ЗАСТУПНИЦА

то, что старое пальто было коротковато, Алёнку ничуть не смущало. Всё равно бабушка надевала на неё двое тёплых штанов, так что простудиться она никак не могла.
Алёнка и сейчас не отказалась бы от этих толстых и мягких штанов, которые бабушка, как в том стихотворении про чуднóго забывчивого дяденьку называла «гамашами», но сегодня всё получилось совсем наоборот. После того, как Софья Андреевна поговорила с кем-то по телефону,  она обернулась на Алёнку, и её встретили два настороженных блестящих глаза, которые от света лампы, казалось, блестели ещё сильнее. Минуту или две она колебалась. Описанные  в телефонную трубку симптомы, очень были похожи на инфаркт. Но мужчина, с которым случилась беда, ни за что не хотел вызвать «неотложку».
- Представляете, - плача, говорила в трубку его жена, - он думает, что всё пройдёт само!
- Софья Андреевна, лапочка, - умоляла она доктора, - может быть хоть Вы его посмотрите да убедите, что с сердечной болью не шутят?
На этот раз долго думать Софья  Андреевна не стала. Она велела Алёнке надеть водолазку и юбочку, принесла прямо в комнату её валенки и новую чёрную шубку, отороченную внизу белым мехом. После этого она приподняла Алёнку, сунула её в валенки, которые  стояли перед ней словно по стойке «Смирно!» и, запахнув на ней длиннополую шубу, подвязала её узким ремешком. Потом надела на Алёнку шапку, которая вместо завязок имела пришитую по краям резинку, перевернула её и, убедившись, что шапка сидит довольно плотно, взяла Алёнку за руку и вывела из дома.
В таком виде Алёнке разгуливать по улице, да ещё и под светом раскачивающихся взад-вперёд фонарей, пока что не приходилось. Она даже подумала, что если бы её сейчас увидел отец, очередной порции тумаков ей было бы не избежать. Но, по счастью, рядом с Алёнкой шёл не вечно сердитый на неё папаша, а Софья Андреевна, её любимая бабушка.  И потом это было даже весело: ощущать, что под шубкой кроме юбки и колготок ничего не было. Но холода маленькая  Алёнка не ощущала, потому что толстые и длинные пóлы шубы закрывали ей ножки чуть ли не до пят, так, что даже носы валенок было видно с трудом. И внезапно Алёнке стало так весело, что она даже песенку запела. Но тут Софья Андреевна строго сказала, что петь песни на таком морозе – дело уж совсем никуда не годное. И потом – они уже пришли в тот дом, где Софью Андреевну с нетерпением ждали.
- Посиди здесь недолго, - сказала Софья Андреевна и посадила Алёнку на стоявшую в коридоре низенькую тумбочку.
Алёнка послушно села и какое-то время смотрела на дверь, за которой скрылась её бабушка. Сверху на Алёнку свисали чьи-то пальто и плащи, а от тумбочки, на которую она уселась,  шёл какой-то неведомый запах. Он был похож на тот самый запах, который Алёнка всегда ощущала, когда бабушка скатывала старые половики,  выносила их во двор и принималась нещадно  трясти  и бить железной выбивалкой.
Эта самая выбивалка то и дело напоминала Алёнке ракетку для тенниса, которую она частенько видела у соседа с третьего этажа – Алеши. Один раз она,  преодолев нерешительность, так и обратилась к нему по имени и назвала просто «Алёшей». Но всегда спокойная Софья Андреевна почему-то на сей раз вспылила и сказала Алёнке, что молодого человека такая пигалица (она именно так назвала  маленькую внучку) должна обращаться к соседу с четвёртого этажа по имени и отчеству.
Что такое имя – Алёнка в свои пять лет понимала уже хорошо, а вот с отчеством вышла у неё совершеннейшая заминка.
Сначала Алёнка хотела спросить, что означает слово «отчество» у бабушки, но решив, что раз та  почему-то рассердилась, малышка подумала, что делать этого пока не стóит. А поймать Алёшу (которого в своих мыслях она именно так и продолжала называть) у неё никак не получалось.
Впрочем, как-то раз Алёнке всё же повезло. Он шёл по двору со своей неизменной ракеткой для тенниса и с какой-то красивой девушкой. Бабушки рядом не было, и Алёнка, которая проследовала за молодой парой в подъезд, осмелела и задала свой, мучивший её вопрос, касающийся отчества, поднимающемуся на свой четвёртый этаж, Алёше.
Но Алёша вместо того, чтобы объяснить крохе, что означает слово «отчество», и самое главное – какое именно отчество у него,  почему-то  замялся и вместо того, чтобы ответить Алёнке на её вопрос, покраснел, как один из бабушкиных пациентов  - староватый на вид мужчина из соседнего дома. Только тот дядька, как помнилось Алёнке, страдал не проходящей одышкой и постоянно заикался и кашлял. Алёша же вместо того, чтобы начать заикаться и кашлять, сначала покрылся какими-то странными красными пятнами, а когда его спутница засмеялась, Алёша тоже принялся хохотать и даже присел от смеха на лестничную ступеньку.
Закончилось это тем, что, встретив на следующий день Алёнку, Алёша,  оглянувшись,  словно он что-то украл у торговцев на близлежащем рынке, тихонько сунул ей в руку большую шоколадку и сказал, чтобы Алёнка впредь называла его просто «Алёшей» и добавил, чтобы она не занималась глупостями. Ну, а потом, наскоро погладив её по голове, скорым шагом подошёл к подъездной двери и скрылся за ней.  Алёнка ещё какое-то время вспоминала прикосновение незнакомой руки к своей голове,  и ей почему-то показалось, что прикосновение Алёшиной ладони было  даже  мягче, чем те, прикосновения, которые она чувствовала, когда ей по волосам гладила Софья Андреевна.
- «Значит, никакого отчества у него и нет. Ошиблась бабушка», - вслух сказала сама себе  Алёнка и принялась за шоколадку.
… Вдруг на колени ей прыгнул рыжий кот и спугнул все  воспоминания. Алёнка, которая уже совсем поддалась им, невольно вздрогнула: откуда могла взяться эта рыжая бестия с нахальными янтарно-жёлтыми глазами?
Но кот и не думал уходить. Он как бы невзначай подставил свою голову к Аленкиным ладоням, словно ненавязчиво требовал, чтобы его погладили…

У Станислава Алексеевича, на помощь которому посреди ночи поспешила Софья Андреевна, оказался  никакой не инфаркт.
Сердце у него работало, конечно, не так, как  у шестнадцатилетнего Алёши,  но и неотложной помощи здесь не требовалось. По счастью, не требовалось.
- Налицо все признаки артериальной гипертензии, - не допускающим возражения тоном вынесла вердикт Софья Андреевна, - завтра же отправляйтесь к участковому, чтобы сделал Вам кардиограмму и за давлением следите. Потому что оно при  таком заболевании сердца давление -  вещь очень опасная.
- Так отчего же у него такая боль возникла, доктор? – спрашивала жена Станислава Алексеевича, которая продолжала стоять рядом с кроватью. После того, как она услышала, что инфаркта у её мужа нет, внутреннее напряжение потихонечку стало отпускать женщину.
- Ну, при резком скачке давления боль в сердце тоже бывает довольно сильной, - стала объяснять Софья Андреевна. – Даже простая кардиалгия может вызвать боль: колющую или давящую, это неважно. Но может.
- А что это такое – кардиалгия? – подал голос с кровати Станислав Алексеевич, - она тоже опасна, как и инфаркт или как её там…?
- Артериальная гипертензия, - повторила Софья Андреевна, и всё тем же строгим голосом произнесла: «Да, опасна! Тем более, на седьмом десятке лет!»
Пока она объясняла, как работают сердечные клапаны и сердечная мышца, а так же какие сбои в её работе могут ожидать человека в преклонном возрасте, прошло долгое время. Аленка, сидевшая на тумбочке, незаметно для себя уснула, обняв рыжего нахального кота, который, судя по всему, ничего не имел против того, чтобы удобно расположиться в тёплых детских ручонках. Так их обоих и застала Софья Андреевна – безмятежно спящих в позах, для сна мало подходящих.
- Может, девочку у нас до утра оставите? – засуетилась жена Станислава Алексеевича, - смотрите, как крепко уснул ребёнок.
- Ничего, - присела на корточки перед заснувшей Алёнкой Софья Андреевна, - сейчас придём домой – и досмотрит все свои сны.
- Алёнушка, - она осторожно дотронулась до Алёнкиного лица, - вставай, детка, пойдём домой.
Рыжий кот проснулся первым и зевнул, широко открывая рот.
- А что? – вдруг испугалась со сна Алёнка, - ты хочешь отвезти меня домой? Под словом «дом» она до сих пор понимала ту самую квартиру, в которой она совсем недавно жила с мамой и постоянно обижающим её отцом.
- Никуда я не хочу тебя отвозить, - помогая слезть Алёнке с тумбочки, уверенным тоном ответила Софья Андреевна, - пойдём сейчас и вместе спать уляжемся.

Они попрощались и вышли на улицу. Морозный воздух немного привёл Алёнку в себя. С неба потихоньку начали падать мелкие снежинки. Всё так же продолжали гореть фонари,  и их свет серебрил и медленно спускающиеся  вниз снежинки, и  снег на деревьях, отчего улица казалась ещё светлее. На ней даже ночью было не страшно.
Впрочем Алёнке, когда рядом с ней была Софья Андреевна, не было страшно нигде и никогда. «Как же с бабушкой здорово, - пронеслось в её голове, - с ней и днём здорово, и ночью». 
Видимо, Софья Андреевна подумала о том же. Она крепко сжала Алёнкину ладошку в шерстяной варежке, посмотрела ей прямо в глаза и подумала: «Как только рука поднялась ударить эту кроху?»
Но, чтобы грустные мысли не овладели ею до конца, Софья Андреевна незаметно смахнув невесть откуда взявшуюся слезинку, сказала, попытавшись придать голосу весёлые нотки:
- А завтра пойдём с тобой в парк!
- И будем там на всех-на всех горках кататься? – Алёнка уже забыла, что только что хотела спать.
- На всех, - пообещала бабушка. И, словно читая Алёнкины мысли дальше, добавила с хитрецой в голосе:
- А потом ещё в кафе зайдём и горячего кофе попьём с пирожными. Идёт?
- Идёт! – запрыгала Алёнка в своей длиннополой шубе. И тот час уточнила, пуская изо рта пар:
- А можно не в этой шубе идти?
- Конечно, - с бабушкиных губ слетел такой же пар. – Шубу-то мы прибережём для каких-нибудь торжественных случаев. Для особенных!
И, подняв указательный палец кверху, она улыбнулась озорной, почти детской, улыбкой, и повторила:
- Для особенных!