б сразу.
ЛЁЛЬКА. Откуда ты знаешь?
ГЕЛЯ. Саня рассказывал. Там негра нельзя негром назвать, а уж за чёрта, сто пудов, посадили бы.
ЛЁЛЬКА. Интересно, а как же их звать тогда? Мистер Твистер, что ли?
ГЕЛЯ. Никак. По имени.
ЛЁЛЬКА. А если я не знаю имени?
ГЕЛЯ. Ну, так и говоришь – человек.
ЛЁЛЬКА. Чё-то ты городишь – таджика я могу таджиком назвать, а негра, значит, не могу. Бред какой-то... (Хмыкнула.) А если б меня ни по имени, ни русской нельзя было назвать, ты б меня как звала?
ГЕЛЯ (улыбаясь). Морда лисья.
ЛЁЛЬКА. Ещё ничего. А то, я думала, покрепче чё-нить выдашь.
ГЕЛЯ (крича в сторону своего дома). Саш, ты куда пропал? Или мы тоже в дом идём.
СЕДОЙ (крича из дома). Гелик, погоди! Пять минут.
ЛЁЛЬКА. Гелик-велик… Денис тебя так называл, помню... (Вздыхает.) Чудны дела твои, Господи! Они тебя, значит, как эстафетную палочку друг другу передают?
ГЕЛЯ. Слушай, да иди ты!..
ЛЁЛЬКА. Журавлёв если узнает, что вы по-серьёзке… Его друг и вдруг! (Хихикает.) У Журавлёва прыщи на лице выскочат. От злости.
ГЕЛЯ. Чё ты радуешься, как дурочка? Взрослая тётка вроде…
ЛЁЛЬКА. Скажи толком, расписались вы или нет?
ГЕЛЯ (неохотно). Ну да.
ЛЁЛЬКА. И чё же, не отмечали даже?
ГЕЛЯ. Не-а.
ЛЁЛЬКА. Понятно. А спите как, раздельно?
ГЕЛЯ. Слушай, тебя что интересует?
ЛЁЛЬКА. Ёлки-палки, как будто не знаешь! Может, ты мужика только зря мучаешь. Думаешь, ему только печать нужна – щас! За задницу меня в тот раз ухватил знаешь как – я две недели вот с такими синячищами ходила. У него от воздержания, наверно, уже крышу снесло.
Из дома выходит Седой – в руках у него бутылка шампанского и несколько фужеров.
СЕДОЙ. А Нина куда ушла?
ЛЁЛЬКА. Чё Нина – тебе двух самок мало?
СЕДОЙ. Ну это смотря для чего.
ЛЁЛЬКА. Для полноценной жизни.
СЕДОЙ. Я полноценно и один могу жить. Вполне.
ЛЁЛЬКА. Слушайте, Нинка права, какие-то вы (пародирует Нинку) «загадошныи-и»… Поругались, что ли?
ГЕЛЯ. Было бы из-за чего. Нам делить пока нечего. (Седому.) Чего отмечать собрался?
СЕДОЙ. Гелик, я предлагаю…
ГЕЛЯ (перебивая Седого). Давай ты меня так не будешь называть.
СЕДОЙ. О’кей. Предлагаю выпить за хорошее начало лета.
ЛЁЛЬКА. Ух ты. А может за роспись выпьем? Я Нинке не разболтаю, не бойтесь.
ГЕЛЯ. Лёль, успокойся, а. Что ты как заводная, ей-богу, как будто тебе энерджайзер в одно место всунули.
ЛЁЛЬКА. Гель, я тебя два с лишним месяца не видела. Пришла. А ты мне… Я ведь и уйти могу.
СЕДОЙ. Ну вот, всё время ляпну чего-нибудь… не к месту. Девушки, я хреновый тамада, но постараюсь вас развеселить. (Разливает шампанское.) Давайте выпьем за девчат, за этот щедрый стол, за то, чтоб не упасть в салат, и чтоб сушняк ушёл…
ЛЁЛЬКА (перебивая). То есть за роспись категорически отказываетесь?
ГЕЛЯ. Да что тебе роспись эта далась? Есть она, нет её – какая разница?!
ЛЁЛЬКА. Итит твою мать! Как это какая разница? Я с печатью, например, себя полноценной женщиной чувствую. У меня что на лбу написано, что печать фиктивная. Ничё там не написано. Все знают, у меня есть муж, у меня семья – ко мне и отношение другое.
ГЕЛЯ. В Америке для женщины самое главное – свобода.
ЛЁЛЬКА (внезапно вспыхнув). Да чхать мне на твою Америку! Ты там обосноваться, что ли, собралась? Америка!
ГЕЛЯ. Вот поэтому и плетёмся в заду Цивилизации.
ЛЁЛЬКА. Ещё неизвестно кто у кого и где плетётся! Нам весь мир завидует. Все только и смотрят, чтоб мы окочурились.
ГЕЛЯ. Чему завидовать-то? Нинкиному халату драному или твоим босоножкам чмошным?
ЛЁЛЬКА. Да ты глаза разуй, дальше носа глянь! У нас богатства какие в стране – нигде в мире нет!
ГЕЛЯ. Ты чё надрываешься – у тебя, что ли, эти богатства? Если у тебя, почему в старых босоножках ходишь?
ЛЁЛЬКА. Может, они мне нравятся. Хочу вот и хожу, у нас свобода.
ГЕЛЯ. Ну да, свобода на глупость и на бедность.
ЛЁЛЬКА. Ой, ладно, хватит, а то поругаемся.
СЕДОЙ. Верно. Сколько ни ори, во рту слаще не станет.
НИНКА (выглядывая из своего окна). Вы чё орёти-и? Телевизер переорали. Никак бухать начали?
СЕДОЙ (поднимая бутылку шампанского). Нина, чисто символически. Если желаешь присоединиться – все «за».
НИНКА. Да ну вас. (Закрывает окно.)
Седой смотрит на часы. Геле.
СЕДОЙ. Ну что, я звоню?
ГЕЛЯ. Звони.
Седой отходит далеко в сторону и набирает номер на телефоне. Разговаривает по телефону на заднем плане, его не слышно.
ЛЁЛЬКА. Мда… (Берёт фужер с шампанским.) Чую, пить я сегодня буду одна и нажрусь как свинья. (Пьёт.)
ГЕЛЯ. Лёлька, скажи мне, если б ты вдруг узнала, что со мной случилось что-то очень нехорошее… Что-то плохое. Ты бы отвернулась от меня?
ЛЁЛЬКА. А чё плохое-то? В тюрьму села?
ГЕЛЯ. Нет, самое плохое.
ЛЁЛЬКА. Померла бы если? Ну, выпила б за тебя, поплакала. А чё это за вопросы дурацкие?.. (Вдруг спохватилась.) У тебя чё – онкология?! Гелька, ты чего молчала-то? Из-за этого, что ли?
ГЕЛЯ. Да я так. Спросить нельзя?
ЛЁЛЬКА. Ничего себе вопросы. Выкладывай давай.
ГЕЛЯ. Нечего выкладывать. Просто спросила.
ЛЁЛЬКА. Нет, вы не загадошные, вы долбанутые на всю голову. (Пьёт шампанское.)
Седой заканчивает разговор и прячет телефон в карман. Подходит к столу. Геля смотрит на него во все глаза.
ГЕЛЯ. Ну?..
СЕДОЙ (выдержав небольшую паузу). Всё отлично. Можно праздновать.
ЛЁЛЬКА. Чего отлично-то? Вы толком сказать можете?
ГЕЛЯ. Наливай! Я думала, что я беременная крокодилом. УЗИ показало – я просто объелась.
ЛЁЛЬКА. Блин, Гелька, мне иногда тебя по башке шарахнуть хочется чем-нить тяжёлым. Если бы ты не была моей подругой, я бы тебя давно уже придушила. Голыми руками!..
Лёлька дурачится и «душит» подругу, схватив за шею и тряся как грушу. Геля, высунув язык и закатив глаза, мотает головой из стороны в сторону. Седой прыгает вокруг них с бутылкой и фужером в руках.
ГЕЛЯ (дурачась). Спасите-помогите!..
СЕДОЙ. Так её, Лёлька! Сильней, сильней дави!..
Вдруг из дома выскакивает Нинка с топором в руках: она агрессивна, воинственна и готова драться.
НИНКА. Ну-ка, оставьти иё! Охренели совсем!
ЛЁЛЬКА. Нинка, зарубишь! (Отскакивает от Гели в сторону.)
ГЕЛЯ. Нин, успокойся, это мы дурью маялись.
СЕДОЙ. Нина всё правильно делает – соседка одна, а придурков много.
НИНКА (в сердцах). Фартыпьяна мать! Нашли с чем дурачиться. Вы б ишо с ножами тут носились по двору.
ГЕЛЯ. Нин, спасибо. (Подходит и обнимает её за плечи.) Жалко, что ты не моя подруга.
НИНКА. Да мне такии подруги задарма не нужны… У меня в деревне пьяный отчим за мной с топором гонялси – знаешь как! Я через всю крапиву, огородами от иво – лётала как шальная пуля! Поэтому я таких шуток не понимаю. С этим не шутят.
СЕДОЙ. Девчонки, Нина права: давайте как-нибудь осторожней с движениями.
ЛЁЛЬКА. Одно неверное движение – и ты беременная.
НИНКА. Издиваитись?
СЕДОЙ. Избави бог. Нина, я предлагаю присоединиться к нашему небольшому междусобойчику и выпить шампанского.
НИНКА. С чего это? Сёдни праздника никакого нет – я без праздника не злоупотребляю.
ГЕЛЯ. Есть сегодня праздник. Вернее, не сегодня, но мы решили отметить. Задним числом.
НИНКА. Тёмно как-то объясняишь.
ГЕЛЯ. Мы стали мужем и женой.
НИНКА. Ну: я тоже когда-то женой была – чё-жа всю жисть теперь отмечать это безобразие?
ГЕЛЯ. Ты не поняла, мы две недели назад в ЗАГСе расписались… Мы тебе про мужа нарочно сказали – чего вдаваться в лишние объяснения. Мы давно знали друг друга, и вот решили расписаться. Созрели, так сказать.
ЛЁЛЬКА. С института ещё друг друга знали, Нин. Мы все в одной компании тусовались. На танцах, на занятиях, а то и на свиданиях вместе были.
НИНКА (недовольно). Ну были и были – чё-жа теперь убиться, что ли…
ГЕЛЯ. Не обижайся.
НИНКА. На обиженных воду возят. (Махнув рукой.) Наливай давай.
СЕДОЙ. Вот это по-нашему. (Разливает шампанское.) Сразу видно – человек от земли, берёт быка за рога…
ЛЁЛЬКА. Так. Я сразу предлагаю тост за любовь.
ГЕЛЯ. За какую-такую любовь?
ЛЁЛЬКА (удивлённо останавливается). Как это за какую?..
СЕДОЙ (стараясь исправить ситуацию). За любовь к приключениям.
НИНКА. Не надо мне никаких приключений, я буду лучше один хлеб жрать, но чтоба этот кусок хлеба у меня кажный день на столе был.
ЛЁЛЬКА. Значит, за стабильность.
СЕДОЙ. Правильно, сейчас всем не хватает стабильности и…
ГЕЛЯ. И денег.
НИНКА. Все не заработаишь. Давайти за стабильность.
СЕДОЙ. За стабильность!
ГЕЛЯ. Ура!
Все чокаются и пьют.
ЛЁЛЬКА. Правильно, пусть у мужа будет стабильно на полшестого.
ГЕЛЯ. Лёлька, ты кроме секса можешь о чём-нибудь другом думать?
ЛЁЛЬКА. Зачем?
НИНКА. Всё правильно. Пока машинка работаит, пусть думает о чём хочит – о секси, о кекси... Когда машинка откажет, тада будет о небесах думать.
ЛЁЛЬКА. А вдруг не откажет?
ГЕЛЯ. Найдёшь себе деда какого-нибудь. Пободрее чтоб.
ЛЁЛЬКА. Да у дедов уж к тому возрасту все механизмы испорчены.
НИНКА. Это ты зря говоришь. У маво мужа родный дядя был на шесть лет иво моложи-и.
ЛЁЛЬКА. Как это?
НИНКА. Ну, дед маво мужа, когда с войны пришёл, женилси ищо раз. Евойная первая жена умерла в двадцать семь годов от пневмонии, пока он на фронти был. У ей дочка осталась, ну, мать маво мужа, махонька ещё была. Он помыкалси-помыкалси и сошёлси с одной молодой женщиной – после войны много одиноких было. А потом она ему сына родила! А евойная родная дочь, мать маво мужа, свекровь моя, к тому времени тоже сына родила, ну, мужа маво… То есть родный брат моей свекрови был моложи иё сына на шесть годов – во какие деды бывают!
ГЕЛЯ. Ничё не поняла – кто кого родил? (Седому.) Ты понял?
СЕДОЙ. Представь, что твоя родная сестра моложе твоей дочери на шесть лет.
ЛЁЛЬКА. Нин, это когда было-то? При царе Горохе. А щас мужики не в дедов превращаются, а в инвалидов.
НИНКА. Так, девки, чую без моей наливки не обойтися… А то с вашего шампанского только в сортир тянет.
СЕДОЙ. Может, я за ликёром тогда?
НИНКА. Оставь ты ликёр свой. У меня домашняя наливка – закачаисси! Пьёшь – компот, а потом как шибанёт – ног не чуишь. (Уходит в дом.)
ГЕЛЯ. Саш, тогда соку и чипсов в магазине возьми.
ЛЁЛЬКА. Ой, Сань, а мне этот – крекер возьми солёный. На, денежку… (Достаёт деньги и протягивает Седому.)
СЕДОЙ. Убери, говорю. Ладно, не скучайте. (Уходит.)
ЛЁЛЬКА. Чего ты за вопрос дурацкий мне задавала?
ГЕЛЯ. Какой вопрос?
ЛЁЛЬКА. Ой, не придуряйся. Говоришь, если с тобой чё плохое случится, как я к тебе относиться буду. Такие вопросы так просто не спрашивают.
ГЕЛЯ. Давай ещё выпьем.
ЛЁЛЬКА. Правильно. (Разливает шампанское.) Без смазки разговор не катит… Гель, я ведь не от дурного любопытства, я за подругу свою переживаю… Давай выпьем за ваше зашибись – и пусть ваш фиктивный брак превратится в нормальный.
ГЕЛЯ. Ты щас честно?
ЛЁЛЬКА. Угу.
ГЕЛЯ. А то уж готова была под Седого лечь.
ЛЁЛЬКА. Да это я тебя подзадорить, – эх, дурилка. Ну, давай.
Геля и Лёлька чокаются и выпивают.
Нинка права: от пузырьков живот пучит, того и гляди наружу выскочат. (Смеётся.) На унитаз тянет.
ГЕЛЯ. А мне похорошело.
ЛЁЛЬКА. Это на голодный желудок.
ГЕЛЯ. Знаешь, куда сейчас Седой звонил?
ЛЁЛЬКА. Насчёт визы, что ли?
ГЕЛЯ. На Соколиную гору.
ЛЁЛЬКА. Ух. А птицы тут при чём?
ГЕЛЯ. Не тупи, Лёля. На Воробьёвых горах в Москве университет стоит, а не воробьи сидят. А это Соколиная гора.
ЛЁЛЬКА. Тоже в Москве, что ли?
ГЕЛЯ. Ну да. Центр по лечению СПИДа.
ЛЁЛЬКА (машинально вскрикнув). Ой!
ГЕЛЯ. Только спокойно, не ори.
Лёлька замирает на месте с открытым ртом.
Он там на ВИЧ анализы сдавал. Надо было
