно ретировался из оперы, даже не дождавшись Va pensiero.
Несколько раз в Блеваху приезжала и Феня Рюкк-Зак. Но о ней нужно рассказать поподробнее.
Феня таки эмигрировала в Америку, но не просто так, сама по себе. Ее по следам Феноменальной Эпохи отыскал – кто бы вы дума-ли? – отыскал сам Рюккенштруделблад. Оказывается, что он еще в конце восьмидесятых годов уже минувшего века, по выражению Фени, «сквозанул» в Штаты и сделал там колоссальный бизнес. Как говорит Феня, «на торговле воздухом родины». В чем состоит тайна этого бизнеса – нам так и не удалось выяснить, да это и не важно. По большому секрету, Феня, сделав круглые глаза, сообщила нам «шё у него, шоб вы знали, вже не один лимонард* баксов у загашнику!
* Миллиард (одесск.)
Шоб я так жила!». Теперь Феня живет на Манхеттене в собственном колоссальном и бесконечном доме Рюккенштруделблада и говорит знако¬мым, когда они приезжают к ней «на гефилте-фиш, форшмак, кугел и штрудел»: «…как изменился в него характер! Ви знаете, шё это вже совсем другой человек! Он – как не з Одессы: всю дорогу молчит и я его тепер даже боюся!». Чтобы не было скучно, Феня организовала при себе «Общество еврейско-маланской** дружбы», в котором постоянно толкутся Заки и Копытманы со всего мира.
** Маланский – еврейский, от одесского маланец – еврей. (Сост.)
Это она называет «моя общественная нагрузка». Да, кстати: Софочка с Зюней переехали к ней «на пээмжэ» и, пользуясь Рюккенштруделбладовым благосостоянием и Фениным гостеприимством, потихоньку делают детей, так что к первому – от Уполномоченного Изиного Ангела – они приделали уже трех своих самостоятельно и, кажется, не собираются останавливаться на достигнутом. И Феня, при случае, лукаво напевает Софочке и Зюне известную шуточную одесскую еврейскую песенку: «Она рожает двóих! Она рожает трóих!! Она рожает сразу четверох!!!». У самого же Изи судьба сложилась совершенно иная. Переехав сначала к папе-Рюккенштруделбладу, он вдруг заскучал, а потом внезапно исчез. Феня, по ее словам, «как настоящая аидише * , чуть не сдвинулась с головы».
*Еврейская мать (идиш)
Но, благодаря усилиям папы-Рюккенштруделблада, следы его через некоторое время отыскались, и отыскались они вовсе не в Одессе, и даже не в Киеве, и даже вообще не в Украине, и даже не в Израиле, а совсем даже в Москве – на физфаке МГУ, где он с первого курса поразил преподавателей своими потрясающими воображение способностями в теоретических дисциплинах. Академик Гинзбург, нобелевский лауреат и старый дедулька сначала был шокирован тою наглостью, с которой Изя устроил себя к нему в аспиранты, даже не доучившись в университете, но очень быстро понял, что имеет дело с совершенно экстраординарным талантом и теперь они проводят много времени вместе, дискутируют на темы происхождения Вселенной, яростно споря, ругаясь и обзывая друг друга разными неакадемическими словами. И когда, наконец, академик, не выдержав Изиного хамства, выставляет его за дверь, то академикова супруга, Нина Ивановна, застает пожилого ученого тихо улыбающегося счастливой детской улыбкой…
Недавно Феня получила из Москвы бандероль, в которой при вскрытии был обнаружен оттиск научной статьи в журнале Physical Review Letters под названием «Физические идеи о происхождении мировых констант». Авторами ее были обозначены Исаак Рюкк-Зак и Виталий Гинзбург (именно в такой последовательности!). На статье Изиной рукой было написано посвящение: «Любимой маме Фене от любимого сына Изи». Феня тут же подняла геволт на весь Нью-Йорк, шё бедный ребенок!, и шё ему эти, как их, константы!, и шё ребенок вже таки и не покушает вовремя!, и вообще на фиг ему этая наука – токо голову сушить! Но все поняли ее правильно – просто маме нужно было похвастаться на весь Нью-Йорк, какой «идише копф» ее сынуля. Сам же Рюккенштруделблад отреагировал на данную посылку совершенно противоположным образом. Он молча и очень внимательно просмотрел статью, справился, где надо, какой рейтинг имеет в науке журнал Physical Review Letters, кто такой Виталий Гинзбург и, не говоря никому ни слова, анонимно перечислил на счет МГУ миллион долларов.
После этого Феня со своим Рюккенштруделбладом совершили путешествие – и в Москву, к Изе, и в Киев, и в Одессу. Когда Феня увидела, в каких условиях живет Изя в аспирантском общежитии, она чуть не задохнулась от негодования. Хотя, надо признаться, что аспирантское общежитие МГУ вовсе не так уж плохо. Просто Феня теперь сравнивала все жилища с домом на Манхеттене и не сравнивала с квартирой в Одессе. Понятно, что аспирантское общежитие МГУ такого сравнения не выдерживало. Она тут же стала тормошить Рюккенштруделблада, чтобы он купил Изе целое общежитие, а еще лучше – все общежития МГУ, но тот сказал Фене всего несколько коротких слов (мы их не расслышали), после чего она уже к данному вопросу не возвращалась. Изя познакомил родителей со своим научным руководителем академиком Гинзбургом и его супругой Ниной Ивановной (все остались исключительно довольны знакомством – и Гинзбурги и Рюккенштруделблады, а Феня тут же, как она выразилась, «вступила Гинзбургов в Общество еврейско-маланской дружбы»), а также со своей девушкой Любой. Феня сначала попереживала немного за Любу, что «Боже мой, Боже мой! Ведь бедная девочка – гойка!». Но, присмотревшись поближе, прониклась к Любе
