ПОЖАР ЛАТИНСКОГО ПРОСПЕКТА
Рыцарский роман на производственную тему в двух с лишним частях
Часть первая
I.
Любовь, как можешь сердце обмануть,
Коль — вольно или нет! — уже в нём поселилась?
Грешно ли, свято — но ведь горячо оно забилось,
Смятенный безрассудно выбирая путь…
И счастлива кипеньем жизни кровь:
«Любовь!.. Во мне теперь живёт любовь!»
Итак, надо было успеть родить. Явить на свет уже родившегося утра: времени оставалось мало — только и успеть дойти до автостанции.
А может, не мучить себя потугами: оно тебе надо?Отказаться от нерожденного ещё дитяти.
Но всё же, попробовать стоило…
«Хочу, чтоб жизнь в глазах играла…» Или — «блистала»?Конечно, лучше всего было бы ввернуть «искрилась», нопомучься потом в потугах, рифму к такому глаголу подбери! Оставляй так пока, хотя и примитив, конечно,и про глаза её, с жизнью в них играющей, ты, Лёша, сдаётся, уже врал как-то… Или хотел ещё только соврать?
Дальше… Дальше что будем желать? Материального —это конечно: без денег с ней никуда! И не скупись, вякай сразу про миллион — начни, называется, с малого. И про семью — святое дело! — про семью уж сегодня не забудь ни в коем случае. Вот где будет нужен высший пилотаж:дойти до самого сердца, пройдя по лезвию ножа — иначе ведь ничего не получится! Вот от сердца своего и пожелай, оттолкнись от этой взлётной полосы. Ты ведь счастья ей хочешь? Наберись мужества не мямлить и не врать самому себе — понятно, что без тебя! Но сейчас не для мелочности минута — те самые явились из-за туч мгновенья: воздуха полную грудь, крылья к полёту из-за плеч, балласт суеты за борт! Что пожелать ей в главном — личном, семейном?Вообще-то, ясно, спокойствия, гармонии и мира. Но это хоть и верные абсолютно координаты, однако бреющий полёт. Любви, конечно, любви! Мужа и сына — правильно!Благо, и зовут-то их одинаково (вот и Небо начинает помогать). Как их только в одно слово теперь скучковать? «Сергеев» — не пляшет в строке… «Сергунчиков» (она так сына зачастую называет)? Да какой же Сергей старший «Сергунчик»?! Так, по случаю, хлестануть может — мало не покажется! «Сереженек» — вот! С любовью её, и по делу. «Любовь Сереженек через край»… Эх, «е» одно лишнее — в строке не умещается. «Чрез край»? Но это уже Пушкин. Извините, Александр Сергеевич, убогого посягателя на пафос высокопоэтичный — отползаем-с! «За край» — пойдёт. И чего она за край — «хлестала»? Не надо нам форс-мажора — накаркаешь ещё: ворона самолёту — враг! «Переливала» — в самый раз! Хорошо, назад теперь вираж заложи. Про «деньгу» — длинную. «Достаток быстро к миллиону шёл» — молодец, Алексей! Плети — лети! — дальше, не снижай высоты! Сдаётся, вон уже и ключевое слово, сквозь дымку туманную, проглянуло, через строчку победно замаячило — «танцпол». Только вот, не «быстро» — вмиг разбогатевши, она не то что здороваться — вспоминать тебя забудет. «Ровно» — здорово! Двойное, как классики учили (а уж к деньгам и вовсе тайно-масонское) прочтение: ровно к этим шести нулям — ровной мерной поступью. К тому же, здесь ты ей в помощи «прообещался»: доберёшься первым — поделишься. Так, теперь самое яркое, но и скользкое — танцпол…» И счастлив был такой звездой танцпол». «Звездой»? Что-то холодом от блестяще-глянцевой повеяло, нет? Возгордится ещё, нос задерёт — звезда ж танцпола всего! Вырубай потом в паркете её, пятиконечную. А то ещё за насмешку примет — зависть, мол, новичка. Давай-ка, на последнем-то вираже, уже без мёртвых петель. «И счастлив был ТОБОЙ танцпол». Супер! Класс! Так, на начало самое: первая-то строчка неживая. «Хочу, чтоб жизнью…» А чего — жизнью?.. «Ды-ша-ла»! Вижу посадочную полосу! В огнях вся!.. Вся! Вся полностью чтоб дышала! Каждой клеточкой тела своего! Насквозь — конечно: «Насквозь». «Хочу, чтоб жизнью вся насквозь дышала», — шасси к выпуску! Осталось теперь согнать, сгрудить, собрать разваливающиеся пока шеренги в стройную боевую фалангу.
Хочу, чтоб жизнью вся насквозь дышала!
Достаток ровно к миллиону шёл.
Любовь Сереженек за край переливала,
И счастлив был тобой танцпол!
Рождённые строчки уже жили в этом мире, летя sms-сообщением, в надежде сорвать улыбку с губ именинницы. А уж согреть — хотя бы на миг! — Её сердце они были просто обязаны — затем и явились на свет!
Я входил в здание автовокзала.
[i][/i]* * *
— Любе нужен партнёр по танцам. Ты же давно хотел пойти!
Я, да для Любаши, да чтобы жена любимая не прижучила за три («одну, конечно, Танечка, по пути домой бутылочку употребил») выпитых бутылки крепкого пива, был готов на всё! А ведь и верно — ещё весной, по утренней дороге-«этапу» на Ушаковскую каторгу, углядел из окна автобуса рекламный щит: «Студия танца. Танго. Латина». «О, как раздолбаюсь с этой блудой — надо будет пойти!» Давно ведь, действительно, хотел научиться танцевать так, как танцевали кубинцы в своём клубе тогда, в Лас- Пальмасе… А теперь ещё и Любашу — Любашу! — выручу: пришла и моя очередь. А я её, ты же, Танечка, знаешь! — всегда любил. Когда только, дай Бог памяти, последний раз мы с ней виделись? Но по телефону — помнишь же? — полгода назад с ней разговаривали. Так что, согласен безоговорочно и рад без меры!
Уж я им там задам джазу! Или даже: «Уж джазу им я там задам!»
— Хорошо, тогда завтра ей сам позвонишь. Иди, давай,
мойся…
* * *
Гаврила был умелым мужем,
Гаврила печки изваял,
Камин кому из камня нужен,
Иль барбекю кто заказал.
Он эксклюзивов не боялся —
К ним творческий имел подход.
Он в дымоходах разбирался —
Он точно знал, где дым пойдёт!
Б/у кирпич, кирпич ли новый,
А может, кафель вековой —
Гаврила справится толково:
Ему всё сладить — не впервой!
Чтоб загорелся яркий пламень,
Один секрет Гаврилы был:
В любой кирпич и всякий камень
Он душу каждый раз вложил…
* * *
— Позвони только, не забудь, Любане — она ждёт. Вот, возьми — здесь номер я записала, — в дверях уже совала мне листочек Татьяна.
Невнятно кивнув, я поспешил скрыться в лифте.
Любане?.. Зачем?.. Ах, да — «прообещался» ж вчера, дурень. Не было ещё печали!
Я ехал за город, к морю — смотреть новый, нежеланный заказ на постройку то ли барбекю, то ли мангала. Отбрыкивался я от него, слабо блея своей наперснице Алле: «Ну не знаю — не хочу связываться… Только-только с одним развязался… Осень уж
вовсю на дворе, белые мухи, того гляди, полетят. Да и в море мне давно пора сваливать». — «Чего ты выкобениваешься (о двух высших образованиях, Алла употребила, впрочем, здесь словцо покрепче), я не поняла? Нет, тебе что — заработать не надо?.. Ну не знаю — не верится мне что-то, что у тебя работы — валом… Слушай, они, вообще-то, именно тебя спрашивали… Короче… Ладно, до конца недели если надумаешь — позвони им, вот номер. Дольше, конечно, ждать тебя никто не будет — другого возьмём: фотографию чьего мангала, вот, показывала». Алла сделала много неоценимого в прошлой моей проклятой жизни, пока однажды не переложила эту поклажу на плечи Татьяны… И было бы в той фотографии работы неизвестного конкурента на что посмотреть!..
Ладно, позвонил. Ехал вот уже, впопыхах листая в автобусе толстые каминные каталоги — авось чего-то в голову и взбредёт: мне ж через полчаса разговор с хозяевами держать. Предметный, по месту, умный! Не гляди, что тоже знакомые, правда, шапочно.
Расклад, по приезду, под «сиротскую» кружку горячего кофе, получался неважный. Сотворить мне надо было то, сами они пока ещё не знали, что. «Предложи, нарисуй — ты же лучше знаешь. А мы посмотрим, подумаем». По-честному распределили. Ну и по цене, конечно, надо было «озвучить»: потянут ли люди сумму, на которую у меня язык повернётся, Но выговорить той цифры, что Алла, по-божески, велела, я заранее знал — не смогу. В общем, невнятно всё начиналось. Больше же всего не радовало то, что строить барбекюшку удумано было из нового отделочного кирпича и без каких-либо изысков: Гаврилу ждал академический примитив, а без творческого подхода наш умелец чах.
Сентябрьская суббота была на удивление тиха в посёлке важных дач. Осеннее полуденное благоденствие царило в еловом перелеске, куда выбрел после аудиенции на влажном ковре вязкого песка с Морем: будучи в двух шагах, не почтить Его Величества верноподданный, ясно, не мог. Теперь надо было насмелиться звонить Любе, хлебнув, конечно, для храбрости из откупоренной бутылки пивка. Э-эх, и мало же тебе было других забот! В море надо, по тихой волне, отчаливать, пока «Ушаковка» полностью не всплыла!
Первый, пахнущий хмелем глоток из запотевшей бутылкидарил тихую радость жизни.
А вообще-то Таня правильно сказала: «Последнее время что ,кроме работы той и камня своего, ты видел? Творческим натурам нужна встряска. А тут музыка, впечатления новые!.. Ну, потискаешься там невзначай — всяк лучше, чем пивасик твой.»
Убедила.
Телефонная трубка отозвалась Любиным голосом на третьем гудке. Звонку были явно рады.
— …Сейчас, Лёшечка, объясню, как туда пройти! Значит…
Праздношатающиеся люди нет-нет, да и брели сквозь перелесок к морю,
— …Что?.. Стоит это всего тысячу рублей в месяц, но, Лёша, это адреналин, это драйв, это такой заряд позитива!.. Лёша! Лёша, ни как ты будешь одет, ни во что обут, ни как ты двигаешься…
— Ну, это мы ещё посмотрим, кто из нас лучше двигается!
Она заставила себя рассмеяться.
— Значит, до вторника! Пока, Лёшечка! Танюше с Семёном привет! Ура- ура!
* * *
Когда же это было? Сто лет назад? Но в прошлом, точно, ещё веке.
Ага-ага!..
Когда то было?..
Сто лет назад?
Но в прошлом точно ещё веке!
А наш Гаврила
Нынче рад
Сорваться памятью к той дискотеке!
Сто, не сто — тринадцать точно. В марте месяце — непривычно дождливом и прохладном для солнечного Лас-Пальмаса. Субботним вечером, на дискотеке «HABANA», куда привёл меня кубинец Лосаро. Врач, выучившийся в Москве и прекрасно говоривший по-русски. Накануне он помог мне объясниться в строительном магазинчике, где я покупал «пинтура гранде температура» — жаростойкую краску для каминов, которых, как обычно между рейсами, намеревался залепить бездну. Оделся я тогда вполне демократично — на дискотеку, чай, выдвигался. В чёрную джинсовую пару, с закатанными до могучих запястий трюмного матроса рукавами, и светло-серую («проканавшую» при свете голубых софитов белой) футболку. Большинство же присутствующих — в основном кубинских эмигрантов, одеты были по парадно выходному. Кабальеро в пиджачных парах ослепляли белизной накрахмаленных воротничков, нескудные телесами сеньориты, поражавшие между тем пластикой движений, были в вечерних платьях.
И лились они — мелодии латины!
То плавными волнами гитарных струн, перетекающими вдруг в стремительные водовороты, то ниспадающим головокружительным водопадом с тысячами искромётных, вылетающих из меди трубачей, брызг. Танцующие пары сливались так, точно партнёры знали друг друга всю жизнь, а уж танцевать научились ещё в утробе матери. Тихо задохнувшись от восторга, я просто стоял в сторонке, и не помышляя даже, по примеру пожилого сухощавого немца в очках, чего-то с бока припёка клоунадничать. Хит танцпола прозвучал ближе к полуночи. «Коммуниста!» — истово вторили в припеве танцующие. Я
