- Эй, Ленька, иди к нам, у нас игрока не хватает!
- Но я не умею играть в футбол.
- А ты в ворота встанешь.
- Я не умею играть вратарем.
- Это не беда. Лаять умеешь?
- Не знаю... не пробовал.
- У тебя получится. Значит так, если пропускаешь мяч - вон видишь ту длинную ржавую трубу, - ныряешь в нее и быстро ползешь: туда и обратно с громким лаем.
И Ленька занял место в воротах.
За час с небольшим он прополз по трубе несколько километров - лая, кудахтая, рыча, воя; он клекотал, кричал изюбром, хрюкал, фырчал, шипел и мяукал.
- Я больше не знаю никаких животных, - сказал Сестренкин. - А ты, Генка?
- Я не в зоопарке работаю, - буркнул тот. - Пусть крокодилом орет.
- Крокодилы не орут, а плачут, - сказал Ленька и зарыдал.
- Ну, ну, Ленька, ты что? - обступили мы его. - Перестань, будь настоящим мужчиной, не хныкай.
- Я не хочу быть настоящим, хочу быть обычным!
- Ладно, мы переводим тебя в защиту. Но смотри, если не уследишь за нападающим - динозавром запоешь!
После того, как Ленька пропел древним ящером, проскрипел птеродактилем и проревел матерым медведем, голос у него пропал, силы оставили, и все, на что он был способен - это ползать на месте и тихо ругаться.
Но в большом футболе ползунам делать нечего, и мы отправили его в борцовскую секцию - пусть там на коврике ползает.
Как выяснилось позднее, в секцию Ленька не пополз, а пополз домой - жаловаться маме. Та, в свою очередь, пожаловалась нашим мамам. А некоторые из наших пап решили проверить - готовы ли мы наравне с Ленькой к сольной карьере пародиста животных... И выяснилось, что многие готовы даже получше Леньки, под свист ремня исторгая из себя звуки каких-то неведомых, фантастических животных. Сабельников утверждал, что лично он ревел тахоргом.
Короче, после неприятного разговора с родителями, я вышел на улицу и успокаивал свои нервы тем, что наблюдал, как плывет по ручейку кем-то пущенный бумажный кораблик.
Мимо прошла Наташка Грачева из дома семнадцать. Я посмотрел на нее, а затем опять перевел взгляд на уплывающий кораблик и представил себя капитаном огромного ледокольного корабля.
Ко мне подошел Алешка Репейников и встал рядом.
"Тоже, наверное, нервы успокаивает", - подумал я, и сказал:
- Вот что я думаю, Леха... Может, мне стать капитаном морского лайнера? А?
- Врешь, Борька, ты думал о Наташке Грачевой! Я видел, как она только что прошла мимо тебя. Только напрасно... Она на тебя и смотреть не станет!
Его слова меня немного задели.
- По тебе, что ли сохнет?
- Ну, сохнуть ей комплекция не позволяет, но страдать - страдает!
- И как же она страдает?
- Сильно, - односложно ответил Лешка. И немного помолчав, добавил: - Мучается... Вчера вечером позвонила и говорит: "Господи! Ну за что мне такие страдания! Почему именно мне поручили подтягивать тебя по русскому языку!"
- Дурак ты, Репей! - И в моем воображении снова возникла картина: я стою на капитанском мостике, вокруг корабля сплошной лед, пингвины прыгают, но корабль, несмотря ни на что, пробивается к Северному полюсу...
Из мечтательного состояния меня вывел Лехин голос:
- Ты о чем опять задумался? Знаю, знаю, можешь не говорить... О ней, о Наташке Грачевой... Брось! Пойдем лучше ко мне жареную рыбу есть.
- Рыбу? - оживился я. - Пойдем, я рыбу люблю. А после, хорошо бы в кино сходить. Только вот денег у меня почти нет. Родители на меня сердиты.
- На меня тоже, - вздохнул Алешка. - Но сейчас уже ничего. Остыли.
- А ты попробуй их радостно ошарашить, может, тогда денег дадут.
- Почему именно я?
- Но мы же к тебе идем есть рыбу. Шли бы ко мне, я бы своих ошарашил.
- Ну и чем я их ошарашу, - двойкой по арифметике?
- Нет, этим их не ошарашишь. К твоим двойкам они давно привыкли. А ты скажи, что получил тройку... с плюсом. Они, конечно, остолбенеют... Тут ты их тепленькими и бери!
- Они дневник потребуют.
- Ничего они не разберут в твоем дневнике. Когда ты его покажешь, они уже окончательно ослепнут от слез радости и удивления.
- А когда слезы высохнут - все же выяснится!
- Так мы уже кино смотреть будем!
- А после?.. - Алешка вздрогнул. - Нет, ты уж своих родителей ошарашивай. Я лучше честно скажу, про физру...
И как только мы пришли к нему домой, он закричал:
- Мама, похоже, что по физкультуре у меня в четверти будет четверка!
- Лятенький ты мой прелятенький, - залепетала Алешкина мама. - Радость-то какая! - и лицо ее засветилось от восторга.
- Я не лятенький, - поморщился Леха. - Это он лятенький и лятюненький, - и он указал на орущий сверток в руках его мамы. - А я - настоящий мужчина, и недавно доказал это в честном поединке с бесчестным Лисицким! И вообще, прошел все трубы, воды там всякие... и в огне, вернее, в костре побывал... вчера. Вот штанина чуть не сгорела, ты же видела...
- Видела, - вздохнула Алешкина мама, и пошла укладывать малыша.
- Орет и орет, - пожаловался на брата Алешка.
- Дети, что с них взять, - сказал я понимающе. - Есть у меня двоюродная сестра. Вернее их у меня две, но одна совсем маленькая; так она тоже все время орет - да еще как! А уж если ее спать укладывать... Хоть по сто раз ей рассказывай про Хаврошечку и кривую уточку - все равно орет! Одному мне удалось выход найти.
- Какой?
- А я как начну ей про всякие битвы и сражения рассказывать, так она у меня как лошадь, стоя засыпает, и сразу!
- Мальчики, сходите за хлебом и молоком, а я пока приготовлю вам обед, - попросила Алешкина мама.
Я вызвался сходить один. А по пути в магазин мне очень захотелось мороженого, и я съел две порции, а Лехе не купил. А чего ему покупать - у него рыбы завались!
- Смотри, Борька, сколько мама рыбы нажарила! - похвалился Алешка, когда я вернулся из магазина. - Угощайся! П потом мы... Эй, в чем это у тебя губы вымазаны?
Я молча принялся за рыбу.
- Мороженым! Я же вижу... А мне, значит, не принес?
Рыба была вкусной, и мне не хотелось тратить время на пустые разговоры, тем более с набитым ртом.
- Негодяй!
Я обиделся.
- Да подавись ты своей рыбой! Пойду-ка я лучше домой, - сказал я, продолжая уплетать рыбу.
- Ладно уж, ешь. Хотя я не отказался бы от мороженого.
- После твоих слов, у меня рыбная кость поперек горла встала! - сказал я, покончив со скумбрией. - Нет, ухожу обратно в свой дом, где я родился и вырос...
- Ну и катись!
И я покатился домой.
А дома, открыв холодильник, обнаружил только что купленные три десятка яиц.
Я позвонил Лехе и сказал, что я не такой жмот как он, пусть приходит и угощается крупными отборными яйцами по восемьдесят рублей десяток.
Ему бы в бегуны записаться! Не успел я трубку положить, а он уже в дверь стучит.
- Ну, где яйца? - выпалил он прямо с порога.
- Не торопись, садись поудобней. Сейчас я тебе их приготовлю. Тв как любишь: вкрутую или всмятку?
- Я их всякие люблю.
- А скажи-ка, почему у тебя губы жирные?
- Так ведь рыбу ел.
- А чего же мне не принес
- Ты же ел ее у меня!
- Есть-то я ел, но не наелся. Мог бы немного и принести, хотя бы для приличия... Жадина!
- Знаешь что, - рассердился Алешка, - я ухожу домой - туда, где прошли мои лучшие годы... Да что там говорить! Сам давись своими яйцами!
- А ты ешь, ешь, не психуй, мама еще купит.
- Нет уж. Пойду к себе - есть скумбрию. Прощай навсегда!
- Хочешь, можешь взять с собой яйцо. Только поаккуратней с ним! Не разбей по дороге!
- Обойдусь, - гордо сказал Лешка, но яйцо взял. - Ты вот что. Дай-ка мне книгу какую-нибудь почитать.
- В библиотеку сходи.
- Да ходил уже...
- Ну и что?
- Пришел. "Дайте мне книг", - говорю.
- Каких?
- Всяких дайте.
- Гм, стихи, может?
- Нет, стихи я не люблю.
- Какую же тебе?
Очень надоедливая попалась библиотекарша.
- Репортажную...
- Какую, какую?
- Ну, отчеты о футбольных матчах: кто с кем играл, кто забил, на какой минуте, кто попал в ворота, а кто промазал... Вот недавно Кузнецов из "Наковальни" из такого положения мимо вдарил! Козел! Я бы на его месте начал бы себе пенсию оформлять.
- Нет у нас таких книг... репортажных, - сказала библиотекарша, и почему-то загрустила".
- У меня тоже такой нет, - сказал я, но без грусти.
- Ну, другую дай.
- Какую другую?
- Да что вы дотошные какие! Жюль Верна дай, что ли...
- А ты бережно будешь с ней обращаться? Глазунью на нее не опрокинешь, как однажды сделал Женька Лисицкий, и за что я здорово получил от папы.
- Ну, из одного яйца глазунью не сделаешь, - сказал Алешка, и положил в карман еще одно яйцо. - И потом, я грибы больше люблю, чем яйца.
- Да какая мне разница, что ты вывалишь на мою книгу!
- Даю честное слово, что не собираюсь вываливать грибы на твою книгу: они вкусные, я их сам съем. И котлеты тоже не вывалю, и сосиски, и...
- Ладно, - сказал я устало. - Обещай, что не станешь читать во время еды, а что ты там будешь есть в свободное от чтения время - мне неинтересно. Если хочешь, поделись такой информацией со Славкой. Он оценит... И смотри - не потеряй книгу!
- Обещаю, что не расстанусь с ней даже в туалете!
- Зачем же брать ее в туалет? Лишнее это, лишнее...
С книгой мы кое-как разобрались. Тогда Алешка и говорит:
- Раз мы с тобой помирились, так и быть, расскажу тебе, что со мной случилось прошлым летом, когда я путешествовал на корабле вокруг света...
- Давай, ври!
- Я могу и не рассказывать, - обиделся он.
- Ну и не рассказывай.
- Ну и не буду, - сказал Алешка и стал рассказывать. - Однажды проплывали мы экватор, и по этому поводу устроили праздник Нептуна. Ну, стали водой друг друга поливать, и так случилось, что один бабуин столкнул меня за борт...
- За что?
- Я тоже спросил его об этом, падая в океан, но ответа не получил, или не услышал... Ну, лечу я, значит, в воду и думаю: "Одурел он, что ли... Здесь же рыба-кит плавает и акулы хищные шныряют!"
- Ты, наверное, надоел всем, вот тебя и вытолкнули. На их месте я бы поступил также. И потом: нужен ты киту! Он планктоном питается.
- Акулы-то планктон не едят...
- У тебя каждый зуб как веретено, любая акула испугается.
- У меня зубы нормальные, - рассердился Алешка. - А вот у тебя сейчас с зубами проблема будет!
- Какая еще проблема?
- Узнаешь, когда они посыпятся из твоего рта.
- Не смеши меня, это невозможно. Вероятность - не более процента. Даже процент от процента.
- Я в процентах не разбираюсь. Просто дам тебе как следует, и никакой врач не поможет!
- И не надо. У нас во дворе живет народная целительница, госпожа Люба. Я к ней обращусь.
- Моя мама говорит, что все эти целители - шарлатаны.
- Не скажи. Мой папа рассказывал, что как-то у его приятеля зуб под золотой коронкой разболелся. Вызывает он, значит, по телефону целительницу...
- Госпожу Любу?
- Нет, другую. Не знаю, народная она или заслуженная... Пришла она быстро, посмотрела на него - и папин приятель сразу спать захотел. А когда проснулся - зуб на месте, и по-прежнему болит, а коронки нет. "Профессиональная работа!" - сказал папа. А это у него высшая похвала.
В общем, за разговором, мы опять